Основные правила разведчика

Как можно напугать опытного, отслужившего уже с десяток лет стражника? — спросит кто-то.

Да легко! — отвечу я. Если вы вампир, некромант и два безбашенных боевых мага с хорошей фантазией.

Тэр Лернский мирно почивал в своей постельке, когда тихую меенартскую ночь вдруг прорезал громовой раскат. Мужчина подскочил, качнувшись на перине, испуганно распахнул глаза. Ночной колпак, сползший на бок, придавал грозному стражнику вид очумелый и слегка придурковатый, я злорадно похихикала, подглядывая в щелку, и продолжила свое черное и самое ответственное дело — создание атмосферы для явления богов на грешную землю!

Снова прогрохотало, под потолком сгустились темно-фиолетовые тучи с пробегающими по ним разрядами молний (удалась иллюзия!), а потом одна из них ударила прямо в центр спальни напротив кровати и из вспышки явились три высоких фигуры в одинаковых бесформенных балахонах. Ай молодцы, как вовремя одновременно сдернули полог невидимости!

— Пади ниц, смертный! — раскатисто прокатился по комнате строгий и презрительный женский голос. — Ибо явились к тебе боги твои!

Главным художником по костюмам у нас была Хельга, утверждающая, что Литу с Деймом она видела лично, а Лоо хорошо воображает, но рыжеволосого "бога" в лице Закари мы все-таки запихали за спины некромантки и Дерека, чтобы сильно не светился. Кто его знает, этого Лернского? А вдруг он с Лоо пил? Зато светлая и темный удались на славу и теперь взирали на пораженного стражника с чувством нескрываемого превосходства.

— К-кт-то... ч-чт-то... — прокудахтал тэр, прижимая к груди одеяло, словно благородная девица, застуканная в постели с булочником.

— Как посмел ты, несчастный, идти против заповедей моих?! — продолжала надрываться "Лита". — Кто дал тебе право, осуждать невиновных и творить свой суд, против суда божьего?!

Я решила добавить накала божественному гневу, чуть сосредоточилась и... все предметы в комнате воспарили. Лернский судорожно уцепился за столбик качнувшейся в воздухе кровати, и глаза его стали такими круглыми, что мне показалось, они сейчас выскочат и покатятся к моим ногам.

— Или ты счел неразумно, что можешь поклоняться мне, Великому Дейму, без моего на то позволения?! — вступил в игру Дерек. — Мне в приспешниках не нужны такие жалкие людишки, как ты! Я выбираю только смелых и сильных духом!

— Я-я-я-я... — у Лернского тряслись губы, выговаривать слова не получилось и он только хватал ртом воздух, переводя взгляд с одного божества на другое.

— А я вообще за справедливость! — внес свою лепту "Лоо", высовываясь из-за спин соратников. — И равновесие!

Соратники оба пихнули его локтями, чтобы не лез, куда не надо.

— Внемли же гласу нашему! — "Лита" совсем разошлась и нависла над стражником, заставляя его вжиматься в покачивающуюся кровать и натягивать одеяло на нос. — Покайся в грехах своих!

— Ка-ка-ка... сь, — проблеял Лернский из-под одеяла.

— Ня слышу! — рявкнула "Лита" командирским голосом бабки на завалинке.

— Каюсь! — тут же отрапортовал Лернский.

— Будешь еще невиновных за решеткой держать?

— Никак нет!

— Тогда — вольно, — великодушно позволил "Дейм", и мужчина тут же растекся по кровати лужицей — вот что значит, дисциплина! — Но если еще раз заметим за тобой подобное — пощады не жди!

— А может, мы его все-таки разок молнией ударим? Для профилактики? — вкрадчиво предложила богиня Доброты.

— Милосерднее надо быть, — покачал головой бог Зла, а потом, подумав, добавил: — В следующий раз — обязательно.

После чего все трое стройным гуськом покинули комнату, давясь от хохота, и мы почти бегом кинулись на улицу, пока тэр не опомнился и сообразил, что к чему. В дверях я вспомнила, что забыла отменить телекенетическое воздействие. Щелкнула пальцами — и из спальни донесся многоголосый грохот и звон, а так же отчетливое проклятие хозяина дома, на голову которому свалилась ваза.

Остановились отдышаться мы только спустя несколько кварталов, чинно пожали друг другу руки, поблагодарили за крайне плодотворное сотрудничество и, разумно рассудив, что после столь феерично свершившейся мести можно уже и на боковую, разошлись в разные стороны.

Мы уже подходили к Академии, как я заметила, что Хельга посасывает рассеченный палец, и схватилась за голову.

— Только не говори, что ты все-таки повесила этот маяк?!

Некромантка возвела очи к небу.

— А если они твою кровь найдут?

— Не найдут! — набычилась Хелл.

— Найдут!

— Не найдут!

— Найдут!

— Не найдут!

— Это их начальник, расстараются и найдут! Кровь найдут, тебя посадят, будешь знать, как дурью маяться! — припечатала я.

— Так, ты кому подруга — мне или ему?!

Мы попыхтели друг на друга и разошлись в разные стороны: Хелл — спать, а я...

Я сделала очередной глоток "Вилейской сказки" — одного из самых дорогих напитков, существующих в Дариоле — и поерзала, устраиваясь поудобнее между двумя зубцами второй по высоте башни Академии.

Вино это мне вообще-то среди прочего всучил Консилиум, чтобы при случае преподнести сиру де Асти с поклонами. И сейчас, когда я полезла за ночной рубашкой, а наткнулась на завернутую в нее бутыль, где-то внутри вновь всколыхнулась почти забытая злость. Недолго думая, я ее откупорила и принюхалась. В нос ударил терпкий, тяжелый, кружащий голову запах черной смородины с примесью жженой коры и тонкими цветочными нотками. И тогда я послала всех и все к хриссу, решила, что мой сегодняшний насыщенный день достоин того, чтобы завершить его "Вилейской сказкой" и, прихватив с собой бутылку, я отправилась искать место поинтереснее, чтобы ее употребить.

К сожалению, самая высокая башня Академии сегодня была занята студентами факультета прорицаний. Бедняги пытались познать науку предсказания по звездному небу. На деле же, с пару десятков сонных учеников толпятся на башне и, как один, задирают головы в небо, пытаясь там что-то разглядеть, и втихомолку мечтая о том, чтобы отправиться уже по комнатам, потому что утренние занятия, несмотря на ночные бдения, никто не отменял — издержки профессии.

Я тоже запрокинула голову назад. Звезды мне будущее раскрыть не пожелали. Лишь одна из них ехидно подмигнула и скатилась вниз. Когда-то я, как и все дети, верила, что загаданные на падающую звезду желания сбываются. Я вообще, как оказалось, много во что зря верила.

На второй по высоте башне, как оказалось, тоже вполне неплохо выпивалось.

Новый глоток расцвел на языке фруктово-шоколадным букетом, перекатился вкусами сливы, черешни, смородины, оставляя после себя терпкое долгое послевкусие с теплыми оттенками кофе и дыма. "Вилейская сказка" всецело оправдывала свою цену. И оценить это я могла даже лучше, чем пару часов назад — гуляющий по башне ветер, выдувал из меня безудержное веселье вместе с винными парами, оставляя только горечь на душе, смешанную с наслаждением от напитка.

События сумасшедшего дня вновь и вновь прокручивались в голове, словно иных воспоминаний у меня и не осталось, поэтому приходилось перебирать, что есть. И чем больше я их перебирала, тем больше понимала, что местами вела себя как форменная идиотка.

Особенно в тот момент, когда оттолкнула Ли. Жестоко, безжалостно оттолкнула того единственного, кто действительно мог бы меня сейчас понять. Изгнание из страны собственной семьей — сродни тому же предательству. Да и я теперь в какой-то степени тоже изгой. Нет мне отныне дороги в Аркхарию.

...И как теперь извиняться? Я, конечно, хотела прекратить развивающиеся в непредвиденную сторону отношения, но не так же. Такого оборотень уж точно не заслужил.

— Откуда ты взялся на мою голову, Ли Д"арк? — произнесла я в пустоту.

— Мама родила, — хмыкнул вдруг знакомый голос.

Я вздрогнула, едва не выронив бутылку, и повернула голову. Оборотень стоял, прислонившись спиной к косяку ведущей на башню двери и с самым что ни на есть неприступным видом скрестив руки на груди. Набегающий порывами ветер трепал воротник рубашки и темные волосы, не давая рассмотреть выражение глаз.

Отчего-то я не удивилась. Мне даже было неинтересно, как он здесь оказался. Здесь и сейчас. Хелл ведь уже предупреждала, что он обладает удивительной способностью оказываться в ненужном месте в ненужное время.

Один вопрос все-таки был — как давно он здесь стоит и наблюдает за тем, как я медленно, но верно спиваюсь, но задать его я все-таки не решилась.

— Будешь? — вместо этого, я не нашла ничего умнее, чем приглашающим жестом протянуть ему бутылку.

На какое-то мгновение мне показалось, что он сейчас развернется и уйдет. И все. Он больше уже никогда не бросит в мою сторону даже беглого взгляда, и хоть ты тысячу раз извиняйся — не простит.

Я даже дыхание затаила в ожидании и глубоко облегченно выдохнула, когда Ли оторвался от косяка и приблизился. Он взял протянутую бутылку, взвесил в руке, вдумчиво разглядывая этикетку, поднес к носу, вдохнул и только затем сделал глоток. Я наблюдала за всеми этими действиями полуосознанно — глазеть на него не хотелось, а отвести взгляд не получалось.

Оборотень покатал вино на языке, блаженно прикрыв глаза, и отставил бутылку в сторону. Подальше. Я обиженно надула губы.

— С каких пор ученики не дают спаиваться учителям?

— С тех самых, как учителя спаивают учеников.

Наши глаза, наконец, встретились, и я застыла, судорожно пытаясь понять, что скрывается за разноцветным взглядом... и не могла. Мне так много хотелось сказать, но слова совершенно не желали связываться друг с другом и родить внятное предложение. В итоге я просто зажмурилась и выдохнула.

— Прости.

Последовавшая за этим тишина меня совершенно не вдохновила. И я, не открывая глаз, предприняла еще одну попытку.

— Я не хотела тебя обидеть. Вернее, по правде говоря, именно хотела и именно обидеть, но не тебя. А получился ты... и я теперь даже не знаю, как объяснить, что я совершенно не хочу, чтобы ты подумал, будто я тебя осуждаю или что-то вроде того... нет! Ты вообще замечательный, просто...

Мой бессвязный речевой поток прервался самым неожиданным образом. Ли подхватил меня подмышки, привел в вертикальное положение и обнял прежде, чем я успела дернуться и что-либо возразить.

В первые мгновения я напряглась, по привычке пытаясь вырваться, а потом в голове мелькнула предательская мысль "а к хриссу все!", и я покорно обмякла, уткнувшись лбом в подставленное плечо. Ли тут же обнял меня еще теснее, прижавшись щекой к макушке, а я, поразмыслив удар сердца, неуверенно вскинула руки и обхватила его за пояс, сцепив пальцы в замок за спиной.

И это объятие оказалось в миллион раз лучше попыток утопить печаль в вине и совершить какую-нибудь вопиющую глупость вроде светопреставления в доме стражника. Мне показалось, что я могла бы простоять так вечность, вдыхая знакомый, привычный запах, чувствуя, как мерно вздымается грудь и бьется сердце. У меня даже глаза защипало от потерянного за эти сутки ощущения абсолютной защищенности и понимания, как все должно быть, и я зажмурилась, с трудом удерживая уже готовые покатиться по щекам слезы.

— Расскажешь, что случилось?

Я помотала головой, не поднимая ее.

— Долго. Сложно. Не хочу, — и, испугавшись, что он может неправильно понять и снова обидится, торопливо добавила: — Потом как-нибудь.

На некоторое время над башней зависло молчание.

— Я могу помочь?

"Ты уже..." — мысленно выпалила я, но вслух произнесла совсем другое:

— Можно я трагически проскрежещу мертвенным голосом "мне уже никто не поможет"?

Ли ухмыльнулся мне в волосы.

— Валяй.

Я даже набрала в грудь воздуха, чтобы произнести это с надлежащим надрывом, но почти сразу сдулась.

— Когда есть разрешение, отчего-то пропадает желание это делать.

— Именно поэтому я никогда не отпрашиваюсь с уроков, — хмыкнул оборотень. — А просто сбегаю.

Я хихикнула, переступила с ноги на ногу, размышляя, а не пора ли мне уже выпутываться и продолжать строить из себя неприступного преподавателя, и... так и осталась стоять, потому что на душе с каждым мгновением, проведенным в этих объятиях, становилось все легче.

Да и хрисс-то с ними, со всеми этими предателями! С матерью, с Консилиумом... пусть все случившееся останется на их совести. Уверена, сир де Асти, вернувшись в Аркхарию, все всем припомнит и никого не забудет. Зато я теперь свободна. Свободна! Хочу, могу дальше оборотней изучать, хочу — в экспедицию на Черный Мыс отправлюсь, а хочу — пойду завтра объяснять основы построения многофункционального щита восьмикурсникам...

Наверное, этим и займусь. Для начала.

Ли закрывал меня спиной от пронизывающего холодного ветра, то и дело налетавшего на башню, и в кольце сильных рук, вплотную к горячему телу, мне было тепло и уютно. Так тепло и уютно, что глаза начали закрываться сами собой. Затуманенное вином сознание, взбодрившееся на свежем воздухе, вновь поплыло, мир вокруг плавно покачивался, словно лодка на волнах тихого озера... Я чуть повернула голову, устраиваясь поудобнее, вздохнула.

— Киа.

Рука скользнула вверх, костяшки пальцев дотронулись до щеки, отвели прядь волос, губы коснулись лба, но веки стали слишком тяжелыми для того, чтобы поднимать их и прожигать нахала возмущенным взглядом.

— Кому-то пора в кроватку, — вздохнул оборотень, будто обращался к маленькому ребенку.

— Ага, — согласилась я, даже не пытаясь пошевелиться. Мне казалось, я рухну и усну прямо здесь, едва сделав пару шагов. И ответила в том же тоне: — Только ножки не идут.

Касающиеся моего лба губы растянулись в улыбке, а в следующее мгновение что-то в мире неуловимо поменялось, и я — в который раз уже! — оказалась у оборотня на руках.

— Просто признайся, что тебе нравится, когда я тебя ношу.

— Просто признайся, что тебе нравится меня нести, — передразнила я и удобно обхватила его за шею, не открывая глаз.

Сейчас мне не хотелось думать о завтрашнем дне. О том, что правильно, что неправильно. Что можно, а что нельзя. Что принято, что не принято. Не хотелось даже вспоминать о каких-либо законах и правилах. И я знала, что завтра это пройдет. А сегодня мне хотелось насладиться этим ощущением абсолютной свободы.

Поэтому, когда Ли поставил меня на пол у самой двери комнаты, я не стала торопливо скрываться за ней, а вместо этого, продолжая обнимать его за шею, приподнялась на цыпочки, заглядывая в глаза...

...и я была уверена, что никогда не забуду этот взгляд, проникающий так глубоко, что кажется, будто он способен вывернуть душу наизнанку, чуткие пальцы, едва касающиеся кожи, зарывающиеся в волосы, с силой прижимающие еще теснее, и мягкие, жадные губы со вкусом "Вилейской сказки"...

Голова кружилась теперь не только и не столько от вина. Я с трудом уцепилась за ручку двери, открыла ее, сделала шаг внутрь и зачем-то обернулась, на замершего в коридоре оборотня.

— Может, останешься? — слова вырвались сами собой. Так быстро, что я даже не успела ни пожалеть, ни ужаснуться, ни порадоваться собственной неожиданной смелости.