— Филип, — тихо, но отчетливо произнес Шон, — только скажи...
Правитель от этих слов чуть не подпрыгнул.
— Вы виновны пока только в неподчинении, — обратился он к Шону и Кайлу, — я прекрасно видел: ни один из вас не двинулся с места, когда последовал приказ арестовать беглых. Но если вы что-то предпримете, это будет уже государственная измена. Сбежите с ними, — глава государства кивнул в сторону крестника и дочери, — по закону ответят ваши семьи. Насколько мне известно, у вас обоих есть братья и сестры, да и родители еще живы...
Ив взглянула на Филипа и с тревогой увидела: он не может принять решение. Ей стало страшно, похоже, ради нее он собирается послать своих друзей (или их родственников) на смерть. Шон и Кайл тоже колебались: угроза Правителя охладила их, но не заставила отказаться от идеи помочь другу. Девушка лихорадочно пыталась найти выход. После всех их прегрешений нечего рассчитывать на милость. Правитель наверняка расправится с крестным сыном, спас тот сейчас жизнь ему и его людям или нет. А ее запрет в монастырь. Да какая ей будет разница, если Фила повесят? Но получить свободу, принеся в жертву друзей или их семьи... Пожалуй, перейдя такую черту, ни Филип, ни она уже не смогут быть прежними, и их свяжет уже не симпатия (или любовь, черт бы ее побрал, раз все это так называют!), а запятнанная кровью друзей совесть. От таких уз захочется поскорее избавиться... Нет, надо искать приемлемый выход.
Филип действительно не знал, что делать. Он прекрасно помнил, каково пришлось Ив, когда Правитель отправлял его на каторгу. Не хочет он вновь заставить ее пережить подобное или худшее. Но и предать друзей он не может. Да и что толку в победе над четырьмя людьми крестного? Потом старик наверняка сам схватится за меч. Обезоружить людей сопровождения, не причинив им значительного вреда, несложно, а вот поединок с крестным достаточно непредсказуем: тот слишком хорошо владеет мечом. Если Правитель ранит его, не страшно, шкуру штопать не впервой. А вот если он случайно заденет старика, это будет уже слишком для и без того пакостной карьеры непутевого сынка герцога Олкрофта. Ну хорошо, даже если удастся выбить у крестного меч или заставить сдаться, то что? Упрямый старикашка тут же начнет угрожать Шону, Кайлу и их родственникам. По его физиономии видно: он уже получил подарки на все грядущие дни рождения, наткнувшись на "беглых", и теперь не выпустит ни за какие коврижки. Да и Энджи не слишком рвется в бой, а она-то знает своего папашу как никто...
В этот момент девушка придвинулась к Филипу, он чуть наклонился, не сводя глаз с Правителя и его людей.
— Фил, мы не можем так поступить с Шоном и Кайлом, — прошептала она, так и не найдя другого решения.
Филип, к ее удивлению, облегченно вздохнул. Слова Ив все решили. Раз она не хотела драться, он знал, как поступить. Молодой человек взглянул на нее, и в голове у него пронеслось: "Теперь, Энджи, вытащить меня для тебя не составит труда, если ты, конечно, захочешь. Ну, а не захочешь... Тогда последней моей подружкой станет виселица." Он расслабился, опустил меч и крикнул:
— Крестный, я сдамся, если вы пообещаете предать меня, наконец, в руки правосудия, а не начнете выдумывать очередные способы наказания и перевоспитания для собственного удовольствия!
— Договорились! — ответил довольный Правитель. — Хочешь в конце своей никчемной жизни почтить закон — пожалуйста. Отправишься на виселицу под чтение приговора и барабанную дробь.
— Очень хорошо, — весьма нагло заявил Филип, отбрасывая в сторону меч, который тут же подобрал один из агентов Тайной службы. — По крайней мере, все будет цивилизованно, без помоев, грязи и вшей. И еще попрошу без плеток и кандалов: шрамов на моей шкуре и так хватает. Я не буду пытаться бежать, даю вам слово. Да, хочу предупредить заранее: в качестве последнего желания приговоренного попрошу ночь с вашей дочерью.
Шон с Кайлом только диву давались, слушая нахальную речь друга.
— Не слишком ли много условий? — издевался Правитель, — А что же это Евангелина молчит? Или тебе удалось научить ее манерам?
— Я так растрогана нашей встречей, отец, что слов не нахожу.
Девушка была на удивление спокойна. Слова о правосудии зацепили некое воспоминание, с трудом извлеченное на поверхность, пока Филип и Правитель упражнялись в изящной словесности. Хранившиеся в глубине сознания сведения оказались чрезвычайно полезными и обнадеживающими. Глядя на дерзящего крестному Филипа, Ив заподозрила, что бывший разбойник знает кое-что из известного ей. "Замечательно. Только бы у него хватило ума не сомневаться во мне." Правитель недобро улыбнулся на слова дочери.
— Надеюсь, по дороге тебе найдется, что сказать. Поедете со мной в карете. Если все же надумаете бежать, не забывайте: ваши друзья остаются со мной.
— Лошади! — внезапно вспомнил Филип. — Они привязаны.
— Где? Объясни, твои приятели сходят за ними, — бросил Правитель, неодобрительно глянув на гвардейцев.
— Объяснить сложно, разрешите мне.
Он не желал, чтобы крестный прознал об их передвижениях по Лесу.
— Ты меня за дурака держишь?
Филип не сразу понял, что имеет в виду Правитель, а когда сообразил, невесело усмехнулся.
— Да куда я без нее денусь? — он кивнул на Ив.
Правитель крепко взял дочь за локоть, предварительно забрав у нее меч. Потом пристально посмотрел крестнику в лицо. Парень, судя по всему, окончательно влип. Нагулялся, что ли? Как он может уживаться с этой вздорной девицей? Впрочем, это очень даже на руку.
— Ладно, иди, да побыстрее.
Неподалеку тракт делал поворот, Филип быстро направился туда, дабы наблюдающие не смогли увидеть, в какую сторону он свернет. Убедившись, что ни кареты, ни людей не видно, он быстро нырнул в Лес, добрался до лошадей, отвязал их и осторожно подошел к дороге, затем незаметно выглянул из кустов, проверяя, не послал ли Правитель кого-то из своих людей шпионить за ним. Все было спокойно, и он вышел на тракт. Филип не знал, придется ли им с Ив еще побывать в Лесу и на острове, но выдавать столь надежное убежище ему совершенно не хотелось. Когда он появился из-за поворота, Правитель уже заметно нервничал: "безутешный отец" постоянно дергал дочь за руку и бубнил ей что-то в ухо.
— Эй, оставьте ее в покое, я уже здесь! — крикнул Филип.
Правитель сразу прекратил свои действия.
— Да вы, я вижу, путешествуете налегке, — сказал он, взглянув на лошадей без поклажи.
Молодые люди ничего не ответили и направились к карете. По дороге Ив пришлось перешагнуть через мертвое тело. До этого момента она ничего не чувствовала, хотя собственноручно убила как минимум троих, но тут вдруг резко согнулась пополам, и ее вырвало. Филип поддержал ее и помог забраться в карету. Правитель уселся напротив них. Он пристально посмотрел на побледневшую дочь и спросил, обращаясь к крестнику:
— Она не беременна?
Ив, несмотря на дурноту, чуть не рассмеялась. Филип тоже не беспокоился на сей счет. Девушка в самом начале их связи рассказала ему, что умеет готовить надежное противозачаточное снадобье и совершенно не желает преподнести своему отцу еще один объект для педагогических экспериментов. Тем не менее, вопрос крестного разозлил молодого человека, и он спросил:
— А если и так, заставите плод изгнать?
— Нет, просто тогда оставлю вас в покое, гнилые яблочки, и возьмусь за воспитание внука.
— Отец, вы полагаете, что сможете воспитать внучку лучше, чем меня? — поинтересовалась Ив.
Правитель сделал вид, что не заметил шпильки насчет пола предполагаемого наследника и ответил:
— Тебя испортила мать.
Дочь в ответ ловко извернулась в тесной карете и изо всех сил пнула Правителя по голени ногой, обутой в сапожок с окованным железом носком. Тот взвыл. В окне кареты тут же появилось встревоженное лицо одного из людей сопровождения.
— Все в порядке, мой лорд?
— Да! Оставь нас! — прошипел Правитель, морщась от боли.
Ему повезло: высокое голенище смягчило удар. Филип, с трудом сдерживая смех, старался придать лицу бесстрастное выражение. Правитель не мог позволить себе дать дочери сдачи в присутствии крестника, поэтому ядовито бросил ему:
— Тебя она тоже бьет?
— Нет, крестный, я стараюсь не доводить ее до этого.
Ив расхохоталась.
— Как приятно снова участвовать в милых семейных беседах! — сквозь смех проговорила она. — Втроем стало еще интереснее!
Филипу не понравился ее смех, он звучал как-то неестественно.
— Ив, успокойся, — он легонько встряхнул ее. — Это из-за того, что нас поймали?
Она отрицательно помотала головой и внезапно расплакалась.
— Что у вас происходит, черт возьми? — спросил Правитель.
Филип даже не взглянул на него и продолжал, обращаясь к девушке:
— Этого я и боялся. Поэтому пытался тебе запретить. Я не сомневаюсь в твоем мастерстве, но убивать людей не так просто. И мне совсем не хотелось, чтобы ты начала этому учиться.
Она, всхлипывая, уткнулась ему в плечо. Он обнял ее и стал гладить по голове. Правитель почувствовал некоторую неловкость, но не смог удержаться от едкого замечания.
— Неужели за целый год скитаний ты не научил ее убивать?
Филип взглянул на него чуть ли не с ненавистью.
— Оставьте ее хотя бы на сегодня в покое. Она, между прочим, влезла в это, спасая вас и ваших людей. Какого черта вы путешествуете в этих местах с таким маленьким сопровождением?
— Вас разыскивал, — торжествующе улыбнулся Правитель. — И если б не маленькое сопровождение, то вряд ли нашел бы!
Крестник выругался, дочь в очередной раз всхлипнула.
— Кендрик рассказал вам о той встрече? — догадалась она.
— Да, твой верный вассал. Не надо было так шуточками сыпать: он их до сих пор цитирует.
Правитель с удовлетворением заметил, что Филип помрачнел еще больше, и, желая окончательно допечь мальчишку, который рук не отрывал от его дочери (это почему-то раздражало), спросил:
— Удивляюсь, почему вы его не убили? Это было бы нетрудно.
Евангелина сквозь слезы посмотрела на отца как на сумасшедшего, а крестник огрызнулся:
— Мы не убийцы, что б вы там о нас не думали!
Правитель пожалел о сказанном, но виду не подал.
— Расскажи-ка, где вы прятались, — потребовал он у Филипа.
— Теперь вы меня за дурака держите?
Правитель промолчал. Филип, не глядя на крестного, еще крепче прижал к себе плачущую девушку и стал баюкать как ребенка, пока она не затихла.
— Я должен был хотя бы взглянуть на защищавших карету, — прошептал он ей, — тогда мы бы не влипли. А я смотрел только на нападавших...
— Ты бы все равно не смог не вмешаться, — ответила она, — да и я тоже...
— Да, но тогда мы бы вовремя смылись...
— Фил, если бы да кабы... Теперь бессмысленно думать об этом. Успокойся, ты ни в чем не виноват, на твоем месте я вела б себя также.
Правителю снова захотелось высказаться, но, встретившись взглядом с крестником, он счел за лучшее путешествовать молча.
Тем временем Шон и Кайл, ехавшие за каретой, несколько отошли от неожиданности.
— Черт, как им не повезло... — вздохнул Кайл.
— Скорее, им здорово повезло: они спокойно прожили где-то целый год, — заметил Шон.
— Да, не похожи они на терпевших лишения скитальцев. Очень любопытно, что же это за убежище такое?
— Вот и Старикан, видно, полюбопытствовал, — усмехнулся Шон, услышав сдавленный крик, донесшийся из кареты. — Зуб даю, это Евангелина папашу достала. Как она теперь владеет мечом! Видел?
— Видел, — ответил Кайл, потом, помолчав, сказал: — Если бы не мы, они, может быть, и ушли бы...
— Да... Все-таки Старикан иногда перегибает палку, — ответил Шон, вспомнив, как ловко Правитель взял их с Кайлом за жабры, заодно принудив беглецов сдаться.
— Суд его не оправдает, они оба должны это понимать. Почему же она так спокойна? А уж как Филип со Стариканом разговаривал... Никогда б не подумал, что наш Правитель может стерпеть от кого-то подобный тон.
— У этой парочки что-то на уме.
— Поживем-увидим. Нам, кстати, тоже придется отвечать, — сказал Кайл. — Еще попрут из Тайной службы...
— Ответим. Попрут — уйдем. Ни виселица, ни каторга нам не грозят. А Филип и Евангелина сегодня спасли нам жизнь. Я был готов рискнуть ради них.
— Я тоже, дружище, я тоже...
Правитель радовался неожиданной поимке беглецов. Наказывать Филипа он раздумал, а суд, которого требовал крестник, Правителя не беспокоил, ибо он возлагал большие надежды на лучшего столичного адвоката, брата его портного. Искусному законнику неоднократно удавалось выигрывать совсем безнадежные дела. "Пусть парень ответит по закону, на собственной шкуре прочувствует, каково это. Адвокат его наверняка отмажет, и он будет чист, его прошлое быстро станет всем безразлично", — размышлял Правитель. — "Неприятно, конечно, что все узнают, чем он занимался, а, впрочем, это немногим хуже сплетен, распускаемых о нем и моей разлюбезной дочери. Но если его все же приговорят... Да и приговорят, так не сразу на виселицу потащат. Придумаю что-нибудь. С его талантами он любую грязную работу для Тайной службы выполнит и вину свою искупит. Можно было бы и сейчас еще все замять, без всякого суда, но тогда они с Евангелиной опять улизнут и смогут мне условия диктовать, раз я парня покрываю. А мне он нужен под рукой и в полной моей власти. Оправдают — ему придется выполнять вассальный долг и повиноваться мне, не оправдают — от меня будет зависеть его жизнь."
В отношения молодых людей Правитель решил не вмешиваться и разлучать дочь и крестника больше не собирался. На его взгляд, полутора лет вместе было вполне достаточно, чтобы доказать прочность привязанности друг к другу. У главы государства никогда не имелось планов на блестящую или политически выгодную партию для дочери, но уже давно хотелось сбыть ее с рук. Крестник ему нравился, а раз тому так нужна Евангелина, пусть забирает это сомнительное сокровище. Правитель подозревал, что его дочь способна испортить жизнь любому, несмотря на в высшей степени притягательную внешность, но и Филип с его строптивым характером тоже далеко на подарок. Со стороны казалось: эти двое прямо-таки созданы друг для друга, а уж как там на самом деле — пусть сами разбираются.
Ив ненадолго задремала в объятиях Филипа, а проснувшись, чувствовала себя гораздо лучше. Правитель, заметив это, оживился: ему хотелось поговорить.
— Полегчало? — спросил он дочь.
— Да, спасибо.
— Ты потрясающе владеешь мечом.
— Еще раз спасибо. Это, в основном, заслуга Филипа.
— Не скромничай, Ив, — сказал тот.
— Почему ты сдался? — задал очень интересовавший его вопрос Правитель. — У вас был шанс сбежать, даже и без помощи друзей.
Он действительно так полагал и хотел проверить, не замыслил ли чего крестник.
— Кстати, о друзьях, — проговорил Филип. — Я очень прошу вас, крестный, не применять к ним никаких санкций. Просто забудьте.
