И любимым его занятием в свободное от дел время, было поговорить о медведях.
Вот и сейчас, подав Алексею чашу с вяленым мясом — правда не медвежьим а кабаньим, он принялся за рассказ.
Медведь тварь умная. Вот говорят старики, что когда к примеру, колоду с медом находит, то, чтоб перевернуть, находит лесину подлиннее, и под нее подсовывает. Пчелы наружу вылетят -а медведя рядом-то нет!
Или вот что говорят — когда он замечает место для берлоги, значит, то знаки там особые ставит -когтями. И по знакам этим другие медведи вроде как понимают -чье это место. Если сильного — уходят, а если слабейшего -себе забирают.
А если пойдет за ягодой, то колоду берет -болотные кочки уминать.
Говорить не может, но речь понимает. А в старые времена, бывало, девок крал да жил с ними. И даже дети от того рождались. Вот, род шамана Тырге от такой полумедведихи происходит. Но потом ушла древняя сила из мира, и люди больше не могут рожать детей от зверей, а звери -обращаться в людей.
А, ты чужак, — бросил он, — вижу не слушаешь меня! — прикрикнул вдруг Вирама. Чего хмурый такой?
— Извини, уважаемый, — изобразил всем своим вмдом раскаяние Алексей. Так, вроде как зима скоро настанет, а я всё тут сижу.
Эээ, — как-то многозначительно и высокомерно улыбнулся хозяин, — сказано же — до Дня Очищения — ну никак нельзя. Сказано же!
Ну так скорее бы... — улыбнулся Костюк.
Вот тёмный человек! — всплеснул тот руками. Ты видать думаешь, что мы тут даром тебя держим! Вы там на закате, совсем от предков да от их мудрости отвернулись! Вам там новые боги помогают! А тут они силы не имеют — тут старые хозяева правят, и весь сказ.
Ты вот не веришь, а послушай как — что с дедом моим было.
Поехал мой прадед на торг. В дороге ночь его прихватила. Ну, прослышал он, что там неподалеку селение есть. Ну, заехал -смотрит, в домах огни погашены, только в одном горит. Ну, заходит он туда -народу полон дом, аж воздух спирает, жречишко какой-то в бубен бьет, что-то там воспевает.
Говорит — здравствуйте, мол, люди добрые.
Те не отвечают. Ну он опять -здравствуйте, мол.
Тогда тут жрец встрепенулся, да как начнет бормотать, да все непонятное. Только и разобрал — мол, огонь свистящий, да ветер из земли выходящий, да дух нас едящий, пришел.
Ну, толкнуло что-то его в сердце, или может, подумал, что не ко времени пожаловал, повернулся и ушел.
Приехал на постоялый двор, спрашивает — не знаете, что твориться в селении, странные там люди какие-то... Те -какое селение? Тут нет ничего!
— А там то и там то? Ну те аж сели. Там, говорят, кладбище старых времен...
Вот оно как — а ты говоришь! — с самодовольным видом изрек Вирама.
Поев, Алексей вежливо поблагодарил и вышел прогуляться в одиночестве по поселению — за ограду его не выпускали даже с сопровождающими. И вдруг взгляд его остановился на
на сильно пожилом полуголом мужчине, сидевшем на старом бревне и чинившим костяной иглой старый ичиг.
К нему подбежала стайка замурзанных скуластых мальчишек лет по восемь-десять, и принялась что-то громко
выкрикивать на своем языке — наверное, дразнить старика. Человек отложил обутку, неторопливо встал и, обернувшись, внимательно посмотрел в сторону шкодливых ребятишек. Тишину полдня прорезал дикий, многоголосый визг, как будто одновременно десяток бензопил вонзили зубья в неподатливую древесину. С быстротой, изумившей бы любого земного тренера по легкой атлетике, малолетние хулиганы унеслись в разные
стороны.
А тот повернулся и внимательно, оценивающе поглядел на Костюка...
И Алексея почему-то заинтересовал этот странный чужак.
Настолько, что час спустя он подошел к нему, выбрав момент.
Тот сидел прямо на голой земле, перед маленьким костерком,
протянув ладони к огню,
Костюк, остановившись, поздоровался с ним, но тот никак
не отреагировал, продолжая отрешенно глядеть в пламя.
Пожав плечами, разведчик оставил попытки завязать разговор и
отправился своей дорогой.
Вернувшись в дом Костюк попытался расспросить о нем Винару.
— Это Найарони, нежить треклятая, — буркнул он. С ним и водится то нехорошо -хотя лекарь он толковый. Но про этого чужеродца незнаемого, лучше тебе у шамана спросить, — нахмурился его опекун. Слышал я, он сын лесной нечисти, которая девок крадет да брюхатит, в берлогах своих заточая. И как по мне, так и похоже...
Он отвернулся к стене к забормотал что-то неразборчивое, всем своим видом показывая, что не намерен
продолжать беседу. Но ему почудилось, что перед этим в его
глазах мелькнул неподдельный страх. Алексей ушел, так ничего и не
поняв.
И поэтому когда ночью он пробудился и узрел стоявшего у его ложа Найарони почти не удивился.
Тот молча сделал знак — мол, выйди, поговорим, и бесшумно ступая покинул прибежищ6е семьи Винара. Что поразительно, не проснулся не только никто из людей, но и пристроившиеся в сенях лайки не почуяли чужака.
К чему бы это?
Здравствуй, Тасо, — полушепотом спросил старик, когда Алексей выбрался из душной тьмы дома под яркую луну. И тут же перешел к делу.
— Как думаешь, зачем тебя тут держат?
— Говорят, на празднике должен быть кто-то из гостей... — пожал плечами Алексей
— Ага — гости им нужны, — кивнул Найарони. И отпустят они его сразу на праздники -к предкам.
— Тебя принесут в жертву. Просто — зарежут. Поэтому — сегодня я тебя выведу...
— А почему я должен тебе верить? — ляпнул Алексей стандартную фразу.
— А зачем мне тебе лгать тебе, ссорясь с людьми с которыми давно живу? Я хочу спасти твою голову, ставя на кон свою — чего тебе еще надо?
И почему-то Костюк поверил — и не только потому что чутье разведчика уже давало знать, что с этим "гостеванием" не всё чисто.
Пойдем...
А... как? — указал Алексей на ворота тына.
Они спят, — ухмыльнулся старец, — той самой пресловутой "зловещей ухмылкой" из второразрядных романов, и Костюк почему-то понял — почему про старца ходят слухи насчет происхождения его от нечисти.
И молча пошел за ним.
Прошли мимо спящих караульщиков у ворот, и старец без шума отворил малую калитку.
Припасы, вещи мои... — начал было Костюк.
У меня запасено всё что нужно — в моём жилище. Костюк порадовался лишний раз, что самые нужные вещи — вроде карты Аргуэрлайл, и маленького компаса он хранит при себе, в тайных кармашках пояса.
В землянке старца они пробыли очень недолго, взяв два заготовленных мешка — хорошо ложившихся на спину, и ухватистых.
Сейчас мы пойдем на их капище, и ты увидишь — что тут делают с гостями.
Потом пойдем через Ручей Леших, и испортим за собой мост. А потом — старик многозначительно умолк
К капищу они вышли спустя час — небо уже начало розоветь. Похоже исчезновение Костюка до сих пор не обнаружили.
Найарони скептически осмотрел деревянный частокол, украшенный резными звериными мордами. Обычное, ничем не примечательное капище местного народца, какие Алексею уже приходилось видеть.
— Ты не чувствуешь ничего? — осведомился Найарони.
Они ведь смотрят... Они очень старые, и когда-то им молились другие народы... Им сейчас горько, что истинной памяти о них скоро вообще не останется...
И закончив эту непонятную тираду, решительно шагнул вперед, сделав магический знак от зла.
— Те что владычат на небе, те, что пребывают в воздушном океане, те, что плавают на водах, те, что пребывают на земле, и те, кто ушли под землю — да охранят нас от беды! — сурово вымолвил он.
Костюк вошел за ограду следом за ним и замер...
На площадке были свалены человеческие кости вперемешку с костями собак. Поверх лежали несколько трупов с которых еще не совсем слезла плоть.
Ну, убедился? — взвизгнул Найярони.
Костюк промолчал, продолжив путь.
Погоня появилась за их спинами, уже после того как они пересекли ущелье, обрубив за собой подвесной мост.
Стрела, выпущенная из составного лука из лосиного рога, гулко просвистев, ударила в дерево рядом с ним.
И кидаясь в темную чащу, вслед странному старику, Алексей в очередной раз понял, почуял -смерть прошла стороной.
* * *
Предзнаменования. Октябрьск. Махаловка, она же Четвертый квартал.
Хорошо нам сидеть за бутылкой вина,
И закусывать мирным куском пирога
М.Светлов
— Ну, стало быть, товарищ Куликовский, тут и обмоем твои звездочки! — бросил невысокий горбоносый капитан-чеченец с петлицами артиллериста, отодвигая ветхую вытертую парчовую занавеску. — Здесь как раз стол подходящий.
Следом за ним ввалились остальные — люди в стандартной пятнистой форме, ставшей уже привычной в здешнем мире. Лишь разноцветные петлицы с эмблемами указывали на род войск: военврач, двое общевойсковиков, танкист.
...Заведения эти с некоторых пор в изобилии появились у стен бывшего проклятого города — ныне столицы территории в три с лишним миллиона квадратных километров.
Кое-как подлатанные стены и навешанные двери, а то и войлочный или кожаный занавес, грубый очаг или сложенная во внутреннем дворике каменка, стойка или три-четыре столика из горбыля — для пришельцев. (Местные давно обходятся принесенной с собой кошмой или без затей устраиваются на полу).
Нехитрая закуска вроде похлебки из бараньих голов или провяленной сухими степными ветрами конской колбасы и много хмельных напитков — эля, молочной араки, кумыса или вина.
Кто-то из военных переводчиков по своей образованности дал таким заведениям прозвище — "кантина" и оно прижилось, хотя официальным так и не стало.
Говорили, что комендант Капустин собрался было издать приказ о строгом запрещении солдатам и офицерам посещать подобные места, но поскольку было неизвестно, как их назвать, то приказ так и остался ненаписанным: уставная прямолинейность капитулировала перед филологией.
Но и без солдат хватало там гостей, и гости эти говорили на десятке наречий.
Ибо так незаметно получилось, что прежде мертвый город быстро и незаметно стал солидным перекрестком караванных путей.
Хотя пути эти были и не самые короткие, тем не менее, многие купцы и караванщики предпочитали спрямить путь на несколько сот верст, но при этом не страшиться нападения разбойников, поддержанных магами-изгоями. Ибо всех лихих людей пришельцы разогнали аж на расстоянии трех переходов от границ бывших земель поклонников Шеонакаллу
Приходили сюда и степняки — обменяться товаром да выпросить подарков у пришельцев. А раз пришли, почему бы не поторговать с купчинами иноземными?
Не продать им отличную сталь, какой чужинцы одаривают своих союзников или еще какие редкости, например, чудесные амулеты, указывающие время, какие сильные, но глупые гости отдают всего за три-четыре ночи с жаркой степной девой.
Может быть, с точки зрения безопасности следовало бы уговорить кочевников собираться где-нибудь в другом месте, и запретить караванам ходить через Октябрьск, или хотя бы брать пошлину с них. Но запрещать не хотелось, поскольку все директивы предписывали поддерживать с аборигенами максимально дружественные отношения, а что до взимания пошлины, то решительно непонятно было, кому этим заниматься?
Мельвийцы было предложили взять это дело на откуп, но административный отдел штаба не согласился, дальновидно предположив, что деловитые вассалы обдерут торговый люд как липку, а виноватыми окажутся земляне.
Официально бывшее предместье именовалось Четвертым кварталом, хотя мало кто, включая и аборигенов, иначе как Махаловкой его не именовал. Откуда пошло название, было непонятно. То ли от сочетания извечного названия таких гнилых слободок — Нахаловка, известного нынешнему поколению, слава Богу, лишь из книг, с названием видного хулиганского московского района — Малаховки. То ли причиной стали выставленные номадами в большом количестве шесты с длинными лентами и пучками конского волоса, которыми день-деньской размахивал прилетающий с гор ветер.
Но, так или иначе, название это прижилось.
Первыми жителями Махаловки стали именно степняки, по разным делам зачастившие в Октябрьск. Не то, чтобы их не пускали внутрь, упаси Боже, просто обычай запрещал вольным пастухам пребывать за стенами дольше одного дня и одной ночи.
Затем потянулись купцы. А как же купцу и прочему проезжему люду без постоялого двора, да корчмы при нем?
Благо старых ничейных домов было в избытке — занимай любой и обустраивайся.
Очень быстро непонятно откуда (и в самом деле непонятно) заброшенные сады и виноградники в окрестностях населили земледельцы, и на возникшем тут же базарчике появилось вино, изюм, а также мутный крепкий фруктовый самогон.
(Насчет того, кто налаживал самогонные аппараты, у особистов подозрения были самые недвусмысленные, но само собой, концов было не найти).
Одним словом, в Махаловке возникла своя не очень понятная жизнь, глядя на которую отцам-командирам оставалось лишь пожимать плечами да еще выражаться непечатно и недвусмысленно, что надо бы весь этот бардак снести машинами разграждения.
Но даже они не могли втайне не признать пользы, которую приносил гарнизону этот оазис аргуэрлайлских нравов.
Ибо развлечений в Октябрьске особых не водилось, а человеку ведь нужно когда-никогда и отдохнуть. Тем более человеку, живущему и несущему службу далеко, очень далеко от родины.
Библиотек в частях, идущих в поход, ясное дело с собой не захватили, все притащенные с собой книги были давно прочитаны не по одному разу до полного залохмачивания и обменены. Редкие журналы с той стороны зачитывались тоже в самом прямом смысле до дыр и полной неразборчивости. Фильмы, прежде всего, отправлялись в гарнизоны, а те упорно, всеми правдами и неправдами старались их не возвращать.
Ни концертов заезжих артистов, какими балуют на Большой Земле даже самые дальние гарнизоны, ни даже последнего утешения — телевизора. Даже радиопередачи никак не могли наладить. Так что единственным видом развлечения являлись, по большому счету, лекции "пропагандонов" о международной ситуации, и сводки новостей, зачитываемые в казармах по субботам — производившие впечатление известий с другой планеты (впрочем, так и было).
Не зря обитатели Октябрьска уже ехидно шутили, что ясно, почему отсюда ушли люди: от невыносимой скуки. Да и демоны, если вдруг явятся сюда, как предсказано древними, тоже вряд ли задержатся: просто передохнут от тоски.
Вот и оставалось из развлечений — выпивка, карты с шахматами да еще полутемные кантины, в которых продавали дешевый кумыс и дорогое вино и выступали полуголые танцовщицы, смело садящиеся после пляски на колени приглянувшимся гостям...
Поэтому пятеро офицеров, решивших обмыть звание своего товарища и ради этого посетивших заведение, которое держал одноглазый и хромой мельвиец, прозванный Пиратом, не привлекли ничьего особого внимания.
Тем более, что из посетителей там в этот час сидел лишь один немолодой пастух, судя по расцветке чапана, человек из племени сариров, клана Волка (рода и семьи пришельцы еще различать не научились). Оторвавшись от бурдючка с аракой, он кивком поприветствовал ассаардаров и вновь вернулся к поглощению хмельного.
