"Ночи Белладонны и другие рассазы"

Сакура высвободился из нежных объятий Тристана. — Ты скорее потеряешь дружбу, чем потеряешь меня?

— Если бы я думал, что можно по-другому. — Тристан отвел глаза. — Я ухожу. Позволю тебе пройти через эту дверь самостоятельно и не буду ждать, чтобы увидеть, изменишь ли ты порог. Но через шесть месяцев вернусь, чтобы почтить память нашей подруги, и если ее жизнь что-то значила для тебя — а я знаю, что так оно и было, — то увижу тебя там. — Он опустил клюв. — Надеюсь, я должен сказать. Я надеюсь увидеть тебя там.

Тристан развернулся и поплыл прочь, в синюю мглу океана Европы. Его хвост оставлял за собой след, который быстро исчезал в неподвижности. Неподвижность и тишина. Сакура выждал приличное время, оставшись один в своем ледяном дворце, а затем повернулся к двери, приняв решение.

ОТКЛИК

Хижина представляет собой пару изолированных сборных домиков с несколькими навесами поменьше, в которых хранятся генераторы, топливо, детали ветряной турбины и так далее. Здесь есть химический туалет, умывальник и основные принадлежности для приготовления пищи. Одновременно в хижине могут жить двое или трое, но для присмотра за оборудованием обычно достаточно одного человека. Из-за нехватки ресурсов в последнее время мы предпочитаем жить экономно.

Честно говоря, мне так больше нравится. Птицы пробуждают в нас чувство одиночества. Они вознаграждают за терпение и молчание долгими часами настороженного, предвкушающего покоя. Дни начинают сливаться один с другим; выходные и будни становятся произвольными различиями. Я часто забываю о календаре, птицах и погоде, которые являются моими единственными временными ориентирами. Наблюдаю за миграционными процессами, фиксирую изменения в их оперении, изучаю изменчивое небо. Я не могу быть счастливее.

Есть только одна вещь, которая портит мне настроение, но даже она, я уверен, скоро останется позади.

Я закончу работу над статьей.

Это звучит просто, если изложить это так. Клятва. Подтверждение своих обязательств, удвоение моих собственных усилий. Последний рывок.

Но раньше я уже был на этом этапе.

Все начиналось достаточно легко — обычный набор возражений, никаких намеков на предстоящие неприятности. Очень немногие документы проходят без каких-либо поправок, поэтому никого из нас не беспокоило, что есть несколько вопросов, требующих решения.

Но когда мы исправили эти ошибки, анонимный рецензент вернулся с просьбой внести дополнительные изменения.

Мы позаботились об этом. Надеялись, что теперь статья будет признана пригодной для публикации. Но рецензент все равно хотел, чтобы мы сделали больше. Так продолжалось и дальше. Как раз в тот момент, когда мы думаем, что устранили все возможные сомнения, рецензент каким-то образом умудрялся найти что-то новое, к чему можно придраться. Я изо всех сил стараюсь быть стойким, напоминая себе, что анонимный рецензент — всего лишь еще один ученый, выполняющий свою работу, что он тоже находится под таким же давлением и что я не должен чувствовать себя объектом каких-либо личных нападок.

Но мне достаточно взглянуть на его комментарии.

Авторы непоследовательны в своем подходе к терминам нормализации корреляционной функции модуля скорости. Я не уверен, что их подход к сглаженной дельта-функции Дирака является строгим по отношению к процитированному интегралу.

У меня закипает кровь. Возникает мимолетная фантазия о том, как я встречаю рецензентов здесь, на какой-нибудь пустынной полоске болотистой местности, резко сворачиваю и сталкиваю их в канаву.

Наблюдая, как они захлебываются мутной водой, я спрашиваю: — Теперь вы считаете, что это достаточно строго?

Основой нашего эксперимента является кольцо из двадцати треног-станций, расположенных по кругу в два километра. Хижина находится на одной стороне круга, ветряная турбина — на другой. В течение дня на полноприводном внедорожнике я проверяю все треноги, выбирая наименее заболоченную дорожку.

На каждой станции установлена пара стереометрических цифровых камер. Объективы должны быть чистыми, питание и электронные подключения проверены. Камеры должны быть направлены в середину периметра и находиться на достаточном возвышении, чтобы была возможность зафиксировать эпицентр шума. Они должны быть также управляемыми, но сейчас не все моторчики работают должным образом.

Под каждой камерой находится массивный серый цифровой блок управления. В их коробках находятся платы микропроцессоров, аварийные аккумуляторы и синие пластиковые прямоугольники внутренних модулей интернет-сети, мерцающие желтыми и красными светодиодами. Предполагается, что коробки защищены от непогоды, но дождь обычно проникает внутрь. Как и в случае с моторчиками, в печатных платах произошли некоторые сбои, а наши ресурсы запасных частей подходят к концу.

Примерно каждая пятая станция оснащена дополнительным оборудованием. В них мы добавили лазерные/радарные дальномеры и доплеровские регистраторы скорости. Для этого, в свою очередь, требуются дополнительные процессоры и батареи в блоках управления, что еще чаще приводит к неисправностям.

Однако усилия того стоят.

Оборудование позволяет нам отслеживать мгновенные перемещения до двухсот пятидесяти тысяч птиц, возможно, даже полумиллиона, в одном компактном скоплении. Наше пространственно-временное разрешение достаточно для определения движений крыльев вплоть до отдельных групп перьев. В то же время мы также собираем данные о смещении внимания, вызванном отслеживанием движения глаз и головы отдельных птиц.

Человеческий глаз видит размытие индивидуальностей, птицы становятся неразличимыми, аморфными элементами какого-то большего целого. Камеры и компьютеры видят все это насквозь. Я знаком с наукой, знаю алгоритмы, знаю нашу способность передавать данные. Тем не менее, все еще тихо удивляюсь тому, что мы можем это сделать.

После проверки камер, которая может занять от трех до шести часов, мне остается провести последнюю инспекцию. Я подъезжаю к ветряной турбине и осматриваю высокую серую башню и парящие лопасти. Чаще всего не нужно делать ничего. Лопасти вращаются, энергия поступает, наши электрические и компьютерные системы работают так, как им положено.

Остальное зависит от птиц.

На самом деле, это странно, но иногда даже хижина кажется мне слишком замкнутой и гнетущей. Иногда я просто останавливаю здесь внедорожник, опускаю стекло и наблюдаю, как над болотом меняется освещение. Мне больше всего нравится, когда день пасмурный, когда облака низко нависают над деревьями и кустами на болотах, и их серость рассеивается только благодаря смелому бледно-желтому мазку над горизонтом. Птицы прилетают и улетают, но для ночлега еще слишком рано. Я наблюдаю за цаплями, большим кроншнепом, камышевками — иногда даже за медленным, методичным патрулированием здешнего болотного луня, который рыщет над землей с беспощадной точностью разведывательного беспилотника.

Помимо птиц, единственное постоянство — это обычный свист лопастей турбины.

Это хорошее время, чтобы наверстать упущенное за работой или чтением.

Я вытаскиваю распечатанные лазером страницы из беспорядочного гнезда в бардачке вместе с салфетками, леденцами от кашля, пустыми упаковками из-под лекарств, потертым компакт-диском без чехла. Кладу на руль дорожный атлас в жестком переплете, чтобы можно было писать на страницах.

Я уже выделил некоторые проблемные места желтым маркером. Теперь использую ручку потоньше, чтобы сделать более подробные заметки на полях. Со временем сведу эти заметки в короткое электронное письмо редактору журнала. В свою очередь, он направит их автору статьи, которую я рецензирую.

Вот как это работает. Я веду борьбу со своими анонимными рецензентами, наполовину убежденный, что они имеют на меня зуб, и в то же время пытаюсь быть таким же придирчивым и трудным для другого автора. Несомненно, я раздражаю его не меньше, чем меня самого раздражает мой собственный рецензент. Но, со своей стороны, я знаю, что в этом нет ничего личного. Я просто хочу, чтобы работа была настолько хорошей, насколько это возможно, чтобы аргументы были ясными, а анализ — тщательным. Ну и что с того, что я знаю ведущего автора, и она мне не особенно нравится? Я могу подняться над этим.

Я поднимаю один из листов к желтеющему небу, чтобы полоса света пробивалась сквозь выделенные желтым места. Перечитываю свои собственные каракули на полях:

Небрежное обращение с синтетической корреляционной функцией — не внушает доверия к остальному анализу.

Не слишком ли я суров с ними?

Возможно. Но мы все прошли через эти жернова.

Скворцы слетаются со всех сторон, концентрируясь в воздухе над рощей деревьев и кустарников примерно в центре исследуемой территории. Они прилетают небольшими группами, поодиночке или стайками в несколько десятков особей, прежде чем объединиться в большую массу. Не существует точного порога, при достижении которого концентрация птиц достигает узнаваемого отклика, но требуется, по крайней мере, несколько тысяч, прежде чем их форма начнет проявляться как самостоятельное явление, с ее стремительным парением, кружением, складывающейся связью — своего рода живой мембраной в небе.

Тем временем наши приборы фиксируют. В среднем за миллисекунду на птицу приходится сто точек параметрических данных, или более пятидесяти гигабайт данных за все время наблюдения. Поскольку отклик может сохраняться в течение нескольких десятков минут, наш общий куб данных за все время наблюдения может содержать более тридцати терабайт данных, и петабайт не является исключением. Мы используем некоторые из тех же процедур обработки и сжатия данных, что и физики элементарных частиц в ЦЕРНе, которым необходимо отслеживать миллионы микроскопических взаимодействий. Они отслеживают крошечные сгустки энергии, массы, спина и заряда. Мы отслеживаем теплые, покрытые перьями тела с сердцами, крыльями и нервной системой!

Все это относится к физике, независимо от того, изучаете ли вы скворцов или кварки.

На своей рабочей станции я просматриваю фрагменты данных с помощью колесиков-трекеров и перемещений компьютерной мыши.

Я рисую диаграмму, на которой виден отклик в определенный момент времени, с произвольного угла обзора. Это размазанная масса крошечных точек, похожая на неровный отпечаток большого пальца. По краям отклика легко различимы птицы. Ближе к центру точки накладываются друг на друга, образуя градиенты возрастающей концентрации, птицы теснятся вместе с плотностью, почти как у Эшера. Глядя на эти черные складки и гребни, трудно не думать о птицах, которые сливаются воедино, образуя подвешенное, не поддающееся притяжению целое.

Я щелкаю мышью, и каждая точка превращается в линию. Теперь пятно представляет собой щетинистую массу, похожую на узор, образованный железными опилками в присутствии магнитного поля. Это мгновенные векторы для каждой птицы — направление и скорость, с которой они движутся.

Из предыдущих исследований мы знаем, что на каждого скворца оказывают непосредственное влияние — и он, в свою очередь, находится под влиянием — примерно семи соседей. Мы можем подтвердить это с помощью векторных графиков, отслеживая изменение направления полета конкретной птицы, а затем отмечая немедленную реакцию ее соседей. Но если бы это было пределом влияния одной птицы, то в ответ на внешний фактор, такой как прилет ястреба-перепелятника, наблюдался бы вялый отклик.

На самом деле, стая реагирует как единое целое, разделяясь и изворачиваясь, чтобы перехитрить нарушителя. Оказывается, что расстояние корреляции намного больше, чем расстояние между ближайшими соседями. На самом деле, корреляция между удаленными птицами может быть такой же широкой, как и весь отклик. Они словно связаны друг с другом невидимыми нитями, и каждый чувствует притяжение другого — своего рода эластичная сеть, растягивающаяся и сжимающаяся.

На самом деле, отклик может содержать несколько различных "областей" влияния, в которых схемы полета групп птиц сильно коррелируют. На графике на моем рабочем месте они отображаются в виде подмассивов сильно выровненных векторов. Они приходят и уходят по мере того, как продолжается отклик, смешиваясь и рассеиваясь — толпы внутри большой толпы.

Именно на этом сосредоточено наше недавнее исследование. Что заставляет эти домены формироваться? Что заставляет их распадаться? Можем ли мы проследить закономерности корреляции между доменами или они причинно-следственно различны? Насколько четки границы — насколько проницаемы?

Эта статья, которая теперь обсуждается нами и рецензентом, была предназначена только для того, чтобы изложить элементы нашей методологии — продемонстрировать, что у нас есть физические и математические инструменты для изучения отклика с любой степенью детализации, которую мы выберем. Помимо этого, у нас были планы на серию статей, которые основывались бы на этой предварительной работе и включали бы все более сложные эксперименты. До сих пор мы были не более чем пассивными наблюдателями. Но если у нас есть какие-то претензии на понимание отклика, то мы должны быть в состоянии предсказать его реакцию на внешний раздражитель.

Я начинаю чувствовать, что зашел в тупик. Можем ли мы, честно говоря, повторить все это в нашей следующей публикации и в последующих? Мысль об этом опустошает меня. У нас есть инструменты для следующего этапа нашей работы, так почему бы не продолжить последующее исследование и не объединить его результаты в настоящем документе? Опередить наших конкурентов и поразить наших судей смелостью нашей работы, не требующей особых усилий?

Я так думаю.

На следующий день я выпустил "ястреба-перепелятника".

Вряд ли нужно добавлять, что это не настоящий ястреб-перепелятник. Разработанный для нас коллегами из лаборатории робототехники, это умный, быстроходный беспилотник. У него есть крылья и хвост, а его летные характеристики аналогичны полетным характеристикам настоящей птицы. У него синтетические перья, пластиковый клюв и большие стеклянные глаза с камерами, установленными на шарнирах. На человеческий взгляд, он выглядит немного грубоватым и игрушечным — слишком карикатурным, чтобы его можно было принять. Но визуальные признаки ястреба-перепелятника были тщательно преувеличены. С точки зрения скворца, он максимально эффективный, максимально устрашающий. Он выявляет все правильные реакции на страх.

Усевшись на насест, я сажусь в складной шезлонг, ставлю ноутбук на колени, кладу пальцы в перчатках на старую потертую клавиатуру со стертой половиной букв и наблюдаю за происходящим. Ястреб-перепелятник с жужжанием взлетает с крыши внедорожника, взмывает в воздух и устремляется вперед так быстро, что я не успеваю за ним уследить.

Он выбирает точку в отклике и летит по дуге, как управляемая ракета.

Отклик расщепляется, скручивается, рекомбинируется.

Ястреб-перепелятник выполняет крутой разворот и возвращается для атаки. Он пронзает ядро стаи, складывает крылья, как ножницы, и делает зигзагообразный отлет. Издает низкий электрический гул. Некоторые птицы улетают с периферии, но отклик в целом оказывается непреклонным, на каком-то коллективном уровне осознавая, что перепелятник не может причинить им реального вреда, а только уничтожает их отдельные особи в незначительном количестве.