— Получается, вы можете отдать замок кому угодно?
— Э, нет. Я могу завещать замок только человеку близкого круга. Поэтому мне и нужно было усыновление Дамьяна, хотя тут могли бы возникнуть некоторые проблемы. Ты же моя прямая наследница. После моей смерти ты будешь владеть всеми оставшимися землями и замком, а твой сын получит титул графа.
— Нет, я не могу на это пойти! Вы должны переписать завещание, — я все еще была растерянна и искала слова, чтобы объяснить деду свое нежелание становиться наследницей.
— Это все слишком неожиданно для тебя. Подумай обо всем как следует. Вот увидишь, скоро ты будешь относиться к этому как к само собой разумеющемуся.
— Но я, в самом деле, неподходящая кандидатура. Я никогда не жила в таком месте и совсем не представляю, что значит владеть замком. Да мне это и не нужно! И потом, у меня нет ни опыта, ни умения вести большое хозяйство. Я буду так же бесполезна, как и ваши молокососы. Прошу вас, перепишите завещание! Оставьте все, как было до меня. Дамьян любит Китчестер, Он справится лучше, чем я!...Тем более, выходит, вы его обманули. Он... он же возненавидит меня!
— Не болтай глупостей. Дамьян не дурак, он прекрасно все понимает. Кроме того, я никогда не давал ему гарантий, а лишь говорил о возможности... Не трусь! Ты будешь отличной хозяйкой. В тебе есть и ум, и решительность, и желание действовать. Я уверен, ты, как и Дамьян, принесешь Китчестеру пользу! А если вы объедините усилия, то...
— Каким образом мы объединим усилия?
— Э-э, ну сделаешь его управляющим.
— Вы что думаете, он согласится? Это смешно! В нем столько же китчеровской гордости, сколько и в вас. Дамьян хочет быть хозяином, а не слугой! Тем более, судя по вашим же рассказам, он заслужил это право.
— Если у мальчишки есть мозги, а они у него, безусловно, есть, то он поймет, что это лучшее, на что может рассчитывать в сложившейся ситуации...Хватит, этот разговор уже утомил меня. Я сделал то, что должен, и не собираюсь менять решение.
— А я не согласна! Мне достаточно чувствовать себя вашей внучкой и быть рядом с вами. Большего мне не надо. И, вообще, я не хочу переходить никому дорогу, не хочу, чтобы из-за меня человек лишался самого важного в своей жизни.
На мгновение выражение его лица изменилось. Я подумала, что он может рассердиться на меня, но он спокойно произнес:
— Хорошо. Ты невероятно упрямая девчонка. Но мне нравится, что ты с характером, как раз то, что нужно — заметив, что я хочу возразить, он поспешно продолжил. — Давай сделаем так: ты никогда не жила в замке, так я предлагаю тебе перебраться в Китчестер... недели на две, на три, сколько сама захочешь. Поживешь, посмотришь что к чему, я познакомлю тебя с делами... И мне радость будет, что ты рядом, да и тебе в новинку.
Он замолчал, ожидая ответа. Я слушала его сиплое с присвистом дыхание и раздумывала. Все это было так неожиданно. Слишком близко я оказалась к своей мечте. Всю жизнь я грезила Китчестером, хотела исследовать его закоулки и подземелья, узнать все скрытые за древними стенами тайны. И вот, одно слово "да" воплотит мою мечту. Но смогу ли я остаться в стороне? Или замок, как и Дамьяна, околдует меня и засосет в свою пучину? Тогда я буду не в силах отказаться от предложения деда. Хотя, что греха таить, меня и сейчас всю пробирало при одной лишь мысли о замке, и еще чуть-чуть, и я готова была отречься от своих же собственных слов.
— Ну, что ты молчишь, соловей? — неожиданно прозвучал у нас за спинами насмешливый голос. — Старик ждет, отвечай! Разве ты не знаешь, Лемуэл не любит, когда тянут кота за хвост. Да и другим не терпится узнать каков твой ответ.
ГЛАВА 15
В тот момент я совсем не почувствовала изумления. Как будто бы сердце уже знало, что я непременно увижу его сегодня.
Он стоял под теми же ивами, что и граф в первый день нашего знакомства. Длинные ветви, ниспадающие до самой земли, почти полностью скрывали его от наших глаз. Но вот Дамьян вышел из-под навеса и подошел к нам, по пути сорвав один из крохотных розовых цветочков, в обилии росших на берегу. На его узком обветренном лице кривилась насмешка, но глаза весело сияли черными угольками. Он подошел ко мне, очень близко, так что мне пришлось сделать шаг назад, но он удержал меня и, протянув руку с цветком, воткнул его в застежку плаща на груди. Затем откровенно смерил меня взглядом.
— Скромный знак моего восхищения, — прокомментировал он, ухмыляясь.
— Нескромно преподнесенный, — буркнула я, отступая, как можно дальше от него и прячась за ствол дерева, будто ища укрытия.
— Все такая же злючка!
— Все такой же нахал!
— Хватит выяснять отношения! — зычно пророкотал дед, сидя с наидовольнейшим видом и улыбаясь так широко, что взору нашему открылись дыры на месте коренных зубов. — Как малые дети, черт меня раздери!
— Так что, соловей, каков твой ответ? — снова задал мне вопрос Дамьян. Его глаза буквально впивались в меня и, хотя в этот раз в них не было и тени насмешки, где-то на самом дне таился огонек злорадного наслаждения. Чтобы скрыть смущение, я принялась теребить розовый цветок. Но пауза затянулась, и мне надо было уже что-то ответить, а я никак не могла совладать с собой и опасалась, что мой голос будет предательски дрожать.
Все это время я чувствовала его пронизывающий взгляд и это показалось мне оскорбительным. Ни один мужчина не разглядывал меня подобным образом. Я внезапно вспомнила, что на улице ветер и волосы выбились непослушными прядями из-под шляпки, а подол платья и плащ забрызганы грязью. Но откуда такая забота о собственной внешности? Этот вопрос я постоянно задавала себе потом и отвечала на него однозначно: во всем виноват этот пристальный, явно оценивавший меня, и, причем бесстыдно, взгляд.
Когда же я собралась ответить, дед опередил меня. За мгновение до этого он застыл, в его глазах мелькнуло выражение крайней досады, и в ту же секунду лицо исказилось гневом.
— Ты лучше сам скажи, какого дьявола ты сюда притащился? — вскричал он. — Ты же должен быть в Лондоне! И долго ты тут шпионишь и вынюхиваешь?! Ты что следил за мной?
Так вот из-за чего рассвирепел старик. Ему не понравилось, что Дамьян услышал наш разговор. А дед, похоже, не хотел раньше времени оглашать свои планы относительно меня. Видя, что Дамьян молчит, и в упор смотрит на меня, игнорируя старика, граф взревел:
— Тебе эта девка напела про Найтингейл? Эта вертихвостка тебе все рассказала!
— Не кипятись, старик, — голос Дамьяна был мягким, будто бы он разговаривал с капризным ребенком. — Я приехал вчера поздно вечером. Все что запланировал, сделал. Даже нашел знающих людей, готовых за приемлемую плату работать у нас... И да, мне рассказала о вчерашнем визите Джесс. Но кроме нее были еще благожелатели, которые поспешили поделиться новостями.
— Тысячи мокрых куриц! Ничего нельзя сделать по-своему в этом доме, — старик немного утихомирился, но все еще раздраженно посматривал на Дамьяна. Затем, прищурившись, приказал:
— Проводи Найтингейл! Дорога плохая, грязь, трясины. Я буду волноваться за внучку. А ты ей поможешь, где руку подашь...
— Где через лужу перенесу, — осклабился Дамьян. От его вида я вздрогнула всем телом, хотя на самом деле вся горела, словно от печного жара.
— Премного благодарна за заботу, — как можно тверже сказала я. — Я не настолько беспомощна, чтобы утонуть в луже или заблудиться в трех соснах.
— Ну, ну...— ввернул Дамьян и, поймав мой гневный взгляд, повторил еще более идевательским тоном, — ну, ну... Или, может быть, птичка-невеличка боится за сохранность своих мягоньких перышек?
— Вы немного не в себе, мистер Клифер? Похоже, вам мерещатся лошади, раз вы то и дело нукаете. Я вам настойчиво советую вернуться в дом, лечь в постель и выпить теплой полынной настойки. Бред как рукой снимет.
Дед взорвался раскатистым смехом. А лицо Дамьяна приняло угрожающее выражение, хотя в уголках глаз затаились смешинки.
— Что получил! — не унимался старик. — Ну и характер!
Я была ужасно довольна собой, хотя понимала, что мне не уйти от расправы и рано или поздно с меня возьмут плату за мои слова. Но сейчас я ликовала.
— А вам, граф Китчестер, я дам ответ через несколько дней. Мне нужно время подумать.
На этой триумфальной для себя ноте я гордо кивнула каждому из мужчин и торжественно покинула место встречи.
Я прошла совсем чуть-чуть, когда услышала за спиной шаги. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто преследует меня. Я не стала оборачиваться или прибавлять шаг. Я не намерена была доставлять ему еще большее удовольствие, показывая вновь охватившее меня смятение. Он догнал меня и, приноровившись к моим шагам, пошел рядом. Я демонстративно не заметила его и молча продолжала идти, уставившись под ноги. Сердце бешено прыгало, готовое вырваться из плена груди и, шлепнувшись в траву перед нами, разбиться вдребезги. Я чувствовала себя неуверенно и боялась любым движением или нервным жестом выдать свое состояние.
И все же мой взгляд так и тянулся к нему. С прошлого лета он не сильно изменился, но мне хотелось как следует рассмотреть его, изучить каждую новую черточку на его лице. Поэтому я украдкой посматривала на него.
Несмотря на то, что Дамьян был уже давно не мальчишка, он все так же имел вид отпетого хулигана. Худощавый, с взъерошенными волосами, неровными прядями спускавшимися на воротник куртки, с обветренным лицом и самодовольными черными глазами. Его нельзя было назвать красивым, а наглое выражение лица и язвительный взгляд, в котором отчетливо сквозила спесь, не делали его более привлекательным. И все же он притягивал к себе, как притягивает нечто опасное и неизведанное. Такого не пропустишь в толпе.
На нем была толстая твидовая куртка с широкими отворотами и грубыми деревянными пуговицами, надетая поверх светлой шерстяной рубашки. Из голенища правого сапога торчала рукоять хлыста, видимо, он прискакал сюда на лошади. Но ни я, ни дед не слышали топота и лошадиного ржания.
Разглядывая его, я поняла, что во мне возникли противоречивые чувства. С одной стороны у меня была неприязнь к нему, но в то же время резкие линии его лица интриговали меня, как художника. У меня чесались руки, так хотелось взять угольный карандаш, чтобы перенести то впечатление, которое вызывал во мне Дамьян, на бумагу. Мне было интересно, смогу ли я написать его. Но тут он прервал мои размышления.
— Мои поздравления, ты обрела новую, любящую семью! Старик в последнее время вел себя странно, но я не сразу понял в чем, точнее, в ком дело.
Проигнорировав его сарказм, я спросила о графе:
— А что странного в его поведении? — заметив, что Дамьян не торопиться отвечать я добавила. — Я ведь мало знаю его.
— Граф вернулся к делам, начал интересоваться владениями, следить за счетами.
— Но он же обязан этим заниматься! — изумилась я.
— Раньше! Он занимался этим раньше. До того, как...— Дамьян резко замолчал, неоконченная фраза повисла в воздухе. Впрочем, ее и не надо было завершать, я прекрасно поняла, что он имел ввиду: до того как в Китчестере появился он.
— Теперь у меня есть дед, — зачем-то сообщила я, нарушив воцарившееся молчание.
Он кивнул в сторону замка и, не скрывая презрения, сказал:
— И еще несколько довольно неприятных родственничков и груда камней.
Я ожидала, что он сейчас обвинит меня в том, что я встала между ним и Китчестером. Но он только еле заметно улыбался и наблюдал, как его высокие сапоги сбивают с травы ажурные невесомые плетения, усыпанные прозрачными каплями. Рваная паутинка цеплялась за сапоги и, схлестываясь травой, оставалась висеть на острых стеблях серыми клочьями.
— А ты себя тоже относишь к неприятным родственничкам?
Дамьян ответил не сразу. Некоторое время он смотрел вдаль, в сторону Китчестера, будто ждал, что замок подскажет ему нужные слова. Его губы все также кривились в подобии улыбки, но появилась какая-то грусть, затаившаяся в каждой черточке его лица
— Возможно, даже к самому худшему из всех! — наконец ответил он, и мне послышалась в его словах горечь.
Я хотела выяснить, что это значит, но он оставил мой вопрос без внимания:
— Как тебе старик? Я никогда не видел его таким довольным. Уже начала вить из него веревки или еще только раздумываешь с чего бы начать?
— Я полюбила его, — честно сказала я, ни капельки не обидевшись на его слова. Он обернулся ко мне, и меня пронзил острый, как бритва, взгляд, полоснувший по мне.
— Ты полюбила его... — он сделал паузу, и жесткие складки пролегли у рта. — Знаешь, кто он?! Старик, погрязший с головой в собственном одиночестве, но вот у него появляется маленький любимец — птичка, которая день изо дня поет сидя в клетке, и своими песнями скрашивает ему оставшиеся часы. Он обожает ее, он чистит ей клетку, сыплет самые вкусные зернышки, поит ключевой водицей и сулит все блага мира. Но все же она только птичка, любимица, которую нужно держать под замком, чтобы она однажды не упорхнула...
— Ты жесток.
— Он вовсе не такой безобидный, каким прикидывается.
— Я никогда бы не назвала его безобидным! — почти шепотом сказала я. — Он похож на раненного зверя, который мечется в поисках спасения и готов на все, чтобы получить лишнюю минутку жизни.
— Согласен, — Дамьян пристально посмотрел на меня, будто увидел во мне нечто удивительное. Под его изучающим и впервые серьезным взглядом я чувствовала себя неуютно.
— Ты должна знать, Лемуэл из той породы зверей, которые, если уж вцепились в кого-то челюстями, ни за что не отпустят жертву. Он выгрызет ее до последней косточки.
— А ты? Разве ты не такой? — воскликнула я. — Вы друг друга стоите!
Я зябко поежилась, когда раздался его хриплый смех, заглушаемый налетевшим порывом ветра. Плотнее запахнув плащ, я обхватила себя руками, пытаясь согреться. Тусклое утреннее солнце, висевшее над макушками деревьев, еле проглядывало из-за серой слоящейся массы. Небо на наших глазах старилось и снова затягивалось тяжелыми тучами.
— Осторожно, я ведь могу оскорбиться и потребовать расплату за столь неосмотрительные слова, — внезапно Дамьян сделал один большой шаг и остановился, преградив мне дорогу. От неожиданности я врезалась в него, но тут же отступила. У него была неприятная манера, если он хотел смутить человека, он смотрел на него не моргая. Вот и сейчас он уставился на меня своими угольными глазами, в непроглядной глубине которых полыхало неукротимое яростное пламя. Казалось, он готов был спалить меня заживо, если бы я хоть на миг отвела взгляд.
— Ты сильно рискуешь, мое золотко, — тон его был обманчиво бесстрастным, и я не на шутку испугалась, вспомнив, все рассказы о его преступных похождениях.
— Еще скажи, что ты слишком много мне позволяешь. И ни один человек кроме меня не осмеливался язвить тебе, — я выпятила подбородок и нагло ухмыльнулась, понимая, что, скорее всего, выгляжу жалко, пытаясь спастись, уколов его самолюбие.
— И в чем же твоя исключительность, позволь узнать?
