Критический эксперимент 2033

— С тех пор, как мы осели в Лации, мы терпим обиды от наглых римлян. Много чего они сотворили, прикрывая каждое своё подлое деяние лицемерными словами о справедливости. Последние несколько лет мы согласились признать их захваты и у нас наступили мир и вроде бы дружба. Но сами посмотрите: разве с друзьями так поступают? Нас сначала зазвали, а потом выгнали, как будто мы мерзки не только для людей, но и для богов, которым посвящены Игры, как будто мы не гости, а вторгшиеся завоеватели! Римляне таким деянием оскорбили не только нас, но и божеств, своих и наших. Не будет им теперь счастья и удачи! А то, что они сотворили — объявление войны! Мы были почти безоружны и в чужом городе, лишь поэтому мы немедленно не отомстили за смертельное оскорбление. Я призываю все племена вольсков и римских эмигрантов на справедливую войну!

До этого Атту Туллу подчинялись лишь пять из семи вольских племён. Оставшиеся два не голосовали за его избрание царём, титула они не оспаривали, но приказов царя не признавали. Теперь объединились все. Конечно же, после блестящих успехов Кориолана в начале войны его единогласно избрали командующим, но, поскольку чужаку не очень доверяли, в коллеги ему дали царя Аттия. Вольски двинулись к Велитрам, оперативное командование Аттий полностью доверил Кориолану.

Римское войско, наспех собранное консулами, не потрудившимися предвидеть последствия своих действий, тем временем тоже стягивалось к Велитрам. Велитры и Лавиний оставались последними двумя городами, занятыми римлянами в период их успехов и свар между вольсками.

Волки шли мрачно. Они единогласно решили, что война несправедливая, что консулы и Сенат поступили глупо и подло. Квинт, когда его спросили, ответил, кое-как переведя на латынь русскую поговорку:

— "Fatuus cum orat deos non facit orationem vulnera capitis" (Заставь дурака Богу молиться, он и Богу не помолится, и лоб пробьёт).

Возник вопрос: что же делать, если вынужден воевать в явно несправедливой войне? Тут Квинт почувствовал, что отклонение в любую из сторон гибельно. Но опаснее всего пойти по пути, который описал аватар Искусителя Кришна в Бхавад-Гите: делай что угодно, лишь бы ты делал это "во имя исполнения долга", а не из личной заинтересованности. И он, прислушиваясь к предупреждениям интуиции и к сигналам внутри головы, заговорил:

— Человек не может быть полностью прав или полностью неправ. Если наша страна неправа, а мы откажемся защищать её, то враги обнаглеют от безнаказанности и уже они станут неправыми. Так что, защищая свою страну, мы защищаем и её противников от их собственных грехов. Если нам суждено Судьбой поражение как расплата за наше нечестие и ошибки, то мы должны постараться уменьшить его вред. Если же Судьба принесёт нам, несмотря ни на что, победу, мы, как честно сражавшиеся, сможем сдержать заносчивость наших соратников и вождей, которая увлекла бы нас в бездну пути Искусителя, на котором последует затем страшнейшая расплата. Другое дело, что даже справедливая война становится мерзкой Богу, если стремятся добиться победы любыми подлыми средствами. А уж в несправедливой наше дело мешать любой подлости, дабы не отягочить наши прегрешения и смягчить неизбежную расплату.

Большинство войска тоже шло с обречённым видом, считая войну несправедливой. Держались бодро лишь кучка ура-патриотов (в основном пьяных) и консулы (может быть, по должности).

На второй день после того, как войска встали друг против друга возле Велитр, состоялось сражение. Командовал в этот день Секст Фурий. Упоминание об этом сражении было вычеркнуто из римской писаной истории. Это было не поражение. Это был даже не разгром. Это было позорище.

Вольски под командованием Кориолана медленно, сохраняя строй, надвигались на римлян. Ура-патриоты потеряли весь свой пыл. Римское войско стояло с чувством обречённых. Квинт попросил консула отвести Волков назад и переставить их против эмигрантов. Эмигранты, увидев, кто встал против них, с ненавистью хотели кинуться в атаку. Но Кориолан, понимая, что даже в случае полной победы он лишится своего собственного войска, приостановил наступление и переставил эмигрантов на другой фланг. Квинт увидел возможность затянуть сражение и свести его вничью и предложил консулу Фурию вновь переставить Волков. Но тот отверг предложение Квинта, поскольку оно осталось ему полностью непонятным, а поведение плебея показалось наглым.

И наконец Кориолан дал сигнал общей атаки. Велтумна, появившаяся на кобыле рядом с ним, пообещала лучшему бойцу каждого племени две своих ночи. Первыми столкнулись с римлянами на правом фланге Рыси и эмигранты. Элитные отряды моментально обратили в бегство своих противников. А за ними, едва столкнувшись с врагом, побежали и остальные римляне. Лишь на левом фланге, где стояли Волки, вольски не осмелились атаковать, и Волки начали правильное отступление. Увидев это, некоторые дураки попытались напасть и отхлынули, оставив убитых и раненых.

Волки принимали в свой строй тех, кто подходил без паники и просился к ним. А орущих и бегущих трусов били, некоторых даже до смерти, опасаясь, чтобы те не расстроили ряды. В итоге Волки вышли из боя без потерь и вывели с собой более тысячи римлян.

После битвы Квинт послал половину Волков на Склон. Он был уверен, что Аттий Туллий имение не атакует, и почти уверен, что эмигранты попытаются разгромить ненавистное плебейское гнездо. Кориолан без боя занял Велитры. На следующий день он подступил к Лавинию. Римляне пытались его защищать, но при первом же приступе бежали. Кориолан задержался в Лавинии и отпустил пленников-патрициев без выкупа. Некоторые из них присоединились к эмигрантам.

Квинт сказал своим Волкам:

— Если вольски не двинутся дальше, наше дело теперь ратовать за мир между нашими народами. Если же они пойдут брать римскую землю, вы примените своё искусство боя вне строя и из засад, чтобы уничтожать грабителей и мародёров. Идите на Склон. Старайтесь воевать так, чтобы не ясно было, кто нападает. А я с Порциями и Канулеем пойду в Рим, там моё место.

Когда первые Волки подошли к Склону, там уже стоял отряд Рысей. Выяснилось, что Рыси на пару часов опередили эмигрантов, которые рвались разграбить и уничтожить гнездо плебеев. Разочарованные предатели убрались восвояси, не вступая в схватку с союзниками.

В Риме сбежавшие трусы, а также родственники убитых и попавших в плен начали кричать, что Квинт и Волки предатели, что они своих бьют. Начались потасовки между сторонниками и противниками Квинта. Успокоил страсти царь Аппий, напомнивший, что "Domus divisa in se, non stabit". (Дом, разделившийся внутри себя, не устоит).

Кориолан, подождав семь дней в Лавинии и убедившись, что Рим не собирается капитулировать, двинулся дальше. Он занял римские и латинские города Корбион, Вителлию, Требий, Лабики и Пед. Вольски подошли к самому Риму, стали лагерем и принялись разорять римские поля. Делали это с разбором. В каждом отряде мародёров были эмигранты, которые следили, чтобы поля патрициев не трогали. А когда кто-то нападал из засад на эти отряды, то убивали тоже с разбором: прежде всего эмигрантов.

Кое-кто в Риме стал предлагать послать мирную депутацию к Кориолану. Сенат собрал всех верховных жрецов, включая Квинта Фламина и Аппия Клавдия, и послал к полководцам врага, чтобы попытаться договориться о мире. Кориолан сразу же отказался разговаривать с Квинтом. Аттий Туллий, наоборот, увёл его к себе, принял с почётом и в ходе разговора заявил:

— Кориолан хочет стать римским царём. Но я ни капли не доверяю ему как союзнику. Царь — не должностное лицо, а достоинство. На достоинства и титулы твой обет не распространяется. Если ты возьмёшь власть в Риме, я немедленно отведу войска со всех римских и латинских земель, и мы заключим равноправный союз. Конечно же, вольские города, отвоёванные нами, останутся у нас.

Квинт предпочёл отшутиться. А остальным членам делегации Кориолан выставил требование: передать ему верховную власть в Риме.

— 35. Евгений и Аппий

Квинта ждала ещё одна неожиданность. Однажды, когда он вместе с парой плебеев (не Волков) проходил мимо домуса Аппия, на него упала сеть, а его спутников быстро скрутили и заткнули им рты клиенты и рабы Аппия, поджидавшие за углом. Квинта в спелёнутом состоянии внесли в одну из внутренних таберн, все вышли и остались стеречь снаружи домуса. Квинт приготовился дорого продать свою жизнь, но Аппий вошёл к нему один и без оружия. Начал он с того, что предложил Квинту выпутываться из сети, а сам тем временем достал табулу и стал говорить, сверяясь с нею.

— Вот что выяснили мои люди. Квинт Эбуций Фефилий — пятый сын бедного плебея Тиберия Эбуция Фефилия. Родители, братья и сёстры его уже умерли, и племянники тоже. Родился Эбуций в сороковой год правления Сервия Туллия. Во время правления Тарквиния Гордого отправился с купцами в Неаполь и далее в Элладу. Был захвачен пиратами и пять лет провёл в рабстве в Тире финикийском, служил скотником. Затем сумел бежать, и через Египет и Карфаген поскорее вернулся в Рим. Так что учиться военному искусству и наукам Квинту Эбуцию Фефилию было негде и некогда. Вернувшись, поселился в Алусии, где получил надел из общественного поля. Женился, завёл четырёх детей. Дочь и один из сыновей умерли в детстве, двое других погибли в первых же своих походах. Сам дослужился до десятника. Был довольно косноязычен, только ругаться умел хорошо, смел в бою, но особых боевых приёмов не было замечено. Много не пил и вёл добродетельную умеренную жизнь, постепенно приобрёл достаток. Но затем умерла жена и погиб последний сын Марк. Эбуций запил, взял деньги в долг, запустил своё хозяйство. И вдруг становится красноречив, даже в ругани появляются невиданные цветистые обороты, необычно искусен в бою и на ложе любви, оказывается сведущ во многих науках, перестаёт стареть и начинает вроде даже молодеть. Ты сейчас выглядишь лет на тридцать пять. Зато этот человек забывает соседей по Алусии и старых друзей, финикийский и греческий языки, разучивается ездить на лошади и пахать землю, вынужден заново учиться этому. Ты не Квинт Эбуций Фефилий. Этот человек исчез и твоя душа поселилась в его теле. Отвечай прямо: ты действительно посол своего Бога, откуда ты и кто ты?

Евгений понял, что отговориться не удастся: ложь ему была категорически запрещена, а увильнуть от ответа невозможно. Из сети пока что не удавалось выпутаться. Впрочем, исправитель был уверен, что царь Аппий не поколеблется отдать приказ убить его, если будет уверен в полезности (не в выгодности!) этой смерти. И тогда его не остановит даже неотвратимость собственной гибели.

— Всё верно. В твоё консульство в тело потерявшего сознание и Путь свой плебея была направлена моя душа. Я жил в далёкой неизвестной вам стране, можете называть её Гипербореей. Моё имя — Eugenius.

— Назови род свой.

Евгений подобрал латинскую аналогию фамилии, а в качестве третьего имени взял национальность.

— Mortalius Rusena.

Аппий расслышал: "Расена".

— Ну что же. Имя и род подходят для посланца неведомого Бога. Значит, у вас жили родоначальники этрусков. Я удостоверился в том, что подозревал. А теперь ответь мне, посол своего Бога Евгений Морталий Расена Гладиатор Фламин: Он ведь Бог Единый?

Глядя прямо в глаза Аппию, Евгений ответил:

— Да. Он — Творец миров и времён, Бог Единый.

— Тогда я открою тебе предсказания Сивиллы. Глядя на тебя, я вижу, что ты пытаешься избежать некоторых из них. Но тебе нужно знать все. Когда в Риме появится храм Бога Единого, все остальные храмы богов будут разрушены. Когда римляне начнут поклоняться Богу Единому, Рим ослабеет и умрёт, его победят варвары. Когда люди станут грешны и забудут о добродетелях и благочестии, Бог Единый воплотится, дабы спасти их, но они убьют Спасителя и отвергнут помощь Его. Когда весь мир начнёт поклоняться Богу Единому и люди начнут называть себя рабами Божиими, то на самом деле весь мир забудет о благочестии, забудет само понятие греха, забудет всех богов и станет поклоняться беспощадному демону, который его разрушит.

— Я видел своими глазами, как многие из этих предсказаний сбылись, а оставшиеся готовы осуществиться. Поэтому меня и послали сюда. Ты знаешь, что случилось с Лупанаром, который дал обет построить храм Бога Единого?

— Сам не видел, слышал много и доволен. Но портик над алтарём вам всё-таки нужно воздвигнуть, чтобы молиться можно было в любую погоду.

— Богу Единому мы не поклоняемся. Мы почитаем Его и служим Ему по доброй воле, как свободные клиенты и граждане республики Божией. Мы убьём любого, кто назовёт себя рабом Божиим. Такой человек говорит, что не он сам решает, а Бог Единый ему приказывает.

— А какая разница между почитанием и поклонением?

— Поклоняющийся льстит обожаемому существу, восхваляет его, приносит ему жертвы, оставляя при этом лучшие их части себе, лицемерно унижает себя перед ним. На самом деле он хочет от божества или демона не советов и помощи, а выгоды. Мы просим у Бога лишь советов, предупреждений и сил. Мы никогда не восхваляем Его и не унижаемся перед Ним, поскольку для человека невозможно ни унизить себя перед бесконечностью, ни возвысить её.

— Будете ли вы убивать всех, кто поклоняется Богу Единому?

— Нет. Но мы будем нещадно уничтожать тех, кто учит других поклоняться Ему, а не почитать Его. А ошибающимся мы будем советовать поклоняться, например, богам-олимпийцам.

— А теперь два вопроса о нынешней войне. Многие возмущены, что Волки римлян, бежавших к ним ради спасения, оставляли на милость врагов. Что ты скажешь?

— Мы ставили в свой строй и спасали тех, кто подходил в порядке. Трусов мы оставляли их участи и били, если они пытались сломать наш строй.

— Многие считают, что Волки уже почти не римляне. Большинство их ушло на Склон, а не помогают оборонять Город. Говорят даже, что твой Склон — это медленная и неуклонная вторая сецессия лучших из плебеев и что ты скоро создашь там свой город.

— А кто нападает на мародёров и разорителей и сдерживает их? Те, кто в городе, отсиживаются и грызутся между собой, а не обороняют Город. Начни Кориолан внезапно штурмовать его, не знаю, что было бы. Так что воюют и защищают Рим только Волки. А второе обвинение глупо.

— Ну что же. Ты ответил на все вопросы. Значит, мы вместе будем стремиться поддержать и укрепить благочестие римлян. Я — как слуга богов Рима. Ты — как слуга Бога Единого. Как я понимаю, гибель мира означает и гибель наших богов.

— Ты правильно понял. Пусть благоденствует наш мир, пусть благоденствуют Рим и его боги, пусть благоденствуют все народы, которые стоят за порядок, и их светлые боги вместе с ними. Вместе мы обойдём грозные пророчества. Они не только у Сибиллы. У друидов есть предсказания о гибельном поклонении Богу Единому, о "рабах божиих", врагах всего мира Божьего, о гибели мира из-за гордыни тех, кто вообразил себя венцом творения, сотворёнными по образу и подобию Бога Единого.

— И сколько времени ты проведёшь у нас, посол Бога Единого?