— Но требуют убрать исполнителя. Значит, они хотят прилюдно. Нет, это подстава, нас сливают.
— Зачем? Они же в курсе, что на неделе прилетает америкос, состоится сделка. Флешка, кстати, где?
— В надежном месте, — ответил Вадим.
— Делаем так, как сказали. Там разберемся. Менты на нашей стороне. Да и если что-то начнется, журналюг подтянем: они такой кипишь устроят, типа вояки устроили беспредел. Не ссы, прорвемся, — спокойно произнес Михаил.
В гостиную вошел мужчина лет сорока.
— О, Макар, заходи, присаживайся. Есть новости? Выпить хочешь?
— Нет, спасибо, — серьезно ответил он.
— Ну, что там? Удалось выяснить, кто нас сдал? Почему ГРУ нами заинтересовалось?
— Тут утечки нет, проверили всех, кто в курсе, но, похоже, все чисты. Конечно, за всех охранников, что вахтой работают, ответить не могу. Сами понимаете, чтобы пробить всех, месяца не хватит.
— И что? — спросил Иван.
— Мы также пробили бывших, есть там пару клиентов, которые тем или иным боком были связаны с...
— Установили, где они?
— Да, сейчас пасем. Телефоны слушаем. И есть результат.
— Не может быть, уже? — обрадовался Вадим. — Кто?
— Ну, там не точно, просто подозрение: ему был звонок, но прослушать не смогли. Я с таким сталкивался, когда служил в конторе.
— Блокировка? — посмотрел на него Михаил.
— Думаю, да.
— Вы что, не можете пробить ее?
— Нет, не тот уровень. Но я уже отправил к нему ребят. Утром будут там.
— Вы вот что. Пока не трогайте его, сядьте на хвост, не спугните клиента. И почему утром? Пусть прям сейчас берут его под колпак.
— Он в Хабаровске, не хотелось бы привлекать дополнительные силы.
— Тоже верно. Чем меньше народу в курсе, тем безопасней, — сказал Вадим.
У Макара зазвонил телефон.
— Извините, — он ответил. Выслушав собеседника на другом конце, он спокойно убрал телефон и произнес: — Ну вот, наш клиент звонил во Владик. Телефон зарегистрирован на имя Смирнова Александра, его пробили — корреспондент. Речь шла о нашем деле.
— Вот, значит, откуда ноги растут. Узнайте все про этого журналюгу. Пока не трогайте. Что еще клиент сказал?
— Нужно послушать запись. Сейчас мне ее скинут.
И тут же у него зазвучал сигнал СМС. Достав телефон, он включил звук. Сначала послышались длинные гудки.
— Алло. Привет, Витя!
— Здравствуй, Саня! Поздравляю, твоя информация дошла в нужные руки, в ГРУ заинтересовались, прислали человека. Так что, думаю, скоро прикроют эту лавочку.
— Ну, наконец-то, а то знаешь, я все думаю об этом. А что, одного только прислали?
— Не знаю, но звонили с Москвы, предупредили, а потом девушка позвонила. Видимо, проверяют информацию, так что если что, я направлю к тебе, ты больше знаешь. Завтра мы встречаемся.
— Это отлично, Витек, я рад. Пусть выйдут на меня. У меня еще кое-что есть. "Бомба"! Слушай, а это не может быть подставой? Вдруг три толстяка что-то пронюхали и решили проверить?
— Я тоже так подумал сначала. Но ты подумай сам, это не их метод. Если бы они догадывались, тебя бы уже давно подвесили за ноги, и ты бы все сам рассказал. Да и меня тоже. Ну ладно, давай, будь осторожней.
В гостиной повисла тишина.
— Что с ним делать? — спросил Макар.
— Как он сказал? Три толстяка? — вставая с кресла, спросил Вадим. — Да я его живьем, суку, в бетон залью. Короче, везите эту гниду сюда, и всю его семью тоже сюда. Сначала он увидит, как они умрут. Он, сука, будет молить о смерти. Сюда его! — закричал Вадим.
— Подожди! — резко крикнул Михаил.
Макар встал в недоумении, не зная, что ему делать.
— Объясни, — посмотрел на Михаила брат.
— Он и так никуда не денется, но взяв его сейчас, мы можем спугнуть главную цель. Так что пусть еще поживет.
— Ну да, тоже верно, — поддержал Михаила брат.
— Хорошо, как только уберете эту красную сучку, этого на базу вместе со всей семьей. Если она есть. Мать, отец... Всех! Я хочу, чтобы он мучился. И глаз с него не спускать!
— Сделаем! — Макар вышел из гостиной.
Несмотря на усталость, я долго не могла заснуть, что-то ныло сердце. Было ощущение, что приближается что-то серьезное. Чувство было такое, как перед боем. Адреналин уже начал поступать в кровь, мозг стал работать быстрее и четче.
— Ты что не спишь? — спросила Вера, увидев, что я лежу с открытыми глазами и смотрю в потолок.
— Не спится, чувствую приближение чего-то.
— Ты думаешь, что они про нас уже знают? Брось ты, не забивай себе голову. Спи лучше.
Я посмотрела на нее.
— А ты что думаешь?
— Думаю, все это ерунда, завтра встретимся, тут нам ничего не угрожает. Ну, откуда они вообще могут знать, что кто-то едет?
— Вера, запомни: лучше переоценить, чем недооценить. И знаешь, многое, что изменилось во мне, но вот интуиция никуда не делась.
Она обняла меня и поцеловала в губы. Я даже не отреагировала. Как ни странно, у меня даже вагина промолчала.
— Ну, ты чего?
— Не могу, Вера.
— Я заметила, ты изменилась с того момента, когда я, дура, ушла.
— Нет, ты тут не при чем.
— Ты смотришь на меня по-другому и даже обнимаешь как-то не так, как раньше.
— Верка, давай сейчас отложим это! Поверь, я люблю тебя, но понимаешь, что-то не так, что-то изменилось. Я сама это чувствую. Если раньше я, глядя в зеркало на это обнаженное тело, испытывала неловкость, мне казалось, что я подглядываю, то сейчас я смотрю как-то по другому. Я уже не хочу обладать этой девушкой в зеркале, хотя я вижу все ее формы, от вида которых даже у импотента встанет. Но у меня какое-то другое чувство. Мне они тоже нравятся, но я смотрю на них как-то по другому. И на тебя я смотрю как-то по другому, я не знаю как объяснить. Ну, смотрю как на однополую особь.
— Сама ты особь. Мы и так с тобой одного пола, ты разве не заметила?
— Раньше не замечала, а вот сейчас вдруг заметила. — Мы засмеялись. — Не знаю, Вера, раньше, наверное, я катилась по привычке, в памяти еще были женщины. А сейчас тестостерон, или что там у женщин, не знаю, берет свое. Понимаешь, я все чаще ловлю себя на мысли, что думаю о мужчинах. Меня начинает притягивать к ним. И на женщин смотреть начинаю по-другому. Как бы оцениваю или сравниваю их и себя. И знаешь, я уже так не злюсь, когда мужчины пялятся на мою грудь или задницу. Мне это даже начинает нравиться.
— А я тебе нравлюсь, или ты меня тоже оцениваешь как соперницу? — игриво спросила она, провела языком мне между грудей и начала спускаться все ниже и ниже. Ноги у меня машинально раздвинулись, раскрывая для ее язычка розочку и клитор.
— Верочка, пожалуйста, не надо, — уже почти задыхаясь, произнесла я. Но было уже поздно, тело уже отреагировало в полном объеме...
Хотя уснули мы поздно, проснулась я рано, еще не было восьми. Не смотря на бурную ночь, я вдруг поняла, что полного удовлетворения это мне не принесло, и вспомнила ту ночь в Стрежевом. Мне хотелось повторения. Лежа на кровати, я с ужасом понимала, что, не смотря на усилия цыганки, она не смогла избавить меня от желания делать минет. Я понимала, что мне это продолжает нравиться и приводит к сильнейшему возбуждению и оргазму. А вот кунилингус меня так не возбуждал. И вообще, я вдруг поняла, что от секса с мужчиной я получаю большее удовольствие и удовлетворение, чем от секса с женщиной. И самое страшное, я понимала, что мне нравится быть полностью в чей-то власти, когда со мной делают все что хотят, даже если это и грубо. Мне нравится быть слабой и беззащитной.
Посмотрев на спящую Веру, я встала и пошла в туалет. Уже сидя на унитазе, я вновь прислушалась к внутренним ощущениям и вдруг поняла, что даже поход по малой нужде, не смотря на кое-какие неудобства, тоже приносит удовольствие... Мне с трудом удалось переключиться на другие мысли.
Приведя себя в порядок и одевшись, мы дождались парня, вернули ему ключи (возвращаться уже не собирались) и заехали в магазин спортивной одежды, где купили несколько спортивных маечек, которые должны были прижимать грудь. На адрес прибыли в 14-10. Осмотрев двор, ничего подозрительного не заметили. Также осмотрелись вокруг.
— Что думаешь? — спросила я у Веры.
— А ты?
— Нет, ты отвечай, а я послушаю твое мнение.
— Ну, я не знаю. То, что за домом много гаражей, я думаю, это хорошо. Тем более, там много кустов. Если уходить, то это нам на руку.
— Еще что на руку?
— А что, я неправильно говорю?
— Правильно, что еще хорошего заметила?
— Ну, вроде все, а за гаражами еще дворы, а там, по-моему, дальше дорога.
— Хорошо, а что плохо?
— Не знаю.
— Дом напротив — плохо, и вход в подвал на улице — тоже плохо.
Время уже было пол четвертого, когда к дому подъехала белая "хонда". Из нее вышел мужчина среднего роста, возраст трудно было определить, так как мы стояли далеко, а он всего на несколько секунд повернулся в нашу сторону, как бы осматриваясь, и тут же зашел в подъезд. Но я также заметила черный микроавтобус с тонированными стеклами по кругу. Он появился во дворе следом за "хондой" и остановился возле третьего подъезда, но стоило мужчине с "хонды" зайти в подъезд, он быстро подъехал к первому подъезду, из него тоже вышел мужчина и направился следом. А микроавтобус развернулся и, проехав мимо нас, остановился возле дома напротив, там же высадил человека с гитарой в чехле, который тут же скрылся в подъезде, подождал первого, который прошел мимо нас, и, отъехав в конец двора, остановился.
— Что-то он не похож на музыканта. Ты видела его руки? — спросила Вера.
— Ты права, такими руками только быков валить.
— Да и костяшки сбитые. Он что, струнами их так сбил? — осматривая в бинокль микроавтобус, добавила Вера.
— Во, видишь, ты уже и на это внимание обратила. Кажется, мелочь, а он спалился. Ну и что думаешь, коллега? — улыбнулась я.
— Ты думаешь, это за нами?
— А ты что, Вера, все еще думаешь, что мы имеем дело с лохами? Я еще вчера тебе сказала — лучше переоценить.
— Может, случайность?
— Не верю я в случайности, тем более, когда мимо ходят музыканты со снайперскими винтовками. Нас слили, где-то течет, причем сильно.
— Надо уходить.
— Надо, но не сейчас. Так, что мы имеем? Снайпера на крыше и прикрытие в конце двора. Зачем его ждут? Да еще в таком месте, где их любой заметит. Оружие забрать после работы? Нет, не имеет смысла. Снайпера забрать? Зачем так палиться? Стрелок и сам может уйти, а подобрать его можно и в другом, более безопасном месте. Что-то не понятно.
— А может, у гитариста спросить? — предложила Вера.
— Можно, только он навряд ли что знает, он исполнитель. Он даже может не знать, на кого работает. А вот в микроавтобусе наверняка знают. Я поняла: они пасут стрелка; видимо, не доверяют.
— Почему тогда с ним никто не пошел?
— Зачем привлекать внимание? Действительно, нужно пообщаться, — я достала пистолет, проверила его и навернула глушитель. — Вера, одевай гарнитуру и следи за микриком, связь по рации. Я пойду.
Я еще минуты три сидела и решала, стоит ли сейчас раскрываться или пусть еще подумают, что они охотники? И что мы выиграем от этого общения? Стрелок — не думаю, что много знает, хотя кое-какой информацией и обладает. А кто его послал, я и так знаю. Да и вообще, нужно же с чего-то начинать.
— Вер, наблюдай, из машины не выходи, если что, заводи и уезжай. Где меня подберешь, по ходу договоримся. Связь проверь, когда я в подъезд войду.
Микроавтобус стоял к нам задом, поэтому я, не опасаясь, вышла из машины и быстро прошла в подъезд. Не создавая шума, поднялась на пятый этаж. Тут была решетчатая дверь на чердак. Замок висел просто так. Я медленно сняла его и открыла решетку, молясь чтобы она не скрипнула, слегка даже приподнимала.
На чердаке я примерно знала, где должен быть стрелок, и увидела его сразу. Он лежал возле слухового окна, припав к оптике. Внимательно осмотрев чердак и никого больше не увидев, взяла на прицел стрелка и бесшумно подошла сзади. Он дернулся, когда ствол уткнулся ему в голову, и попытался обернуться.
— Тихо, не дергайся, — спокойно произнесла я и, протянув руку, забрала винтовку. — А теперь можешь медленно повернуться и сесть, руки держи так, чтобы я видела, и не вздумай шутить. Стреляю я быстрее, чем ты думаешь.
Он и не пытался что-то предпринять, медленно повернулся и сел на мостке. Уставшее осунувшееся лицо. Во взгляде читалось какое-то безразличие ко всему, даже к направленному на него стволу. Он был похож на человека, который потерял всякую надежду, уже ничего не ждал и не надеялся ни на что. Так смотрят сломленные люди. Душа его была мертва.
— Ты кто? — тихо спросила я. И тут только увидела возле окна телефон и фото. — Не дергайся, — я медленно приблизилась к окну и, не сводя с него глаз, забрала телефон и фото. Фото я сразу узнала: форма, бабочка, пилотка... У меня в ксиве такая же, только меньше размером. — Интересно... — Тут зазвонил телефон. — Ответь, но учти, они тебе не помогут. Внизу их тоже пасут, а у тебя есть шанс. Отвечай.
— Да...
— Ты готов? Смотри, сейчас должна появиться. Давай, сделаешь работу, получишь бабло, и все, свободен.
— Я готов.
— Все, не спи.
— И ты им веришь? — спросила я, когда он отключил трубу. — Ты вообще кто? — он отвернулся и опустил голову. — Короче, базарить с тобой у меня нет времени. Может, в микроавтобусе будут поразговорчивей, пойду к ним, — я встала с корточек и подняла ствол, направив ему в голову.
— Девушка, что Вы хотите от меня узнать? Мне без разницы, кто меня убьет, ты или они, от тебя даже лучше пулю получить: ты хочешь стрелять в голову, спасибо и на этом. Информации для Вас у меня все равно нет, — потухшим голосом произнес он.
— Это как посмотреть. Кто тебя послал, я и так знаю. Я вообще задала вопрос, ты кто?
Он распахнул куртку и поднял потрепанный свитер, в котором, видимо, не один человек помер. На груди было выжжено слово "РАБ".
— О как, а ты говоришь, что ничего не знаешь. Рассказывай все, только быстро.
На груди я также заметила в районе сердца старую наколку: крылья под парашютом и буквы "ВДВ". Да, ломаются все, и вот этого парня сломали. Мне стало его жаль: он смотрел на меня потухшим взглядом.
— Ну, давай, рассказывай быстрей, все по порядку. — Я прижал наушник: — Двор, как обстановка?
— Сидят в машине.
— Наблюдай! — и опять обратился к мужику: — Я жду.
Выяснилось, что он приехал на заработки пять лет назад, устроился на прииск, а оказался в рабстве на нелегальном прииске. Потом его перевезли в другое место, там вроде цеха по переработке золота, туда также иногда поступают и другие драг. металлы, в том числе и алмазы. Привозят это все на "вертушках". Там они делают слитки и упаковывают. И отправляют опять на "вертушках". Дорога там одна — старая железка, одноколейка, раз в десять дней туда приходит дизель, маневровый тепловоз, привозит продукты, доски для ящиков.
— А что, своего леса нет?
— Лес есть, но я не знаю, почему его не используют.
