Броненосцы Петра Великого -ч.3 Петербург

Так вот, носорог, по сравнению с характером Петра это чихуахуа.

Как же надоело танцевать на этом минном поле!

— Государь, нет в слове моем гордыни, ведь не мне войско вести. Ты велел сказывать, как мыслю — вот и сказываю, что рекруты, которые у меня обучаются, и через год еще негодны супротив ветеранов. А их тож люди с опытом учат, да как учат! Днями и ночами науку военную в головы вбивают. Да токмо далек мужик крестьянский от науки ратной, он через год ее только понимать зачинает, а чтоб потрохами ее принять, так ему и года мало. Не облыжно говорю, а смотрю, как мои морячки науки постигают. Их через год токмо под руку опытного ветерана поставить можно, чтоб ветеран следил, не учудит ли новик какой конфузии по недомыслию. Да и то, чудят новики на флоте так, что розог на все корабли не хватает.

Перешел на доверительный тон, воспользовавшись промелькнувшей в глазах царя задумчивостью

— Прости Петр, но мыслю так, что и в армии все також и есть. Не может быть так, что на флоте рекрут туго науку принимает, а в армии зараз всему научился. А коль полки новые науку воинскую животами не прочувствуют, то и на ратном поле подвести могут. Не со зла али страха, а просто по недомыслию — им стрелять скомандуют, а они не попадут, им на штыки врага взять прикажут, а они пока бегут в стадо превратятся. А коль на них конница пойдет лавой? Они же может быть, и не видели того ни разу! А коли дрогнет кто, да строй сломает? Из-за одного полка новичков строй баталии проломят, да ветеранам в тыл зайдут. Это, государь, как кованная якорная цепь, у которой одно звено не стальное а оловянное. Снаружи цепь выглядит браво, блестит, а коль потянуть ее, тут то звено оловянное и лопнет и от него одного всей цепи разруха будет. Силу армии считаю по силе самого слабого полка в баталии, вот и сказал, что баталию можем только из гвардейских полков составить, а боле и не из кого.

Петр молчал, нахмурившись и гипнотизируя меня глазами. А вокруг бушевали страсти. Ближний круг был един в бесновании, выражающемся общими словами — "Дозволь государь, я ему скажу, каково это в солдатах твоих сомневаться!!!"

По очкам этот спор явно проигрывал. Но рефери решил дать мне еще один шанс.

— Твои резоны услышал. Но веры в них у меня нет. Давеча Вейде показывал баталию потешную, новики в ней орлами себя выказали. Мудрствуешь ты князь больно. Но коль сомневаешься, изволь сам на баталию взглянуть, опосля и поговорим!

Петр еще раз прихлопнул рукой по столешнице, ставя точку в споре и начиная совещание ... о том как свеев воевать. Завидное упорство, его бы да в мирных целях.

На совещании предпочел слушать, так как говорить было особо нечего, обсуждалась чисто наземная кампания, и мне было откровенно плевать, как ее поведут. Как не поведи, все одно будет шапкозакидательство. Раздумывал, как бы продемонстрировать Петру неготовность его армии в предстоящей показухе, которую наверняка отрепетировали и отполировали.

Подвели итог совещанию, обсудив, что послам говорить. Оказывается, с послами все не за один раз решали, а в несколько заходов, обсасывая на каждой сессии новые нюансы. Например, для тех же шведских послов уже четыре сессии провели, и готовили пятую. Хотя мне было совершенно не понятно, чего тут можно размазывать? Послы Петру, мол — "Клянись на библии, что жить мирно будем!" А Петр соответственно — "Меня в посольстве обидели, хочу сатисфакции! Но войны не хочу, я белый и пушистый". Чего тут можно так долго обсуждать? Хорошо, что мне не надо во всем этом политическом фарсе участвовать, особенно учитывая то, что параллельно идут переговоры с Данией и Польшей о союзе против Швеции, и основные положения уже согласованы.

Наигравшись в совещание, государь решил побаловать себя диковинами, и потащил всех, в том числе и угрюмого меня, в демонстрационную комнату.

Начинать надо было по проверенной схеме, от простого к сложному, но за окном клубилась серая осень, и первым продемонстрировал свет. Самое смешное, что ажиотажа не вызвал — эка невидаль, свеча за стеклом горит. Ну, яркая, и что?

Пришлось пояснять уж совсем по простому, что в подсобке человек сидит, и специальной механикой создает в железе особое течение, что по проволоке распространяется а в этих "лампах" свет рождает. И что свечи менять не надо, свет гореть будет ровно и ярко, пока механика работает. Диковине удивились, но ожидаемого мной бешенного интереса не проявили. Им, видите ли, свечами сподручнее. Плохо. Затея с электростанцией трещит по швам. Ну да ничего, оборудую несколько помещений для Петра электрическим светом, и буду ждать заказов. Не мытьем так катаньем.

При ярком освещении начал демонстрировать остальные новинки. Настроение так и не улучшилось, невзирая на красивые безделушки, извлекаемые под радостный галдеж и вздохи. Старался преподнести новинки максимально выпукло — плевать, что у самого настроение похоронное, мои люди старались, душу в диковины вкладывали, и убить их труд, представив его недостойно — не поднималась рука.

Надолго зависли с кубиком Рубика. И что в нем народ находит? Хотя, в нашем исполнении кубик был не столько головоломкой, сколько драгоценностью — такую в руках покрутить одно удовольствие. Покрутили.

Пока тешились головоломками — обсуждали меж собой мелочи. Мелочами, как и следовало ожидать, стали шведы.

Сделал для себя несколько зарубок, и, в очередной раз, зайдя в подсобку, велел спрятать коробку с макетом Святого Духа и подарочную коробку со Штукой. Да! Вот такой параноик. Нет у меня веры людям, которые кричат про явно завышенную, в политических интересах, готовность. Плохо только, что диковин то особых и не осталось — проблема была со штамповкой. Начать то мы ее начали, но до моего отъезда с завода там работал только один станок. Опытный. Все станки, что делали для расширения — сразу паковали и готовили к отправке на другие заводы. В итоге не сделал массу того, что планировал. В этот раз в Вавчуге вообще все шло незнамо как — завод тряс как яблоню, но с него упало всего несколько недозрелых яблочек. Буду надеяться, что за эту зиму Феникс восстанет вновь.

Перешел к гвоздю показа. Представленный телефон, наконец, вызвал ожидаемый ажиотаж. Тем более, операторы у меня сидели в подсобке, их видно не было, а телефоны расставили по столам демонстрационного зала — все начали упоенно пробовать. Похвалил себя за двух, взятых в поход, операторов.

Вот о телефонах разговор получился долгий. Каюсь, передернул. Рассказывая о затратах добавил в них затраты на электростанцию. Цифры немедленно зарычали и начали кусаться.

Оказалось, большие суммы кусали только меня, а местные "богатые буратины", то ли, чтоб Петру удаль показать, то ли действительно богатые — но прямо на месте стали договариваться об установки у них "гонца". Петр, утери внимания к своей персоне не пережил, кратко велел всем заткнуться, и решать дела у князя, в смысле у меня, на подворье. Поговорили с государем о спектре применений... Нет, для армии пока не годиться, но буду работать над этим... Да, с другими городами соединить могу — но не скоро, и стоить это будет очень дорого. Сколько? Десять пудов кабеля на километр, да столбов 35 штук — минимум, 300 рублей на тысячу метров. Считайте, табун из сотни лошадей на каждый километр пути. И самый острый вопрос будет, что на эти бесхозные табуны посреди глухого леса — обязательно найдутся желающие. Хотя, про себя обдумывал вариант стальных проводов — вариант в три раза хуже, но в десять раз спокойнее. Меж тем, продолжил нагнетать обстановку — до Воронежа шесть сотен километров, 180 тысяч рублей, считайте, стоимость половины нашего флота. А коль до флота тянуть, то и все пол миллиона рублей.

Самое интересное — не напугал. Петр покивал да поухмылялся, что теперь знает какую контрибуцию со шведов брать. Совершил мысленно богохульство. Несколько раз.

Государь насытился игрушками, и начал из меня тянуть клещами рассказ о вооружениях. Ему, мол, полуполковник такие серенады пел, что впору собираться и ехать в Вавчуг для досмотра всего своими глазами.

Запрыгнул на лезвие ножа и начал на нем выплясывать вприсядку и с поклонами. Все будет, государь... но позже. Через годик ... нет, через год только образцы, и для армии из Тулы чуток сделаем, а вот через два года — будет, чем удивить. Может, отложим немножко контрибуцию со шведов?

В очередной раз поразился местному менталитету. Если срок в один год еще был понятен, хоть и считался очень большим — то два года воспринимались как бесконечность и вызывали примерно такое же неудовольствие.

Всячески намекал, что подробнее расскажу на аудиенции, но Петр делал вид, что намеков не понимает. Что-то испортилось в Датском королевстве.

Аудиенцию все же выторговал, но только — по итогам потешной баталии. Что же за непруха то такая! Мало того, что у Петра теперь полный ближний круг иностранных ставленников, которые, к гадалке не ходи, абсолютно не российские интересы пробивают, так еще и Петр распух от самодержства, и готов слушать только хвалебные оды. Да и черт с ними, в конце концов! Пусть хоть Стокгольм штурмуют. Но ни грана нового вооружения на эту аферу не дам! Нету! В производстве! Приходите завтра за своими броневиками! Устал.

Теперь главное не сорваться в этой вечно празднующей толпе и продолжить всем улыбаться. Какие такие новые штуцера? Да нет, вам показалось, тот десяток, что семеновцы привезли — целый год делали.

Петр с окружением засобирались отужинать. Меня, кстати, не пригласили, уж и не знаю — то ли неудовольствие демонстрировалось, то ли посчитали, что и так пойду, никуда не денусь. Чтоб мое отсутствие не бросилось в глаза, испросил у Петра позволение откланяться, сославшись на подготовку к баталии и дела в штабе.

Поймал в уходящей толпе Вейде, договорился с ним о встрече позже, для обсуждения планов потешной баталии.

В демонстрационном зале стало пусто. Из подсобки вышли две мои тени, добавив к теням, разбросанным по помещению ярким светом, немного жизни и скрипа половиц. Очень странно себя чувствуешь, когда пару минут назад комнату наполняли голоса и люди — а теперь кажется, что весь дворец вымер. Наверное, это нервное. Мысленно считаю потери в проталкиваемой петровским гнездом афере, и сколько заводов можно было бы построить, используя этих людей.

— Ничо, князь, все образуется.

Ермолай даже руку на плечо мне положил, чего обычно не делал. Образуется оно, угу. Кстати, а о чем это он? Не думаю, что он видит ситуацию так же, как она видна мне.

— О чем ты Ермолай?

— Да о немилости царской. Не перечил бы ты ему князь, больно дело нужное ведешь.

— Людей, Ермолай, жалко. Сгинут ведь, без пользы.

— А вот то, не тебе решать. Все в руках Господа нашего. Все по Воле его. И коль надо будет ему, для вразумления рабов своих, животы у них забрать — на то его воля! Он дал, он и забрал.

Фаталисты. Сколько стоит вразумление одного государя? Десять тысяч жизней? Тридцать? Никогда не любил, чтоб за меня платил кто-то другой.

— Ладно, Ермолай. Давай не будем решать. Жизнь покажет. Давай о делах наших перемолвимся, совет мне твой нужен...

Демонстрационную комнату пока так и оставили. Техники получили задание тянуть по дворцу провода в кабель-каналах по схеме, набросанной на скорую руку Макаровым, пока знать развлекалась переговорами по телефонам. Меня, если честно, этот этап уже не интересовал — надо будет расписать прайс и спихнуть дела, по опутыванию Москвы кабелем на Федора. На столбах, кстати, будем сразу и силовые провода вешать — нечего одно дело дважды делать, все равно эти буратины распробуют электричество ... со временем.

Обдумывал свой последний шанс — показать Петру не готовность армии в предстоящей потешной баталии под Преображенским. Вот только свои козыри решил не просто не выкладывать, а спрятать под сукно. Обойдусь без штурмовиков.

А какая идея была! Мы бы этих потешных как танком раскатали, особенно если бы пробил, как и планировал — стрельбу боевыми. Но не судьба. Попробую все же подергаться на этом крючке. Надо договариваться с конницей — будем пугать пиками, а среди солдат пустить слух, что государь велел все по настоящему, и что конница ударит серьезно и насмерть, никаких потех и остановок лавы перед строем не будет! И побольше подробностей, как пика с хрустом проламывает ребра не успевшего убежать солдата, а потом ее окровавленный наконечник вылетает из спины переднего, и пропарывает еще и живот солдату, стоящему сзади. А потом лошадь, ржущая и взмыленная, сбивает грудью умирающих, втаптывая в грязь их требуху. Побольше, в слухе, крови и внутренностей!

Эти потешные у меня убегут с поля еще до начала баталии!

По крайней мере, пусть видит высший разум — использую любой шанс. А там действительно, все в Воле его. Может покреститься тогда? Странно на меня пребывание в этом времени действует.

Вечером готовился к встрече с Адамом. Не в смысле, одевал белое, в том числе и тапочки, а в смысле готовили много водки и закуски для обрусевшего сына немецкого полковника, призванного в Московию десятилетия назад учить медведей ездить на велосипеде. К слову сказать, научил полковник этому делу "диких варваров" весьма посредственно, судя по тому, что его сын занимается тем же самым. Хотя, могу понять и деловую хватку семейства Вейде — оплата их работы повременная, а никак не сдельная — чего, спрашивается напрягаться?

С другой стороны, Адам подходил к делу с огоньком и к своим сорока с мелочью годам успел поучаствовать во всех забавах Петра, начиная от "потешных" и заканчивая посольскими. Именно он пустил байку про то, как был "подлинным свидетелем" битвы осени 1697 года, в которой австрийский принц Евгений на реке Цента разгромил в два раза превосходившие его в численности турецкие войска. В виде трофеев австрийцам, в том числе, достался некий паша, сообщивший пророчество о том, что в 1699 придут с севера славяне и завоюют Константинополь. Тогда это пророчество восприняли как несерьезное. А вот теперь оно звучало очень даже к месту.

Но был у байки и второй поучительный слой — "добрым строем" можно сковырнуть противника сильнее себя. Вот Вейде и отдал все силы на обучение новой армии. Он еще и в составлении уставов во время посольства успел поучаствовать.

Кабы не его, общие для петровского круга, шапкозакидательские настроения — мог получиться прекрасный специалист. Вот только история напоминает мне, что Германия во вторую мировую, воевавшая со всем миром, отмобилизовала менее 18 миллионов солдат. Из которых погибли чуть больше 4х миллионов и 6 миллионов были ранены — а Советский Союз отмобилизовал более 34х миллионов, из которых погибли почти 9 миллионов солдат и более 14 миллионов были ранены. Жуткая статистика. И есть подозрение, что корни ее именно в нынешнем отношении к солдатам, как к расходному материалу. Искренне надеялся внести хоть какие-то коррективы в эту тенденцию.

Долгий разговор с полковником, после обильного ужина, заставил трещать по швам мои надежды. Адам вполне однозначно указал, что потешные баталии проводят не столько для предоставления мне возможности показать неготовность нашей армии, сколько для того, чтоб продемонстрировать послам всех держав армейскую выучку и готовность русских полков легко и с песнями отстричь кисточки хвостов всем чертям в преисподней.