— Ключ лежит в ноябрьском теракте, — ответил начальник Восьмого отдела.
Карту мира перекрыли изображения, сделанные после освобождения заложников из театрального центра в Меркури в прошлом ноябре. Распластанные окровавленные тела людей в черном соседствовали со снятой с разных ракурсов оболочкой мощной бомбы.
— Тогда всех удивило то, что мы выяснили. Люди, атаковавшие театральный центр в самом сердце Союза оказались набраны из тех самых регионов, что к тому времени полыхнули. Понемногу ото всех. И, конечно, бомба. "Чистая" бомба, созданная с применением технологий, доступ к которым имеют считанные единицы. Сам по себе теракт выглядел очень странно — состав террористов, бомба, явно надуманные цели, которые они растрезвонили на весь свет. И неожиданная успешная атака на наши программы-цензоры в сети, позволившие несколько часов сливать информацию о происходящем. Такого не бывало никогда.
Хендрикс свернул фотографии из театрального центра. Вместо них крохотный красный кружок вспыхнул там, где на карте был отмечен город Меркури.
— По отдельности каждый случай более чем подозрителен. Вместе же они образуют вполне очевидную лавину, покатившуюся на нас по воле одной силы. Почему я пришел к такому выводу? Потому что теракт в ноябре был своего рода объявлением "холодной войны", с которой я начал. Сборная солянка из террористов — это знак, знак для нас. Бомба тоже. Захват позволил увязать воедино внезапное обострение на фронтах и показал, что за всеми этими событиями стоит кто-то могущественный.
Синод слушал внимательно. Артур буквально слышал, как в голове каждого из присутствующих работает холодная вычислительная машина, сопоставляющая факты и делающая выводы. Судя по выражениям сытых раскормленных лиц, он был достаточно убедителен. Только Булверч по-прежнему смотрел скептически.
— Допустим, что все так, — сказал он и наставил на Хендрикса жирный палец. — Но кто? Кто смеет задираться на нас? И у кого силенок хватит?
— Справедливый вопрос, Артур, — кивнул Лесарж. — Допустим, после твоего сопоставления гипотеза о некоей "единой силе", решившей всерьез с нами воевать, выглядит обоснованной. Но мы забываем о том, что после Явления никогда не существовало ни какой-то одной силы, ни объединения сил, способных противостоять нам.
— Я прекрасно об этом осведомлен, — лицо Хендрикса сохраняло предельно пустое выражение. — В установлении противника и заключается главная трудность. Первым делом мои люди начали проверку основных конкурентов. Калифорния не может стоять за всем, потому что усиление Аль-Йетима им выгодно, но коммунисты в Южной Америке — их злейший враг, принесший после усиления столько же вреда их людям, сколько и нашим. То же можно сказать о Японии — после сентябрьских событий Токио сильнее потянулся к нам, а не к ним. Техас? Они полностью изолированы от всех враждебных нам групп на Ближнем Востоке, доказательств смены расклада не найдено. Вашингтон слишком слаб, хотя мы и работаем по линии их ресурсов.
— А что насчет русских? — вмешался Булверч. — За всем могут стоять они.
— Это вариант, — кивнул Лесарж, зная, что сейчас последует опровержение.
— Русские слишком заняты политическими играми с Китаем, чтобы распылять силы на весь остальной земной шар. Они до сих пор не до конца оправились после войны. Мои источники в Москве утверждают, что Кремль сохраняет курс отстранения от Европы. Других новостей пока нет.
— "Других новостей пока нет", — скривился Булверч. — Как следует закопайся в этих проклятых Иванов! Если кто и гадит, так это они.
— Мы пока что ни в чем не уверены, — спокойно продолжил Хендрикс. — Однако у нас была важная зацепка. В захвате театрального центра участвовал трикстер. Женщина. Грета Наменлос.
Когда монитор в мигнул новым изображением, кто-то из сидевших за столом судорожно вздохнул. Фотография размером в четверть экрана показывала отрубленную женскую голову. Рваный край, которым заканчивалась шея, говорил о грубом насильственном обезглавливании. Но и без них несчастная выглядела просто ужасно. Череп казался расплющенным и кривым, большая часть лица являла собой кровавое месиво, и только один глаз смотрел из-под судорожно приоткрытого века. Секунду спустя рядом с безобразной картиной появилось фото молодой блондинки с вызывающим взглядом.
— Активный член группы Лилит, одна из немногих, чья сфера деятельности лежала в центре Европы. Мы считаем, что именно вследствие территориальной специализации Наменлос была выбрана для курирования теракта. Однако после того, как захват сорвался, Грета, преследуемая нашим оперативником, была убита. Лилит не склонна заботиться об исполнителях, но Грета входила в ближний круг. Значит, убийство не было санкционировано самой Лилит. Это позволяет сделать двойные выводы. Первое — несмотря на участие группы Лилит в происходящем, не они играют главную роль. Второе — ее ликвидация говорит о том, что трикстеры завязаны во всех нынешних событиях не только как исполнители низших уровней. Одновременно с объявлением войны нам некто оставил послание Лилит. Убийство кого-то, столь близкого к ней — явно неслучайно.
— Артур, тебе не кажется, что последний вывод несколько натянут? — спросил Лесарж, глядя странным понимающим взглядом. Хендрикс встретил этот взгляд и невозмутимо ответил:
— Вы правы, тут, скорее, речь идет о предположении. Но я знаю Лилит. Знаю ее методы. Человек вроде Греты не мог пасть жертвой чужих замыслов так, чтобы она не пыталась разобраться. Или хотя бы отомстить.
— Что ж, Артур... — Лесарж положил на стол сцепленные замком руки. — Благодарю тебя за весьма доходчивое описание ситуации. Думаю, все мы можем над этим как следует поразмыслить.
— Поразмыслить... — Булверч снова раззадорился. Его желчная ворчливость давно стала притчей во языцех. — О чем тут поразмысливать?! Надо исправлять ситуацию!
— Отлично, Роберт! — язвительно воскликнул Аракис. — И как ты предлагаешь ее исправлять?
— А чего рассусоливать? — непримиримо дернул жирным подбородком англичанин. — Ну, пошла эта лавина повсюду. Так задавить ее к чертовой матери! Для чего мы Крестоносцев держим?! Пускай как следует вдарят по этим полудуркам-арабам и вонючим латиносам!
— Ты, как всегда, борешься с симптомами, а не с причиной, — поморщился Пирелли. — Хендрикс убедительно свел воедино все, что доказывает наличие враждебной силы. Надо заниматься ей.
— Однако... — помялся Фегелейн. — Если все так серьезно, то я склонен согласиться с Робертом. Даже ели в деле замешан новый игрок, нельзя пускать на самотек разрушающийся контроль над периферией. Это чревато.
— Одно не должно мешать другому, — сказал Аракис.
— Хватит ли у нас сил удержать баланс? — спросил кто-то.
— Разумеется, — подхватил Лесарж. — Я думаю, итоги сегодняшней встречи должны быть следующими: всем ограниченным группам Крестоносцев в указанных регионах следует повысить бдительность и принять дополнительные меры профилактики беззакония.
— Легко сказать, — Пирелли нахмурился. — Я все же склонен считать, что необходимо в первую очередь сосредоточится на выявлении корней заговора. То есть, переключить локальные силы на поиск виновных.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Лесарж, изогнув вопросительно бровь.
— Полномасштабные операции. Увеличение количества войск, массовые зачистки сопротивления. Необходимо переходить к более жестким мерам.
Все на миг притихли. Слова, вертевшиеся на языке у каждого, были сказаны.
— Ты предлагаешь большие чистки? — Андре расцепил пальцы и легонько забарабанил ими по столу. — Это разрушит баланс периферии, который мы создавали с большим трудом.
— Ха! — вспыхнул Булверч. — А вот теперь я согласен с Пирелли! Пустить этим дикарям кровушки не помешает.
— Вы оба, кажется, не понимаете, — Аракис напряженно хрустнул шеей, отчего сидевшие рядом члены Синода поморщились. — В чем тогда смысл всей этой деятельности? Управляемый хаос — это то, что нужно именно нам. Пока наши конкуренты подпитывают наших врагов, и те продолжают удерживать дикарей у нас под ногами, все остается как прежде, и жизнь медленно, но верно продолжается. Если мы начнем чистку, то сотрем все сдержки и противовесы, получив взамен... что?
— Платон прав, — Лесарж прикрыл глаза. — Масштабные открытые операции слишком рискованны для стабильности. Ее нарушение было бы только на руку врагу, если тот существует.
— То есть, ты предлагаешь и дальше продолжать смотреть на то, как вонючие обезьяны скачут через наши заборы? — Булверч насупился и стал похож на престарелого бульдога.
— Ни в коем случае, — Лесарж иронично приподнял брови. — Я всего лишь предлагаю не поддаваться панике. Как я уже сказал, Крестоносцы пусть предпримут необходимые меры предосторожности, а разведка, с помощью Артура, конечно, постарается определить, в какие точки нам следует ударить так, чтобы не нарушить равновесия.
С другого конца стола раздалось басовитое "Х-ха!", и стул безбожно заскрипел, когда единственный сосед Хендрикса подался вперед. Жан-Мишель Дюкло был массивен и широк. Могучая плечистая фигура, украшенная, к тому же, полными боками и животом, даже в сидячем положении сохраняла монументальность почти двухметрового роста. Когда мужчина подался навстречу свету, лампы очертили короткий ежик седоватых волос и широкое лицо крестьянина. Глубоко посаженные глаза агатового цвета смотрели на заседавших с той привычной холодной злостью, которую Синод уже попросту перестал замечать. Гладко выбритый квадратный подбородок придавал и без того суровой физиономии и все фигуре Дюкло тяжесть, ощущавшуюся в каждом движении.
-Ты хочешь что-то сказать, Жан-Мишель? — доброжелательно обратился Лесарж к человеку, носившему титул главнокомандующего всеми войсками Крестоносцев. Тот скривил толстогубый рот в гримасе, лишь отдаленно напоминавшей улыбку.
— Х-ха! — повторил он. — Нет, я ничего не хочу сказать. Je ne veux rien dire, Henri. Мне нечего сказать, потому что здесь меня не будут слушать.
— Pourquoi tu crois ca, Jean-Michel? — Лесарж перешел с английского, на котором до сих пор велся разговор, на французский. — Мы чем-то тебя обидели?
— Я никогда не обижаюсь. Анри, — голос Дюкло походил на размашистые увесистые удары молотком по железу. — Я огорчаюсь.
— Так чем же ты огорчен?
— Меня огорчает, — Жан-Мишель, помедлив долю секунды, скосил взгляд в сторону невозмутимо замершего Хендрикса и продолжил. — Очень огорчает тот факт, что никто здесь ничего не понял.
— Да неужели? — Булверч оттопырил верхнюю губу, подбирая ее под нос и оскаливая зубы. На лице у него читалась фраза: "Еще один наглый лягушатник". — А ты, надеюсь, понятливее нас, убогих?
— Не всех, но некоторых, — Дюкло посмотрел так, что губа Булверча сама собой принялась опускаться. — Пока мы все сидели здесь, в этом уютном зале, наслаждаясь контрастом с регулярными заседаниями, и Артур устраивал милую презентацию...
Хендрикс готов был поклясться, что прямо-таки слышит, как напряженно застывают лица присутствующих. Только Дюкло мог позволить себе в столь издевательской манере разговаривать с правителями большей части мира. Только человек, под чьим командованием находились закованные в броню преторианцы, охранявшие спокойный сон этих цезарей, способен был с таким пренебрежением смотреть в их лица. Жан-Мишеь не любил политических игр и никогда не скрывал своих порывов. Вот и сейчас он перешел к главному, минуя ритуальные танцы:
— Во всех разговорах, что я услышал сегодня в этой комнате, не было сказано ни слова о том, что интересно и важно мне. Ни слова не сказано о том, как сохранить жизни моих солдат. Или как вы там их называете со своими пиар-акциями...
— Жан-Мишель, ты что-то путаешь, — улыбка Лесаржа стала приторной настолько, что фальшивость ее была всем очевидна. — Мы собрались здесь, чтобы обсудить, как остановить вредные для всех нас процессы. В том числе и для твоих людей.
— Мои люди, — Дюкло смотрел на Анри, не отрываясь. — Каждый день, выходя на улицы чужих городов, рискуют лишиться жизней. И им абсолютно наплевать, что кажется вам важным для сохранения сидений под вашими драгоценными задами. Пока мы тут заседали, я не услышал ни слова о том, как сохранить мир и безопасность для наших граждан и спасти жизни еще не убитых солдат.
— Дюкло, ты забываешься, — Булверч угрожающе надул второй подбородок.
— Напротив, я сохраняю самую трезвую память. Мне до чертиков надоело слушать, как вы обсуждаете "сохранение контроля", "восстановление баланса" и прочую чушь. Давайте поговорим прямо. Вас волнует лишь сохранность ваших драгоценных исканий, безопасность ваших денег и перспектива выжить в мире, который давно должен был умереть.
— Ты неправ, — покачал головой Лесарж. — Ты прекрасно знаешь, что все наши усилия посвящены поискам спасения для всего мира.
— Для всего мира... Не надо разыгрывать святого передо мной, я не телекамера. Мы все здесь прекрасно знаем, что сохранение мира для вас важно лишь в том случае, если вы сумеете сохранить власть над ним. Так было всегда и есть до сих пор.
— И ты обеспечиваешь нам эту власть, — Аракис снова хрустнул шеей. Характером он не уступал Дюкло, хоть и был мужчиной заметно меньших габаритов. — Именно твои люди удерживают варваров в узде и помогают спасать мир. Подвластный нам, разумеется. Так на что же ты жалуешься?
— Я жалуюсь на ваше неумение и нежелание увидеть очевидное.
— И это очевидное?.. — Лесарж вновь сплел пальцы рук.
— Вы не можете понять, что для действительного сохранения мира нам недостаточно просто "прижать посильнее вонючих обезьян". Обезьяны наплодятся снова, а наши силы — нет. Созданная нами система входит в стадию кризиса точно так же, как входили прочие до нее. Думаете, достаточно приказать моим солдатам стрелять на звук, и все наладится? Нет. Они будут убивать, но продолжат умирать в еще больших количествах. И каждый гроб, пришедший из-за моря, будет подогревать недовольство простых граждан. Справедливое недовольство тех, кого вы держите за овец. Они-то, может, и овцы, но вы... Неужели вы не понимаете, что убиваете собственную кормовую базу? Чем сильнее кризис, тем меньше человеческого у нас остается. Люди уже живут в кандалах классов, выбирают супругов с карточкой повыгоднее. Вы же помните, чем все это закончилось в прошлый раз. Или вы думаете, что волшебные трюки с этими проклятыми Наследниками что-то изменят? Или звенящие бубенчиками на яйцах священники вместо ведущих в телевизоре? Вы же просто меняете кусочки формы, а внутри все то же самое. Теперь людей начали убивать уже у нас дома. И плевать, кто и что хотел этим сказать. Важно лишь, что никто больше не чувствует себя в безопасности. Потеряв уверенность в завтрашнем дне уже на уровне существования, а не просто процветания, они начнут задавать вопросы. Они начнут плевать на всех святош и потребуют своего. И тогда вы прикажете мне убивать людей. Не чужих, не "вонючих обезьян", а тех, кто живет здесь, рядом с нами. Этого я не хочу.
Лесарж смотрел на Дюкло, чуть склонив голову. Булверч громко сопел носом, уподобившись яростному быку на корриде. На лице Аракиса играла брезгливая усмешка, будто он разглядывал таракана.
