Осколки Прошлого

— Тебе смешно! — запыхавшись сказала Лил, когда слезла с дерева, — А это штука, между прочим, бьется довольно больно.

И она комично потерла свой лоб ладонью. Я не выдержал и засмеялся в полный голос. Моему счастливому смеху вторили голосистые пичуги с деревьев и шелест листвы.

И пусть это было по-девчачьи, пусть я до этого так никогда не делал ... Но я бросился к Лил в объятия.

* * *

Я был дома уже целую неделю. Из пансионата меня выписали через несколько дней, и я теперь жил в таких знакомых и родных стенах моего собственноручно построенного дома.

Здесь ничего не изменилось. Моя комната осталась такой же, какой и была, когда я покинул ее три недели назад. Несколько звуковых кристаллов, вперемешку с листами папируса и карандашами, лежали на столе. Моя драгоценная установка разве что только чуть-чуть покрылась пылью. А незаправленная кровать и пятно пролитого кофе на любимом лиственном ковре мигом напомнили мне, каким я бываю неряхой по выходным.

Как будто только что ушел отсюда. А кажется — прошел целый год.

Как только меня выписали, Лил мигом настояла на продолжении наших занятий и переделала все расписание и список предметов, чтобы закрепить мои внезапно вспыхнувшие навыки. Лил добивалась этого долгих четыре года, и не хотела случайного регресса.

Памятую о своих мыслях, еще там, в Лагере, я занимался очень прилежно, благо теперь все упражнения, которые раньше являлись непреодолимой преградой, теперь выполнялись влет. Лил, естественно, увеличила нагрузки и сложность, но теперь это не было железобетонной стеной, а нормальной и хорошей тренировкой.

Я так никому и не рассказал, что видел там, в кристалле. Да, мне хотелось объяснения произошедшему и внезапно проснувшимся способностям, но я так и смог заставить себя рассказать никому о том, что пережил.

Шрамы от царапин на руках так и остались, хотя их не раз пытались залечить. Но на следующий день, они неизменно появлялись заново, как ни в чем не бывало.

То чувство легкости и свободы, которое владело мной в пансионате, по приезду домой, стало проходить. И в последнее время, по ночам, мне начали сниться кошмары.

Снова та пещера. Снова глаза моей матери и ее голос, полный мягких неразборчивых слов. Иногда снился Стэн. Он всегда рассказывал мне какую-то интересную историю, а потом вдруг просто исчезал посередине рассказа, на полуслове. И вместо него появлялось темное облако пыли, которые наступало на меня и облапливало со всех сторон. Я пробовал бежать, но у меня никогда не получалось. И я просыпался в поту, чувствуя, как зудят царапины на руке.

А днем, все становилось в порядке. Вместе с рассветом и солнцем, во мне расцветало хорошее и рабочее настроение, и я с облегчением забывал ночные кошмары. Хоть мир мой сузился до привычных размеров, меня это пока устраивало.

Иногда я ловил странный взгляд Лил, когда она смотрела на меня. Наверное, она что-то чувствовала, даже не смотря на то, что я до сих пор оставался закрыт от внешнего мира.

Она спрашивала:

— Артур, ты, правда, не помнишь, что видел, тогда, в коме?

На что я неизменно спокойно отвечал:

— Я точно не помню, что-то очень смутное. Не очень приятное, но смутное.

Лил делала вид, что верит. И в эту же ночь все повторялось.

Пещера, глаза матери. Стив. Грег. Стэн и Марта. Чертово облако живой темной пыли.

И так прошла целая неделя. Днем все хорошо, Лил гоняет меня так, будто готовит на чемпионат по футболу, а я охотно тренируюсь. Часто читаю книги как художественные, так и техническую литературу по специальности.

А позавчера днем, когда мы сидели в комнате, которую мы отвели под "класс", Лил неожиданно сказала:

— Мне придется уехать на пару дней. На работе аврал, нужно мое присутствие. Так что тебе придется побыть одному некоторое время.

Я немного удивленно глянул на нее.

— Лил, я почти четыре года живу практически один. Я думаю, выживу как-нибудь. В самом крайнем случае — проживу на землянике. Вон ее сколько растет.

Лил посмотрела на меня странным взглядом, который уже стал для меня привычным.

— Не буду скрывать, меня сильно беспокоит твое состояние.

— Почему это, — перебил я ее, — по-моему, все превосходно.

— Если бы я тебя не знала, я бы внимания на твое поведение не обратила бы. Но я тебя знаю, и потому говорю, — она посмотрела мне в глаза, — С тобой что-то не так, Артур. Ты слишком изменился. А резкие изменения, к плохому или хорошему, без разницы, редко бывают безболезненными. Тебе снилось опять что-нибудь?

— Ну подумаешь сны...

— Такие как у тебя — нет, не "подумаешь".

Я все-таки рассказал Лил о своих снах, которые снятся мне каждую ночь. Правда без деталей, понадеялся, что можно справиться с ними без этого. Лил просила, чтобы я скинул их мыслеобразы, но я упрямился.

— Ну ладно, с этим чуть попозже. В общем, два-три дня! И не особо тут расслабляйся, а то знаю тебя, чуть что — начинаешь бестолково рыскать в Общем Эфире.

Я улыбнулся. Старые добрые нравоучения Лил. В последнее время, я редко их слышал. Лил уж больно нежничает со мной.

— Хорошо, — ответил я.

Я пробыл в одиночестве полтора дня. Из меня будто вынули весь запал, и большую часть дня я слонялся по дому бесцельно, не зная чем себя занять. Пробовал заняться псионикой и не мог нормально сконцентрироваться. Пробовал подойти к своей "студии" и понял, что ничего не идет в голову. Лазать в Эфире почему-то не хотелось.

В конце концов, на второй день, я просто плюнул на все и с самого утра начал перечитывать старые книги. Только это спасло меня от всепоглощающей меланхолии. На страницах, как и раньше, пером старинных авторов были описаны картины прошлого или иных миров. В голове расцветали яркие образы, и весь мир вокруг забывался, блек под натиском слова великих писателей прошлого.

Так я витал в облаках, где-то до обеда, когда меня отвлек зуммер гиперпочты.

Я получил инфокристалл с сообщением от Лил. Не скрывая своей растерянности, она предупреждала, что ко мне хочет прийти один человек. Какой, не сказала, но объяснила, что он хочет поговорить со мной по поводу происшествия с кристаллом. В эмоциях, которые она вместе с мыслеобразом вложила в инфокристалл, я с удивлением увидел страх и беспокойство за меня. В конце, она осторожно поинтересовалась, не против ли я его общества? Я ответил равнодушным согласием. И отправил инфокристалл обратно в ящик гиперпочты.

Еще один доктор?

Я не стал готовиться к его приходу. Даже уборку не сделал. Так, раскидал все по углам и ящикам, чтобы в глаза не бросалось. А затем просто улегся обратно на кровать, и погрузился обратно в книгу Томаса Мюллера "Крейсер полуночи". Художественная книга времен Империи, в которой рассказывалось об исследовательском корабле людей, затерявшемся в космосе. Я раньше не до конца понимал эту книгу, но теперь чувство одиночества и пустоты, которое владело людьми на том корабле, мне было понятно. И очень близко.

В гостиной вдруг пиликнул сигнал, оповещая об открытии гиперпортала. Наша странная с Лил система, пускать гостей сразу в дом, иногда сбивала людей с толку. Но этот гость не растерялся. Я услышал, спокойные шаги в соседней комнате, и отложил книгу на подоконник...

...В дверь моей комнаты аккуратно постучали.

— Войдите, — чуть повышенным голос сказал я, против своего обыкновения даже не делая попытки встать с кровати.

В дверь вошел представительный, могучего сложения мужчина. На его лице росла старательно ухоженная бородка, редкость в наши дни, если подумать. Но мне, в общем-то, было все равно. На врача он похож не был.

Мужчина добродушно улыбался. А его ауры, я как ни старался разглядеть не смог. Закрывается, значит...

В последнее время меня стало уже тошнить от этих добродушных улыбок и закрытых аур. За ними, всегда, всегда что-то скрывается. Лил, мне нравилась в этом гораздо больше, она всегда была честнее. Да, она тоже не могла скрыть своей повышенный заботливости обо мне, особенно после происшествия с кристаллом, но она и не боялась проявлять эмоции, если считала, что я веду себя глупо. Она вела со мной, как с равным.

— Здравствуй, можно я присяду? — спросил вошедший мужчина.

Я равнодушно кивнул, и все-таки не выдержал, перестал валяться и уселся на кровати, прислонившись к стене.

Мужчина тем временем окинул взглядом комнату, и, не смотря на то, что кресло около моей звуковой установки было ближе, прошелся к дальней стене комнаты и уселся на один из стульев около моего рабочего стола. Этим он сразу завоевал некоторое мое уважение. Все-таки, зря я так к нему отнесся, он чуткий и внимательный человек...

Пододвинувшись ко мне поближе и устроившись поудобнее, он после некоторой паузы взглянул на меня и произнес:

— Еще раз, здравствуй, Артур. Меня зовут Стив Доналсон, я Командующий Оборонительными Силами Солнечной.

Против воли, у меня глаза на лоб полезли от такого заявления. Об армии Солнечной я, в отличие от большинства знал — сказался интерес в литературе Имперских времен, я просто не мог не заинтересоваться современным положением вещей в этом вопросе. А в последние месяца три по сети упорно ходили слухи о том, что в армии начались реформы и она потихоньку начала выходить из своего "несекретного" состояния. И тут ко мне вдруг ни с того, ни с сего приходит их... Генерал?.. С чего бы такое внимание?

— Вижу, ты удивлен, Артур. И я тебя понимаю. Но давай обо все по порядку, — он вдруг усмехнулся, — Ты наверное ждал очередного врача, или психолога, который снова начнет задавать бесконечные вопросы?

— Что-то вроде, — осторожно ответил я.

— Не очень-то я похож на врача, — Стив оглядел себя и рассмеялся.

Я против воли тоже улыбнулся.

— Но давай ближе к делу, пока не вернулась Лил. Сначала я хотел бы поговорить только с тобой.

Как все странно...

— Я начну издалека. Прошу, если у тебя возникнут вопросы, не спеши их пока задавать. Уверен, тебе все станет ясно под конец моего рассказа.

Я кивнул, а Стив после некоторой паузы начал свое повествование. И начал его, совсем уж из начала времен.

— Сейчас, как ты видишь Солнечная — очень мирное и безопасное место, — говорил Стив, Но так было не всегда. Когда возник Барьер, и человечество лишилось возможности развиваться своим привычным путем — через захват новых территорий и ресурсов, возникла острая необходимость что-то менять в привычном укладе общества и в головах людей. Иначе нас ждала бы неминуемая деградация. Умные люди понимали это еще в самом начале. И, слава богу, что в ходе всего хаоса, который тогда творился в Солнечной, именно они пришли к власти. Среди прочих их программ, было создание специальной комиссии, которая разработала бы долгосрочный план, по возрождению Солнечной. В эту комиссию попали многие люди. Историки, социологи, психологи. В общем, представители большинства профессий, объектом исследований которых была личность и общество. Благодаря их наработкам, пусть сквозь пот и кровь, но был заложен фундамент современной системы.

Через несколько столетий эта комиссия превратилась в полноценный институт исполнительной власти в Солнечной. Его назвали "Комитет Социальной Протекции и Развития". В его составе теперь числились не только социологи или психологи, а так же биофизики, психофизики. В общем, те научные отрасли, которые изучали человека, с точки зрения физиологии. Со временем это принесло плоды — было официально открыто и научно обосновано существование того, что сейчас называют псиэнергией.

Комитет работал долго и кропотливо. Разрабатывались программы, применялись реформы в образовании и воспитании, которые способствовали бы проявлению пси-сил у детей. Это был очень долгий процесс. Но тогда человечество верило в его жизненную необходимость. Сейчас мы можем видеть, что они не ошибались.

Это то, что идет в общеобразовательной программе. И поэтому не все люди знают, что Комитет, или если более официально КСПР, существует до сих пор и продолжает работать на благо Солнечной. Он до сих пор производит мониторинг нашего общества, чтобы определить его состояние, делает прогнозы и старается удерживать Солнечную на плаву. Удивлен?

Даже более чем!

— Зачем? Ведь все и так отлично! — воскликнул я.

— И так думают многие, — кивнул Стив, в его глазах не было ни тени улыбки, он был абсолютно серьезен, — Но это ложное впечатление. Неужели ты не замечал, что идеи сменяют другу друга весьма неохотно? Что наш прогресс хоть и сделал резкий скачок вперед, но по-настоящему революционных идей не было очень, очень давно. Мы только медленно и постепенно развиваем то, что было придумано несколько тысячелетий назад.

Я задумался. А ведь и вправду, все технологии — только усовершенствования изобретений наших предков. Да даже в музыке! Еще три недели назад, в своей стычке с Лорой, я говорил как раз об этом.

А ведь я уже забыл об этом случае совсем. А ведь она никуда не делась, и, наверное, жутко переживает из-за меня. Ведь как ни крути, именно она меня подтолкнула к чертовому кристаллу, и, наверняка чувствует себя виноватой. Я лениво подумал, что когда Стив уйдет, надо обязательно с ней связаться.

Я кивнул Стиву:

— Да, совсем недавно, еще до того случая с кристаллом, я общался... на эту тему.

Стив, едва заметно наклонил голову и улыбнулся краешком губ. И сразу посерьезнел. Слишком мимолетно была его эта улыбка, что я даже засомневался, не показалось ли мне?

Тем временем, Стив продолжал:

— Это неизбежная стагнация старого замкнутого сообщества. Во времена Империи и ранее человечество двигалось вперед, благодаря быстрой смене поколений и донельзя враждебному окружению. Молодые и неуемные бунтари — вот двигатель того общества. Понятно, что нам это недоступно и даже вредно — нет пространства, нет объекта для сопротивления. Даже к Барьеру уже начинают привыкать. Добавляется развитие консерватизма с возрастом и неизбежные "шоры" на глазах. Долгая жизнь — это не всегда плюс. Особенно, для общества в целом. И это стало серьезной проблемой в последние полтысячелетия. Однако, около ста лет назад, Комитет предложил возможный выход из этой ситуации. И, на мой взгляд, у них получилось.

Думаешь, почему дети этого Цикла такие творческие? Это все работа Комитета и обширные дополнения к стандартной программе воспитания. Вспомни, например, Альвандера. Мальчишка, всего пятнадцать лет, а дал Солнечной такой пинок, который поднял нас сразу на несколько ступеней вверх. И, хотя он, действительно уникальный случай, но всего лишь вершина айсберга. А ведь есть еще многие тысячи детей, которые сейчас заняты научным творчеством и, поверь, их достижения не менее ценны для нашей цивилизации. Да, конечно, каждый новое поколение продвигает что-то новое. Но по-настоящему революционные идеи — только сейчас. И все благодаря Комитету, сумевшему придумать такую методику, которая культивировала в головах детей нужные для научного творчества семена. Мало того, по всем прогнозам, подобное мышление, отголоски детской тяги к новому, сохранится в течение долгого времени. И если раньше плодотворный срок работы ученого был примерно 300 лет, то сейчас он увеличился до полутора тысяч! Такое долговременное противодействие неизбежно возникающему с возрастом консерватизму — очень сложная задача. И пока, конечно, рано говорить, но будущее мне видится оптимистичным.