10. Пряный кофе

— Нет! Мэдди! — крикнула я, бросилась к сцене — и чуть не рухнула в дыру, сквозь прогнившие доски пола.

Лайзо наклонился, подобрал что-то небольшое, но увесистое, размахнулся — и кинул в ту, вторую "Мадлен". Она отшатнулась, босыми ногами переступила по балке назад, чтобы не потерять равновесие, и на долю мгновения за поддельным лицом проступило настоящее, так ясно, словно она стояла прямо передо мною — или снилась мне.

Тёмные глаза — одновременно и слегка раскосые, и на выкате. Острые скулы. Безупречные полные губы. Волосы, такие длинные, лёгкие и скрученные в мелкие кудряшки, что они шаром стоят вокруг головы. Чёрная кожа...

Абени.

А потом Мэдди, моя Мэдди, извернулась змеёй, вытянула что-то из-за пазухи — и грянул выстрел. И ещё один. И ещё.

— Мой револьвер, — ошарашенно прошептала я, осознавая.

Абени прижала руки к пробитой груди — и рухнула вниз, прямо в клубы дыма, но звука падения я не услышала.

Мадлен оглянулась на меня, словно только сейчас замечая, и лицо её болезненно исказилось. Кажется, она пыталась улыбнуться, но брови были нахмурены, как от плача; прочем, я едва различала её черты в полумраке, и отсветы пламени могли сыграть дурную шутку с моим зрением.

— Мадлен! Спускайся! Пожалуйста, спускайся! — крикнула я.

Она, точно опомнившись, сперва встала на колени, а затем поднялась на ноги, торопливо запихивая револьвер обратно за лиф платья. Ловко переступила по балке, ближе к нам и дальше от пылающей сцены, добралась до перекрестья, где виднелся огромный свёрток... нет, корзина. Мэдди нагнулась и достала из неё первого ребёнка, Чарльза, судя по светлым волосам и хрупкому сложению, а затем с трудом распрямилась, пошатываясь от напряжения.

Лайзо мгновенно оценил положение — и шагнул ровно на то место, над которым сейчас была Мадлен.

— Кидай мне ребёнка! — крикнул он. — Не бойся, я поймаю!

Мэдди оглянулась на уже дымящуюся балку, на хлам под сценой, который уже не дымился, а горел — и, встав поустойчивее, отпустила Чарльза.

Я сбилась с дыхания.

Лайзо подхватил мальчика, одновременно прижимая к себе, резко отступил назад, удерживая равновесие, но всё же устоял, а затем бережно уложил ребёнка на пол немного в стороне.

— Теперь второго!

Кеннет был тяжелее, но и с ним Лайзо справился, хотя одна из досок и сломалась прямо под ногой. Потом Мадлен зачем-то скинула корзину — и застыла.

— Теперь ты! Не бойся, я поймаю! — крикнул Лайзо, улыбаясь и раскидывая руки в стороны. Если он и сомневался, то никак не показывал этого. — Ну же, смелее!

Ещё часть стены опасно затрещала — и осыпалась горой дымящихся обломков. Огонь ревел уже, кажется, повсюду, оставляя единственный путь отступления — через холл и провалившееся крыльцо. Дым разъедал глаза.

— Мадлен, скорее! — позвала я и закашлялась. — Пожалуйста, не бойся!

А она вдруг посмотрела на меня, прижала руку к груди, комкая платье так, словно хотела выскрести сердце сквозь рёбра — и покачала головой.

— Мадлен! — закричала я снова. — Мадлен, пожалуйста! Я тебя умоляю, скорее! Мэдди!

Она отступила на шаг, а затем развернулась и пошла по балке обратно, к сцене. И с ужасающей ясностью я осознала, что Мадлен не собиралась спускаться.

Она хотела остаться там.

— Лайзо... — прошептала я, но он услышал и обернулся. По лицу у меня текли слёзы и впитывались в платок. — Лайзо, пожалуйста... сделай что-нибудь... Лайзо, прошу, я...

Взгляд его на мгновение потемнел. А затем лицо снова озарила улыбка, спокойная и уверенная, как у человека, который собирается совершить невозможное, потому что другого выхода нет.

— Если вы так желаете... если ты этого хочешь, — ответил он со странной интонацией. — Иди сюда. Уложишь детей в корзину и вынесешь на улицу. Постарайся не провалиться в дыру, — добавил он пугающе ровно и, оглянувшись, направился к наполовину обвалившейся балке около помоста. Одним концом она упиралась в стену немного ниже от потолочных перекрытий, а другим — в пол. Похоже, именно по ней Мэдди поднялась наверх, но сейчас нижний край, слишком близко расположенный к сцене, уже тлел и дымился. — Леди Виржиния, да не стойте вы на месте! — рявкнул вдруг он, не оглядываясь, словно видел меня даже спиной, и ускорил шаг.

Я точно очнулась.

У корзины было две ручки с одного бока — видимо, для того, чтобы нести её за спиной. Кеннет и Чарльз, кажется, крепко спали. Попытки разбудить их ничего не дали, и тогда я наконец последовала совету Лайзо и уложила мальчишек обратно в корзину, а затем попыталась взвалить её себе на плечи. Удалось мне это далеко не с первой попытки.

Сцена к тому времени заполыхала так, что больно было смотреть.

С трудом я различала за клубами дыма силуэт Мэдди, стоящей у дальнего конца балки. Лайзо только-только добрался до потолочных перекрытий...

Доска хрупнула под ногой; я отшатнулась и едва не свалилась в провал вместе со своей драгоценной ношей.

"Нельзя отвлекаться, — пронеслось в голове. — Смотреть только вниз. Вниз".

Преодолеть холл мне помогло чудо, не иначе. А ещё — понимание, что если я временно оставлю хоть одного из мальчишек здесь, то за вторым могу уже и не успеть вернуться. Всё здание театра уже трещало так, словно его раздирали на части великаны. От дыма грудь кололо, а на языке было горько, и даже платок не помогал.

По гнилым доскам, переброшенным через дыру меж ступеней, я сбежала из последних сил, повторяя про себя беспрестанно: "Святая Генриетта, святая Роберта, святой Кир... хоть кто-нибудь... Святая Генриетта...", и, едва добравшись до твёрдой земли, рухнула на месте.

— Лиам! Юджи! — позвала я, не надеясь, что меня услышат. — Сюда!

Но они услышали.

После сухого, дымного жара в пылающем здании воздух обжигал грудь. В глаза словно песку ветром насыпало. Я стояла на коленях и надрывно кашляла, растирая лицо ладонью, и когда меня подхватили сразу две пары горячих рук, то это показалось видением, галлюцинацией.

— Ты полегче, полегче, — раздался дрожащий голосок Юджи. — Мальчиков отнеси к машине, а я леди Виржинии дойти помогу. Ну же, леди Виржиния, поднимайтесь, пожалуйста. Тут уже угли сыплются, стена вот-вот рухнет, страшно же...

Едва осознавая происходящее, я позволила забрать у себя корзину и поднялась на ноги, едва ли не повисая на Юджинии. Земля рывком поднималась на дыбы и раскачивалась, как палуба корабля в шторм. Запах гниющего мусора уже даже не казался противным, наоборот, успокаивающе-сладковатым. В горле словно стоял ком.

Но не успели мы сделать и два десятка мучительно трудных шагов, как раздался оглушительный грохот, пробирающий до самых костей. Смаргивая слёзы, я обернулась через плечо — в тот самый момент, когда здание театра сложилось внутрь, и смешались в одном пылающем горниле раскалённые камни, обугленные балки и доски, остатки реквизита и растрескавшаяся черепица.

Лайзо остался внутри. Как и Мадлен.

Кажется, я закричала, когда осознала это. И, может быть, рванулась из рук Юджинии туда, были похоронены два безмерно дорогих мне человека. Подруга, которую я не сумела удержать от гибельного пути, и тот, кто отправился в огонь по моему эгоистичному приказу.

Если бы я тогда промолчала... если бы я промолчала, то спасся бы хотя бы один!..

— Ты держи её, — донёсся, как сквозь пуховую перину, голос Лиама. — Она, знать, дымом надышалась. Я вот когда в Смоки Халоу забрался...

Это немного отрезвило меня. Я не имела права поддаться сейчас чувствам. Под моей опекой было четыре ребёнка, пусть два из них в определённых кругах и могли уже считаться почти взрослыми. Абени, похоже, ускользнула, и она могла вновь нанести удар — тогда, когда ей заблагорассудится.

Внезапно меня настигло запоздалое осознание.

— А ведь это её вина, — прошептала я беззвучно, едва шевеля губами. — Это она устроила. Абени и её господин.

Валх.

"Я найду их — и уничтожу, — стучало в висках навязчивое, как мигрень. — Найду и уничтожу. Найду и уничтожу. Чего бы мне это ни стоило. Чего бы это ни стоило..."

Ресницы у меня слиплись, точно от воска. С трудом открыв глаза, я в последний раз обернулась на театр — без надежды, глухим отчаянием питая собственную ярость. Огонь уже стихал, словно та сверхъестественная сила, которая давала ему пищу, развеялась, как ночной туман на ветру. В багровом свечении догорающих развалин, в дыму и в чаду темнели очертания чудом уцелевшей восточной стены, а справа от неё...

...справа от неё виднелся фантасмагорический силуэт, отдалённо напоминающий человеческий.

Я снова моргнула и тыльной стороной руки протёрла лицо.

— Юджиния, посмотри туда, — указала я рукой направление. — У меня что-то с глазами, кажется. Всё плывёт... Кто там?

Юджи — умница! — не стала ничего спрашивать, а старательно сощурилась, вглядываясь в дымовую завесу, подсвеченную тлеющими развалинами. Я из последних сил удерживалась от того, чтобы не повалиться наземь прямо там, и цеплялась пальцами за её плечо. Обожжённым и исцарапанным пальцам даже мягкая ткань пальто была что пемза.

— Мистер Маноле, думаю, — ответила Юджи наконец. — Несёт кого-то на спине. Жуть какая, мне-то сначала примерещилось, что двухголовое чудище идёт.

Мир вокруг окончательно смазался. Щекам стало сперва мокро и горячо, а затем — холодно.

— Он не обманул. Он действительно справился, — прошептала я, чувствуя, что улыбаюсь, несмотря на саднящую боль в груди и опустошающую усталость. — Юджи, милая, помоги лучше Лиаму. Я вполне могу стоять и сама.

— Правда? — недоверчиво переспросила она.

Выпрямить спину и расправить изрядно обгорелую накидку на плечах было невообразимо трудно, однако я сделала это — и кивнула, уверенно и светски:

— Разумеется. Я ведь леди — значит, я справлюсь с чем угодно.

И пусть такие самоуверенные слова были откровенным преувеличением, до автомобиля мне действительно удалось добраться без посторонней помощи.

А Лайзо уцелел, и, более того, особенно и не пострадал, умудрившись выбраться в очередной раз сухим из воды — или, точнее, невредимым из огня. Впрочем, тогда я едва ли осознавала это. Поездка прошла точно в лихорадке. Запомнилось, как Лиам, сидя рядом с водительским местом, постоянно тараторил, вновь и вновь рассказывая, как они с Юджи терпеливо ждали, как боялись и как были рады увидеть меня, как удивились, обнаружив мальчиков Андервуд-Черри в корзине... Запомнился чёткий профиль Лайзо на фоне светлеющего неба, и собственное изумление — неужели ночь закончилась так быстро?

Но ярче всего отпечаталось в памяти, как я обнимала Мадлен, гладила её по спине и рукам, вздрагивая каждый раз, когда натыкалась на ожоги и раны. А она всхлипывала, тяжело дышала, но никак не могла расплакаться, только открывала рот, словно рыба, выброшенная на берег. Из трещинки на губе сочилась кровь.

— Ххха-а... Хха-а-а... — выдыхала Мэдди, и брови её были заломленным болезненно острым углом. — Ха...

— Тише, тише, — повторяла я. — Всё уже позади.

А потом она вдруг словно вовсе лишилась способности дышать — и закаменела. Взгляд её застыл. И когда я похолодела от ужаса при мысли, что самая близкая подруга умерла у меня на руках, она вдруг произнесла тихо, сдавленным, сипящим голосом:

— Хэрриэт. Я Хэрриэт.

И наконец расплакалась.

Когда мы вернулись домой, Паола уже проснулась и успела перепугаться до седых волос. Я, к несчастью, пребывала в таком состоянии, что даже успокоить её не смогла. Моего самообладания хватило лишь на то, чтобы отдать несколько коротких приказов: Клэру Черри ничего не говорить, слуг не пугать, немедля послать за доктором Хэмптоном, чтоб он осмотрел детей и Мадлен. А меня не будить до вечера и никому не входить в мою спальню, даже если приедут одновременно Его Величество Вильгельм Второй, святой Игнасиус — покровитель Бромли, мой адвокат мистер Панч — и все разом потребуют аудиенции.

— А причём здесь адвокат? — робко поинтересовалась Юджиния.

— Не знаю, — царственно ответила я и закрыла дверь спальни, потом забралась на кровать — и, кажется, тут же заснула.

И проснулась даже не вечером, а на следующее утро — в совершенно другом мире.

Юджи явилась на звон колокольчика незамедлительно. После тёплой ванны разум у меня достаточно прояснился, чтобы я могла говорить о делах.

— Ох, леди Виржиния, как же хорошо, что вы очнулись! — воскликнула Юджи со слезами на глазах, помогая мне облачиться в домашнее платье из тонкой шерсти в серо-голубую клетку. — Сэр Клэр Черри... — и она захлебнулась вздохом, так и не договорив.

Я представила, что могло устроить моё родное чудовище за целые сутки ничем не ограниченной свободы — и содрогнулась.

— Он сейчас в особняке?

— Да-а, — всхлипнула Юджиния и с неожиданно мстительным выражением сузила заплаканные глаза. — Но к Мадлен я его не пустила. Просто заперла дверь на замок и села там, а ключ давала только доктору и миссис Мариани. Он сказал, что я глупая, и уродливая, и неблагодарная, и счастья у меня никогда в жизни не будет, и что место мне в бор... в бор...

— Он тебя ударил? Или только ругался? — уточнила я, разглядывая драгоценности в шкатулке. Обычно мне казались вульгарными слишком дорогие украшения, но сейчас изящные серьги с сапфиром, точно по волшебству, притягивали взгляд. Как если бы я на праздник собиралась, право слово!

— Ущипнул меня за щёку. Два раза. Очень больно, — вздохнула Юджиния. Левая щека у неё действительно была слишком румяная. — А этот его Джул так страшно смотрел!

Что ж, за несколько недель безупречного поведения я слегка отвыкла от обычного Клэра Черри.

— Видишь, раз он только ругался, значит, не слишком-то и злился. Не бойся, раз я проснулась, он станет вести себя немного поосторожнее... Как себя чувствуют мальчики?

Юджиния расцвела — возиться с детьми ей определённо нравилось.

— Не помнят ничего. Ближе к полудню проснулись. Но доктор сказал, что они здоровенькие, совсем-совсем.

— Хорошо, — кивнула я и улыбнулась, скрывая волнение. Следующий вопрос задать было куда сложнее. — А... Мадлен? Как она?

— Побилась сильно, — вздохнула Юджиния и потянулась за расчёской, чтобы привести мои волосы в порядок. — Руки и спина у неё в ожогах и в ушибах, но доктор говорит, что она поправится скоро. Ходить нормально ещё с неделю не сможет, подвернула ногу. Но, леди Виржиния, она не ест почти ничего! Только чашку бульона выпила — и всё!

Утренняя лёгкость исчезла, точно её и не было.

— Понятно, — произнесла я негромко. Наверняка Мэдди — или Хэрриэт? — ждала моего визита, а я проспала целые сутки. И выглядело это так, словно её бросили. — Что ж, сходи на кухню и подбери что-нибудь на завтрак. На двух человек. Я сама отнесу поднос к Мадлен. Клэру, если он опять привяжется, скажи, что через два часа я жду его на чашку кофе в голубой гостиной.

— Будет сделано! — откликнулась Юджиния, правда, без воодушевления: похоже, её вновь стала пугать сама мысль о разговоре с Клэром.

Время завтрака, разумеется, уже миновало, однако на кухне нашлось всё для плотной, пусть и не слишком изысканной трапезы. Свежий хлеб с семенами подсолнуха и тыквы на хрустящей корочке; холодный телячий паштет с грибами, приправленный базиликом; горячие помидоры, фаршированные рыбой, яйцом и сыром — весьма сытное блюдо, приготовленное на скорую руку из остатков вчерашней трапезы; на десерт — миска крохотных пирожков, начинённых вишней и грецкими орехами.