Он ухмыльнулся:
— Приятно осознавать, что ты не теряешь присутствия духа!
— Кто предупреждён — тот вооружён! — ответил я. — Мне пришлось бы значительно хуже, если бы я не знал заранее и не был к этому готов... — и тут я вспомнил про нашу оплошность. — Точнее, почти готов... К счастью, нашлись добрые люди!
— Ну-ка, ну-ка, — оживился он, — рассказывай.
Я вкратце рассказал ему про Нарциссу, про её шарики и Круциатусы.
— Надо же! — задумчиво сказал он, прихлёбывая кофе. — То есть, я предполагал, что над Малфоем довлеет какой-то злой рок, но чтобы так безапелляционно обозвать его неудачником... Ну, Цисси, ну, зараза!
— Так что ты думаешь по этому поводу?
— По поводу Беллы? — переспросил он.
— Да, именно.
— Я люблю своих кузин, Щеночек, пусть даже жизнь и разметала нас по разные стороны баррикад. Я понимаю, что ты хочешь спасти меня, но я совершенно так же хочу спасти Беллатрикс.
— Если её ещё можно спасти...
— Да, если её ещё можно спасти, — сказал он, глядя сквозь стену.
Мы молча доели пирожные, допили кофе, и бармен принёс нам душистого цейлонского чая.
— Ты знаешь, зачем я здесь? — спросил крёстный.
— Чтобы заняться моим обучением, — ответил я. — Хоть я и не знаю, откуда мне взять столько времени.
— Не зря тебе выдали Маховик из семейных запасов! — нравоучительно заметил он.
— А толку? — возразил я. — Им же нельзя пользоваться всё время! К тому же, человеческий организм не рассчитан на тридцатичасовые сутки.
— Это правда, — согласился он. — Тем не менее... В общем, так. Во-первых, тебе нужно обрести физическую форму, чтобы не падать в обморок от магического истощения...
— А я и так не падаю, — обиделся я.
— А ты пока ещё всерьёз и не колдовал! — возразил он и сверкнул на меня глазами: — Не перебивай! Утром — пробежка три километра и зарядка. Наклоны во все стороны, приседания и отжимания. Неплохо бы найти, на чём подтягиваться...
— У нас на стадионе для квиддича есть какая-то ржавая стальная труба, закреплённая на двух столбах, — вставил я.
— Турник! — с осуждением покачал головой он, молчаливо выразив недовольство таким обращением с ценным снарядом. — Каждого упражнения — по три серии. Приседания — лучше с напарником на плечах...
Я представил себе свои дрожащие ножки при попытке присесть с Роном на плечах, и мне стало дурно.
— Не забывай, Гарри, каждый день, в жару и в холод!
— Я понял, крёстный, — сказал я.
— Вечером я буду учить тебя магии и ещё кое-чему. Так что будь любезен — как штык, к восьми в Комнату-по-желанию.
— Так у меня же тогда совсем времени...
— На баб не останется? — строго спросил он. — Ничего страшного. Я же бросил всё и поселился в этой дыре.
— Я ни за что не поверю, что ты сюда приехал один! — воскликнул я. — Как минимум, одну красотку ты с собой сюда притащил! — он неопределённо пожал плечами. — Двух? — спросил я. Он облизнулся и посмотрел на потолок. — Трёх? — изумился я. Его глаза скользнули вправо-вниз. — Четырёх?!! — чуть не закричал я.
— Тише ты! — зашипел он, глядя мне в глаза, а потом начал оправдываться: — Ты знаешь, я и до Азкабана монахом не был...
— Ну, ты даёшь! — восхищённо сказал я. — А знаешь, про меня в школе слух пустили...
— Что за слух? — заинтересовался он.
— Что, дескать, Поттер подружек меняет, как перчатки, да и вообще весьма любвеобилен...
— Круто! — сказал он. — А по-настоящему?
— Ну, действительность не всегда столь же прекрасна, сколь наши мечты... — ангельским тоном пропел я.
— Короче! — нетерпеливо поторопил он меня.
— Ну, в общем, сейчас я встречаюсь с девятнадцатью однокурсницами.
Сначала он раскрыл рот, после вытаращил глаза, а потом мне показалось, что в уголках его глаз мелькнула предательская влага, которую он поспешил промакнуть уголком салфетки.
— Гарри, Щеночек! — срывающимся тоном сказал он. — Я ещё никем и никогда так не гордился в этой жизни, как горжусь тобой сейчас! — он воздел руки к потолку и потряс ими: — Спасибо тебе, Мерлин, что дал дожить до этого момента! Спасибо!
Возвращение в Хогвартся было не столь радостным, как бегство из него, да и погода не подкачала — морось сменилась довольно крупным дождиком, который каким-то образом проникал даже под мантию, и никакие заклятья не помогали. И при этом я ещё помню, как в июне не хотел покидать это место. Надо же, всё, что человеку для счастья надо — семья и любящие люди вокруг. Мне становился отчасти более понятным план Дамблдора, который из сироты посредством лишений и унижений любовно выращивал преданного и бескомпромиссного ягнёнка на заклание.
Сириус, то есть, Карадок, снабдил меня артефактом с розеткой, что было очень ценно, поскольку заряд в моих очках и планшете уже давно бы кончился, не будь у меня запасных аккумуляторов из будущего, от которых я и подзаряжал свои игрушки. То есть, уже не совсем игрушки. Конечно, читать с экрана планшета было не столь удобно, как обычную книгу, но, к примеру, возможность быстро искать нужное, а также отсутствие десятка килограммов веса в сумке очень помогала. Дафна и Панси тоже ходили по школе налегке, что при беспечном отношении Панси к пересудам сразу же породило слух о её лени и невнимательности к учёбе. Чушь, конечно!
Всё время после обеда до ужина я корпел за учебниками в гостиной Гриффиндора. После ужина я направился было туда же, когда из-за очередного поворота дорогу мне перекрыла широкая тень.
— Поттер! — сказал Гойл. — Пойдём, смахнёмся!
Я попытался обойти его, но он как-то неуловимо быстро качнулся в сторону, вновь перекрывая мне путь.
— Уйди с дороги! — угрожающим тоном сказал я, доставая палочку.
— А то — что? — равнодушно спросил Гойл, засовывая большие пальцы в карманы.
— Применение магии в коридорах Хогвартса запрещены, Поттер! — раздался сзади голос Краба. Я чуть не подпрыгнул от неожиданности и резко развернулся к нему.
— Ну, что, Поттер, — лениво спросил Гойл, — смахнёмся или тебя просто поколотить?
— А какая разница? — спросил я, прижимаясь спиной к стене, чтобы видеть их обоих. Несмотря на то, что шестерёнки у меня в голове крутились, как наскипидаренные, выхода я не видел. Гориллы Хорька плотно перекрыли мне все пути отступления. И про запрет на применение магии тоже они правы...
— Смахнуться — это когда тебе набьют морду, — пояснил Гойл, — а поколотить — это когда тебе надерут задницу.
— И что хуже? — стараясь, чтобы не дрожал голос, спросил я.
— И то, и то — плохо, — ответил Краб. — По морде, может, ещё и больнее. Но достойнее.
Да они меня тут разводят! Мол, ты, парень, весь такой благородный. Что для тебя боль, если достоинство не пострадает? Да сейчас! Будь я Поттером, конечно, то купился бы моментально, но у Алекса-то Паркинсона помимо спесивого гонора ещё и мозги есть! Так что, нечего мне тут про достоинство втирать!
— Хорошо, — хмуро сказал я. — Смахнёмся!
— Ну, тогда пойдём! — сказал Краб и прошёл мимо меня. Совершенно не обращая на меня внимания, он повернулись ко мне своими необъятными спинами и потопали куда-то на выход из замка.
Как же, нашли дурачка! — думал я, глядя на них. — Так я за вами и пошёл! Вот, сейчас дойдём до ближайшего коридорчика, и... Нет, дойдём до следующего... Ну, чёрт с ним, выйдем из здания, а там уж меня никто не догонит! Интересно, а куда это они идут? К стадиону, что ли? Сейчас точно сбегу. Ау, идиоты! Ну, обернитесь же, у вас жертва сбегает, а вы — ни сном, ни духом! Уже восемь с половиной минут сбегает! Нет, ну вот же тупые бараны попались! Ту-по-ры-лы-е!
С одной стороны стадиона под трибунами обнаружился небольшой зал с каким-то оборудованием. Часть железок я распознал — это были штанги и блины для них, гири и гантели. Вот оно, что мне нужно для зарядок! Остальное же мне было незнакомо. Гойл подошёл к полке с какими-то непонятными штуковинами из кожи, и напялил одну на голову. Потом он повернулся к Крабу, и тот надел Гойлу пару боксёрских перчаток. Вот оно, что! Это же боксёрские перчатки! Как же я сразу не узнал?
Пока Краб возился с Гойлом, последний кивнул мне на полку с боксёрскими принадлежностями. Я взял шлем и, вспомнив, как его надевал Гойл, приладил себе на голову и завязал. Краб достал ещё пару перчаток, покачал головой и достал пару поменьше. Гойл отчего-то болезненно поморщился. Ага, а у него вон, какие большие! Мне явно будет больнее! Краб завязал мои перчатки тоже.
— Это, что, чтобы мне было не так больно? — спросил, показывая на шлем.
— О, нет, — пообещал Краб. — Больно тебе будет — будь здоров. Нет, шлем и перчатки — чтобы от побоев синяков не оставалось!
Логично! Все ведь знают, что Поттер, чуть что, бежит жаловаться! Краб засунул каждому в рот по резиновой штуке, которая сразу стала мешать мне дышать. Гойл встал напротив меня и протянул мне перчатки. А, где-то я это видел. Я ему протяну свои, а он по ним треснет и скажет: Я должен тебя убить! Чёрта с два! Я спрятал руки за спиной.
— Не дури, Поттер! — сказал Краб. — Прояви уважение к сопернику!
Уважение, как же! К кому? К этим гориллам? Я вытянул перчатки вперёд, и Гойл просто коснулся их своими, после чего шагнул назад, поднял руки так, что голова оказалась полностью прикрыта ими, и зачем-то начал прыгать. Взад-вперёд, взад-вперёд! Если это танец дождя, то я — Королева Англии. К тому же, у нас и так весь день дождь идёт, не переставая.
— Подними руки, Поттер! — приказал мне Краб. — Подними!
Дурак я, что ли? Он же мне сразу между ног засадит! Голова моя взорвалась миллионами маленьких звёздочек. Так вот ты какой, Млечный Путь! А что, красиво!
— Брейк! — сказал Краб. — Поттер, ты, что, совсем тупой? Я тебе что сказал? Голову защищать. А ты?
— Яйца важнее, — огрызнулся я, пытаясь остановить раскачивающееся помещение.
— После того, как ты получишь в голову, твои яйца можно будет брать голыми руками! — я хихикнул, а он чертыхнулся. — Ну, я не это хотел сказать. Короче, ты понял? Если ты, получив в голову, оказываешься в отключке, то — всё, понял?
— Понял, — согласился я.
— Давай, вставай в стойку! — скомандовал Краб. — Посмотри на Грега, видишь, как он руки держит? Видишь? Словно щит перед головой. Повтори!
Я поднял руки, спрятавшись за ними и почувствовал себя в полной безопасности. Теперь мне сам чёрт не брат!
— Грег, покажи ему джеб! — мне в руки послушно прилетели несколько ударов левой рукой, которую Гойл держал чуть ближе ко мне. — Видишь, держит. Грег, изобрази хук!
Я так понял, что изобрази — это не то, что покажи. Откуда-то сбоку мне в челюсть прилетела перчатка... и застыла, коснувшись её.
— Уклоняться нужно, Поттер! Вот, стукни Грега!
— Ага, нашёл дурака! — ответил я, прячась за перчатками. — Я руки только уберу, а он мне как вмажет!
— Хорошо, что ты это понял, Поттер. Не бойся, не вмажет. Просто попытайся стукнуть его. Как хочешь, даю тебе на это две минуты.
Я опустил руки и присмотрелся, выискивая слабое место. Ну, вот сюда можно!
— Аш... шайтан! — Гойл, выплюнув свою резинку, шипя, опустился на корточки, слегка покачиваясь на носочках. Краб заботливо, как наседка над цыплёнком, нагнулся над ним:
— Дыши Грег, дыши, не так уж сильно ты и получил. Это же Поттер, он ещё бить не умеет.
— Какого чёрта! — сквозь зубы выдавил из себя Гойл. — Да хоть Мать Тереза, я же без щитка!
— Это я виноват, не объяснил ему, что к чему. Ты дыши!
— Да дышу я, дышу!
Оставив Гойла, Краб поднял с пола его резинку и помыл под краном в углу, а потом повернулся ко мне:
— Поттер, ты мне скажи, тебя таким тупым мама родила или тебя уже позже кормилица в детстве уронила? — я хотел было ему рассказать какую-нибудь слёзную историю про то, что ни мамы у меня не было, ни кормилицы, а одни лишь Дурсли, и вообще я умный, но вовремя прикусил язык, поняв, что это к делу отношения не имеет. — Так вот, раз и навсегда запомни — ни в боксе, ни в любом другом единоборстве не допускаются удары соперника в пах. Ты понял, тупица?
Хоть я и не тупица, но я всё равно кивнул.
— Теперь скажи: Извини, Грег и протяни ему перчатку.
— Извини, Грег! — послушно сказал я. Гойл, который к этому моменту уже стоял согнувшись, хлопнул меня по руке. Подождав, пока он окончательно придёт в норму, Краб вставил ему в рот резинку и повторил:
— Итак, Поттер, твоя задача — задеть Грега. Не по яйцам!!! В боксе все удары — только выше пояса!
Я ударил Гойла в перчатки, вполне закономерно попав в них, потом сбоку, но промахнулся. Потом промахнулся ещё раз и ещё. Почти не двигаясь с места, толстяк Гойл спокойно провожал взглядом мои летающие мимо него перчатки, лишь слегка отклоняя корпус в разные стороны. Я шагнул вперёд и махнул рукой так, чтобы гарантированно поймать его на уклонении, но он просто нагнулся вперёд, пропуская мою руку над собой.
— Итак, Поттер, скажи мне, что в защите главное? — спросил Краб, когда я, тяжело дыша, упёрся руками в колени.
— Руки... ха... ха... не опускать, — ответил я.
— Правильно, Поттер. Опустил руки — ты лежишь. Решил отдохнуть, расслабиться, на секунду опустил — бац! Ты лежишь. А после рук?
— Уклонение... ха...? — спросил я.
— Смотри-ка, Поттер, а ты не настолько тупой, как обычно прикидываешься, — одобрил Краб. — Давай, в защиту! — скомандовал он мне. Я поднял руки и приготовился защищаться. Гойл подошёл ко мне ближе и стукнул по рёбрам, заставив меня сложиться пополам. Я пытался вдохнуть, но у меня не получалось — организм словно забыл как дышать.
— Не паникуй! — посоветовал Краб. — Сейчас пройдёт. Это он тебя на выдохе поймал. Понимаешь, Поттер, — задушевным тоном начал он, отвлекая от бесплодных попыток вспомнить, как это делается, — свалить соперника можно и ударом в корпус. В корпусе есть много нежных органов — печень, почки, сердце, диафрагма. Конечно, хорошего бойца трудно пробить, но дыхание такие удары сбивают, а это приводит к усталости, а от усталости — что? Правильно, опускаются руки. С другой стороны, я сам видел несколько раз, как после нескольких или даже одного удара по печени высококлассный боксёр падает и не может встать...
