Весна новой эры

— Понял, — кивнул в ответ Михаил. — о чем говорить хоть будут?

— Да все о том же... — грустно усмехнулась девушка.

'Странная вещь', — вдруг подумал он. Вспоминая свою прошлую реальность, Михаил даже мысленно усмехнулся. Почему в какой-то момент слово 'коммунист' словно ушло куда-то в тень, заменившись абстрактным 'член партии'? Ведь даже те, кто сам состоял в КПСС, зачастую себя называли не коммунистами, а теми самыми 'членами'. Уж не потому ли, что вступившим в партию ради карьерных перспектив или 'по настоятельной просьбе начальства' где-то на подсознательном уровне было стыдно называть себя коммунистами? Ведь коммунист — этот тот, кто собрался бороться за лучший мир, за победу коммунистической идеи. Коммунист — человек, убежденный в правоте своего дела. И, в принципе, вовсе даже не обязательно состоять в партии для того, чтобы быть коммунистом. А они сами — никакие не коммунисты, а обычные карьеристы и приспособленцы. Всего лишь те самые 'члены' партии?

Как нельзя кстати вспомнился и старый анекдот...

'— Рабинович, а вы член партии?

— Нет! Я не член партии. Я ее мозг!'

Не просто так ведь и пошло такое отношение... Ведь, увы, к позднесоветскому времени 'членов' стало куда больше, чем коммунистов.

День пролетел как-то незаметно... Где-то к обеду передачи про последствия извержения и Долгую зиму закончились, и на радио вернулись к обычному распорядку. Говорили об успехах народного хозяйства СССР, в новостях мельком упоминали что-то по внешней политике... В общем, шла обычная размеренная жизнь.

В обед Михаил сходил в столовую, где кормили куриным супчиком с салатом из свежих овощей — и тоже вдруг вспомнил и тот день, когда все начиналось, и последующие дни и годы... Как работали в комсомольской бригаде, как строили все эти теплицы зимой первого года, как полуголодными шли с утра на работу, а вечером — в университет. И далеко не все выдержали такой ритм жизни — плюнули на все и побросали учебу. Как чистили крыши после зимних буранов, прочищали траншеи в снежных заносах... Вспомнил серое, вечно хмурое небо первого года Долгой зимы, ливни и слякоть первой осени. И прежнюю жизнь... Солнечный город, парки с аллеями, праздно гуляющих студентов и ребятню... Все такое светлое, веселое, беззаботное. И уже и впрямь казалось, что такого не было никогда. Что это какая-то сказка, вымысел, сон... Что и не было вовсе таких времен, когда не было Долгой зимы. А уж прежняя жизнь так и вовсе казалась глупой фантазией... Генсеки Хрущев и Брежнев, Горбачев, Ельцин, развал СССР и Российская федерация. Неужели все это и впрямь могло быть на самом деле?

После столовой же — малость прогуляться по территории завода... Впрочем, смотреть тут особо не на что. Никакой тебе эстетики! Только мрачные, серые бетонные коробки цехов, только отсыпанные щебенкой проезды между зданиями. Разве что размечены места, где в будущем посадят клумбы да деревья, но сейчас там растет картошка, которая по осени пойдет в заводскую столовую. Можно, конечно, зайти в какой-нибудь цех, но зачем? С мужиками поболтать? Но сейчас как-то не было настроения на разговоры. Утренние выступления по радио как-то потянули на воспоминания о том, что было уже практически забытым...

Вот еще его первое детство, он поступает в университет. И кажется, что жизнь прекрасна, что все трудности — побоку! Ведь он живет в самой лучшей на свете стране, что с ней не может ничего случиться! Ведь у него — самая лучшая на свете девушка, с кем он проживет всю жизнь! И еще нет и в мыслях, что его будущая жена — стерва редкостная, которая будет бегать от него налево, а последующий развод окажет настолько сильное впечатление, что несколько лет он не сможет даже смотреть на других женщин. Что страну, которой он так гордился, которую считал самой лучшей на свете, разворуют и растащат на кусочки те, кто до того бил себя кулаком в грудь и клялся в верности делу Ленина.

А вот уже 90-е... Разбегающиеся с заводов, где перестали выплачивать зарплаты, работники. Оставшиеся без денег и влачащие жалкое существование люди. Разваливающаяся, умирающая промышленность. Наплодившиеся повсюду новые буржуи-бизнесменчики и бандиты, становиться которыми стало чуть ли не модно. Рожи чиновников на экранах, заявляющие, что никакой промышленности нам и не надо, мы все купим за нефть. Куча пустых обещаний, которые никто даже и не собирался исполнять... И вечное чувство безысходности, безнадежности, бессмысленности своего существования. Когда нет никакой надежды на то, что 'завтра будет лучше чем вчера'.

И странное такое чувство... Сейчас на дворе Долгая зима, время, когда рушится весь старый мир, обращаются в прах целые страны. Когда у тебя в стране действует 'особый период', когда приходится работать как лошади, а питаться впроголодь... Но даже сейчас нет той атмосферы уныния и безнадежности! Ведь люди верят, что они смогут, выстоят, победят! Верят в то, что завтра будет лучшем чем вчера и сегодня.

Так, в раздумьях, Михаил и вернулся в КБ... И вновь чертежи, чертежи, чертежи, спецификации... Вновь давно привычная и достаточно любимая работа. И пусть с электроникой Михаилу и было поинтереснее, но сейчас для страны важнее не СВЧ-приборы, а та самая сельхозтехника. А надо — значит, надо! Впрочем, спутники ведь тоже скоро понадобятся? Хотя бы даже просто для наблюдения за тем, что происходит в мире... Кстати, можно ведь тоже кое-какие идеи по этой теме подкинуть! Надо будет подробнее подумать по этому поводу! Уж раз к его советам прислушиваются в самом руководстве страны. Так незаметно пролетело и время до конца работы — и вот уж пора топать на комсомольское собрание...

Административный корпус, как и полгода назад, выглядел мрачновато... Об отделке помещений так никто и не позаботился — то ли чтобы не отвлекать от более важных работ строителей, то ли из-за дефицита стройматериалов. Впрочем, всем было наплевать... Собравшись вместе и рассевшись, комсомольцы Сарсельмаша принялись ждать начала собрания. И вскоре оно и впрямь началось... И главной повесткой собрания стала, разумеется Долгая зима.

— Сегодня, в третью годовщину извержения вулкана Лонг-Вэлли, советское правительство и руководство Коммунистической партии и комсомольской организации хотят, в первую очередь, отметить заслуги советского народа в преодолении его последствий, в подготовке страны к жизни в новых условиях, — в качестве вступления произнес комсорг завода. — И советские коммунисты и комсомольцы, как и в годы Гражданской войны, социалистической индустриализации и Великой отечественной войны, внесли особый вклад в это общее дело. Именно советские коммунисты и комсомольцы одними из первых вызывались добровольцами на самую трудную работу, не боясь никаких трудностей и опасностей Долгой зимы. Именно советские коммунисты и комсомольцы приняли особое участие в обеспечении социалистического порядка в стране...

'Это они про выдачу оружия что ли?' — мысленно усмехнулся Михаил. Ну да, бывало всякое... Немало бандитов обезвредили или уничтожили и в самом деле комсомольцы с коммунистами. Что, в свою очередь, вызвало и особое озлобление урок в их адрес. Так что, как и когда-то на заре советской власти, людям пришлось 'отвечать за базар'. Назвался комсомольцем — будь добр соответствовать, бороться за победу советской власти и все такое!

— В связи с этим, за выдающиеся заслуги перед Родиной в годы Долгой зимы, советским правительством принято решение о награждении Всесоюзной ленинской комсомольской организации пятой наградой — орденом Трудового Красного знамени!

Что тут началось! Все чуть ли не повскакивали с мест, восторженно крича, а Михаилу вдруг стало грустно... да, каким-то уж слишком черствым, слишком циничным даже он стал для этих времен. Отвык вот так вот радоваться таким вещам... А ведь Вика, наверное, тоже сейчас бы восторженно кричала и хлопала!

* * *

'Дорога железная как ниточка тянется. А все, что построено, — все людям достанется', — звучала песня из репродуктора, и Николай мысленно усмехнулся. А ведь про них эта песня! Именно что про них... Сколько километров таких дорог они уложили на просторах Средней Азии и в северном Иране? Сколько еще в первую зиму поработали, спешно латая, ремонтируя пути? Сколько пришлось предпринять усилий для того, чтобы железная дорога стала той самой 'магистралью жизни', как теперь ее называли многие люди?

А ведь и в самом деле было все это... Да, непосредственно он тогда и был всего лишь военным водителем... Но и так поработать пришлось немало! 'Мы в землю промерзлую вгрызались лопатами и грелись от холода кострами лохматыми'... Даже странно, как поэт так точно все это подметил! Как будто сам работал там, вместе с ними или какой другой такой бригадой... Хотя, может быть, и не как будто, а на самом деле?

Оторвавшись от прослушивания радио, Николай встал с кровати, открыл дверь вагончика и вышел на улицу... Рука машинально потянулась в карман за сигаретами, но он вновь одернул ее. Проклятая привычка никак не хотела проходить, хотя курить было нечего уже второй год. Все же Николай не настолько одичал, чтобы, как некоторые, курить чуть ли не любую подвернувшуюся под руку траву вроде полыни или, тем более, конопли...

Прямо за стенами вагончика открывался горный пейзаж северного Ирана... Края здесь достаточно неспокойные, потому их охрану обеспечивают силами Советской армии... А вон, совсем рядом, и то, ради чего они сюда прибыли. Железная дорога... И если перешивку имевшейся колеи закончили еще в прошлом году, то строительство второго пути начато сравнительно недавно. И это уже не 'времянка', а нормальная магистральная дорога, уложенная в соответствии со всеми требованиями ГОСТов...

В том, что Иран навсегда стал частью Советского Союза, никто уже и не сомневался. И хоть Николай прекрасно помнил и понимал, что присоединилась новая республика не по такой уж и доброй воле, а из страха перед Советской армией, но какое нынче это имело значение? Ни перед кем кланяться и каяться Николай не собирался. Так было надо... Сколько, в конце концов, жизней советских людей спасли зерно и овощи Иранской ССР? А персидская нефть?

Три года со дня извержения... Дожили бы они до этого дня без Ирана? А без тех героических усилий всего советского народа, что были предприняты для обеспечения более-менее сносной жизнедеятельности страны в условиях Долгой зимы? А дожил ли бы до этого дня его брат, сестра, родители? Этого не знал никто — и никогда, наверное, и не узнает.

— Проклятые американцы! — сплюнув на высушенную солнцем землю, сплюнул Николай.

Сколько бед пришлось пережить советскому народу из-за этих заокеанских ублюдков! Какой ущерб получила их страна! Сколько всего придется потом отстраивать заново, восстанавливать! Но ничего уж не поделаешь! Оставалось только жить дальше...

Откровенно говоря, до всех этих событий Николай и не подумал бы связать свою жизнь с армией... Тогда у него все было распланировано иначе. Вернуться из армии, пойти работать на завод каким-нибудь станочником, жениться, вырастить детишек. Сейчас же... Он откровенно не знал, что будет дальше. Оттого-то и согласился пойти на сверхсрочную, которую нынче очень навязчиво предлагали всем дембелям. Да и что он был делал дома? Снег греб в коммунальном хозяйстве? Ловил бандитов в рядах милиции?

По всей логике, предложенное в армии ему нравилось куда больше... Да и, как считал Николай, здесь от него больше будет пользы для страны. Больше перспектив на будущее... И потому-то он и решил остаться здесь. Ну а дальше... Что будет дальше — видно будет тогда, когда растает снег!

Интерлюдия. Добрым словом и минометом...

— Ну что там? — поинтересовался Василий у своего 'заместителя'. — Все готово к демонстрации?

— Все в лучшем виде! — усмехнулся в ответ Алексей Кузнецов.

Если ты слаб, то притворись сильным... Этим Василий и решил воспользоваться. Нет, он был не таким уж и слабым, но всегда лучше казаться еще сильнее... Чтобы с тобой стремились даже не связываться. Что надо для того, чтобы Пальцев не сунулся? Надо иметь оружие, способное быстро и с минимальными потерями помножить на ноль его силы. И что годится в качестве такого оружия? Разумеется, артиллерия... Не танки с самолетами ж, в конце концов, использовать?

Где достать пушки или хотя бы минометы? Скорее всего, нигде... Все же катастрофа настала не в один миг, военные имели время и возможности вывезти свою технику туда, где она была нужнее. Но если нельзя найти, то можно сделать? Не просто ж так все эти усилия на организацию хоть какого-то производства... А уж найти бесшовную трубу — задача не такая уж и сложная!

Сказано — сделано. Неделю в заводской конторе стоял русский мат вперемешку с английскими ругательствами... Пусть ни одного конструктора, особенно оружейника, в городе и не нашлось, но чертить умели и те же технологи, да и просто технически грамотных людей было весьма немало. Так что после долгих споров стала разработка проекта трехдюймового миномета, который можно было бы изготовить из имеющихся материалов на имеющихся производственных мощностях. Еще неделя на то, чтобы подготовить чертежи — и конструкция пошла в работу. Никаких техпроцессов, ясно дело, не писали, нынче в том не было нужды. Ушли в прошлое всевозможные технологи, метрологи, металлурги, экономисты... Теперь оно никому попросту не нужно!

И вот наконец-то все готово... Изготовлены и испытаны десяток самодельных минометов, подготовлены расчеты. Так что пора и устроить показные учения! Жаль, что боеприпасов успели сделать немного, но и много тратить они не собирались.

— Тогда начинай, — распорядился Василий.

'Ну вот теперь-то и поговорим с Пальцевым совсем другим языком!' — немного подумав, решил он. По сообщениям наблюдателей, тот выдвинулся в поход — и скоро подойдет к городу, где пальцевцев и ждет 'теплая встреча'. И, как ни странно, Василию хотелось бы, чтобы все те получили хорошее впечатление от силы города и не решились атаковать...

Оборонительные позиции под городом готовы... Последние учения — и можно быть уверенным в том, что победа будет за ними. Если Пальцев решится атаковать — положит свои силы здесь же, у стен города. Если решит начать осаду — ему же хуже. На этот случай уже сформирован мощный ударный отряд с парой пулеметных и минометными автотачанками. Поскольку слова 'джихадмобиль' в этой реальности еще не придумали, то именно так обозвал Василий эти вооруженные пикапы. В своей победе Василий теперь не сомневался... Вопрос в одном — какой ценой? Уж больно мало у него было в распоряжении ресурсов, больно мало людей... Это даже не Москва сорок первого, когда товарищ Сталин мог бросить в бой рабочие батальоны для того, чтобы выиграть еще день, еще недельку до того, как будет подготовлено контрнаступление. Это даже не Сталинград, куда день и ночь шли эшелоны с пополнением бойцов, оружием, боеприпасами... Все его ресурсы — это то, что есть здесь и сейчас. Но и пальцевцы — не вермахт...

Когда Алексей ушел, Василий еще несколько минут сидел за своим рабочим столом в раздумьях... Все пытался понять, все ли он учел, все ли сделал правильно... И почему-то был уверен, что что-то да упустил. Все же он никогда не был даже не главой государства, а хотя бы каким-нибудь чиновником. И если какой-нибудь товарищ Пономаренко сейчас работает с целым штатом специалистов по самым разным направлениям и отраслям, регулярно получает от них папки отчетов и докладов, подписывает приказы и распоряжения, то у него не было и близко ничего подобного... Тут все практически висит на нем на одном — да отчасти на Лехе... И нет никакой уверенности в том, что они действуют правильно. Тут и подсказать-то некому, и лишь сама жизнь их рассудит.