Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Ах, что вы, верит Кальдерон, я здесь инкогнито. Всего лишь частным образом навестила родню.
— Здравствуй, Марьяна! Прекрасно выглядишь! — сообщила Брианда.
— Ты тоже, дорогая, ты тоже!
— Тебя даже беременность не портит, — продолжила художница. — По фигуре еще почти ничего не видно.
— Ты ошиблась, я не беременна!
— Ох, либерьянская кухня же славится своими сладостями, как же я могла забыть! — сокрушенно покачала головой художница. — А корсет у вас носить не принято. Ты поскорей вводи в моду веритеррское платье! Тогда сможешь спокойно кушать пирожные, не опасаясь потерять талию.
— Ты, как всегда, весьма любезна, дорогая! — медоточивым голосом ответила женщина. — А это что у нас за цветочек?
— Моя подруга, — спокойно пояснила Брианда, даже не пытаясь меня представить.
— Какая хорошенькая! — хихикнула либерьянка, протягивая ко мне руку.
Я еще не успела толком понять, чего хочет эта Марьяна, а магистр уже шагнул вперед и быстрым движением перехватил ладонь женщины.
— Ты не смеешь до меня дотрагиваться! — тут же зашипела дама, стараясь выдернуть руку из сильных пальцев верита Филиппа.
— Кто-то тут говорил про инкогнито? — возразил мужчина, продолжая удерживать ладошку собеседницы.
— Я пожалуюсь мужу!
— С нетерпением жду его претензий! Только, прежде чем побежишь жаловаться, вспомни, что мне тоже есть, чем с ним поделиться.
— Ты не посмеешь!
— Уверена? — иронично выгнул бровь магистр.
— Мерзавец! — выплюнула женщина.
— Еще какой! — согласился верит Филипп.
— Между прочим, тебя никто не заставлял уезжать! Вполне мог оставаться на прежнем месте, и все были бы счастливы! — понизив голос, сообщила либерьянка.
— Я не голодаю, так что чужими объедками не интересуюсь.
— Да уж конечно! Что, Бриандочка уже успела подложить под тебя новую подружку?
— Пф! — фыркнула художница. — Порядочные девушки перед первым встречным ноги не раздвигают, потому и подстилками не оказываются.
— Да как ты... — начала женщина, но ее прервал спокойный голос магистра:
— Тебе не кажется, что ты привлекаешь к себе излишнее внимание? Сцена-то со стороны смотрится двусмысленно. Еще неизвестно, в каком ракурсе ее преподнесут твоему дражайшему супругу. Готов поспорить, что это он приставил к тебе вон тех соглядатаев.
— Ничего ты... — зашипела либерьянка, но верит Филипп опять не дал ей договорить:
— А учитывая, что ты уже не подданная Веритерры, я ведь могу, по старой памяти, и усугубить ситуацию.
— Ты не станешь этого делать, ты же все последствия наперед просчитываешь!
— Намекаешь на дипломатические осложнения? Ай, умная девочка! Только последствия-то могут быть лишь в одном случае: если твой муженек пожелает признать твое легкомысленное поведение. А я знаком с ним куда дольше твоего! Ему проще организовать для тебя несчастный случай, чем продемонстрировать всему миру ветвистые рога.
— А за себя не боишься? — слова женщины так и сочились ядом.
— Ко мне твой венценосный супруг уже как-то подсылал убийц. Можешь на досуге поинтересоваться у него, что из этого вышло. Магия Слова — весьма удобная штука, знаешь ли.
— Я тебя ненавижу! — бросила либерьянка.
— Счастлив слышать! А то моя совесть была неспокойна, вдруг ты до сих пор по ночам рыдаешь в подушку из-за моего отъезда.
— Отпусти! — прошипела Марьяна.
— Все для тебя, дорогая! Рад был повидаться!
Женщина молча развернулась и удалилась в сторону боковой галереи.
— Мне жаль, что вы стали свидетельницей этой безобразной сцены, верита Феодоссия, — обратился ко мне магистр. — Надеюсь, что непревзойденное искусство верита Демара сможет изгнать ее из вашей памяти.
— Да пусть знает, какие сучки на белом свете встречаются! — заявила в ответ слегка расслабившаяся Брианда.
— Милая, ты не забыла, что у вериты Феодоссии день рождения и портить ей настроение в такой день как минимум невежливо? Кстати, зачем ты начала дразнить Ее Высочество? — магистр сделал приглашающий жест, и мы двинулись дальше.
— Не смогла удержаться, — повинилась художница. — Впрочем, пусть скажет спасибо, что я ей морду не набила!
Брат с сестрой умудрялись даже столь напряженный диалог вести с такими лицами, словно беседовали о погоде. Я прислушивалась к их беседе, стараясь тоже удерживать незаинтересованное выражение лица. Боюсь, у меня это получалось плохо: мне не понравилось высказывание либерьянки насчет подкладывания новой подружки под магистра. Может, я ошибаюсь, конечно, но, кажется, она говорила обо мне. Я что, произвожу впечатление распутной женщины?
— Вот это бы точно привело к дипломатическим осложнениям! — продолжал, меж тем, верит Филипп.
— Да знаю я! А чего ты так задергался, когда эта склизкая гадина попыталась дотронуться до Феи?
— Потому что еще не забыл, чем были начинены конфеты, присланные верите Феодоссии от твоего имени.
— Димушь? Точно, это ж либерьянская отрава! Ты что, думаешь, это она?
— Я не знаю, что думать, Брианда! Такое впечатление, что и коробка, и артефакт появились из воздуха: никто ничего не видел, никаких следов нет. Точнее, в случае с коробкой есть мамаша Гурдан и кто-то очень похожий на тебя, но, кроме кастелянши, этого таинственного посетителя никто не видел. Так что лучше лишний раз проявить бдительность. И, может быть, мы, наконец, уже сменим тему?
— Да, пожалуй! — согласилась художница, глянув на меня. — Впрочем, мы уже, практически, пришли! Вон вход в театр.
Столичный театр оказался огромным зданием с зеркалами, скульптурами и широкими лестницами. Публика и впрямь блистала нарядами и драгоценностями, впрочем, мы не стали задерживаться в холле, а сразу поднялись в какой-то странный узенький выгнутый коридорчик. В коридоре было много дверей, в одну из которых мы и зашли. За дверью скрывалась небольшая комнатка, обитая красным бархатом. По правую руку стоял диван, а напротив него висело большое зеркало в золоченой раме. Брианда немедленно кинулась прихорашиваться, а я все пыталась понять, куда это мы попали.
— Вам что-то не нравится, верита Феодоссия? — вежливо осведомился магистр.
— Нет, что вы, здесь очень красиво! Просто мне казалось, что в театре должен быть зрительный зал, как на факультете Искусства.
— Зрительный зал здесь есть, и намного лучше, нежели в Академии. Он скрывается за той портьерой, — пояснил мужчина.
Я тут же смутилась, осознав, что опять ляпнула глупость.
— Но я тоже никогда не понимал, зачем нужно тратить место на аванложи. Все равно никто не приходит сюда в верхней одежде.
— Не занудствуй! — оторвалась от зеркала Брианда. — Лучше проводи Фею в ложу. Я к вам скоро присоединюсь.
— Как скажешь, милая! — с непонятной ехидцей ответил ей брат.
Ложей оказался небольшой балкончик, также весь обитый красным бархатом. Здесь стояли изящные креслица, в одно из которых и усадил меня магистр.
— Полагаю, отсюда вам будет удобнее всего наблюдать за представлением, — пояснил он.
Зрительный зал был грандиозный! Мне не хватит слов, чтобы описать это гигантское помещение, все изукрашенное позолотой, с расписным потолком и занавесом, которым, наверное, можно было полностью укрыть наш терем на заимке. Пока я его разглядывала, заиграла музыка.
— Скоро уже начало, — отметил магистр.
— А Брианду не нужно позвать? — забеспокоилась я, оглянувшись в сторону портьеры, отделяющей нас от аванложи. Мне показалось, или оттуда донесся смех?
— Нет, Брианда никуда не денется, поверьте, — слегка поморщился мужчина.
Художница появилась уже тогда, когда в зале погас свет.
В спектакле рассказывалось о двух бедных сиротках — мальчике и девочке, найденных в лесу и принятых на воспитание добрыми пастухами. Детишки подросли, тоже стали пасти стада и полюбили друг друга. И если поначалу все было вполне мирно, позднее на них начали с незавидной регулярностью нападать пираты, им постоянно приходилось отбиваться от настойчивых поклонников, причем, к моему глубочайшему изумлению, поклонники появились и у девочки, и у мальчика. Думаю, я просто что-то неправильно поняла в сюжете. Заканчивалось все очень трогательно: герои нашли своих настоящих родителей — очень богатых людей, и смогли пожениться.
Я даже не сразу поняла, что мальчика-пастушка играет как раз Шарль Демар! Он был чудо как хорош, хотя мне и с трудом удавалось первое время сдерживать смех, наблюдая, как 'пастушок' в кружевной рубашке и панталонах с бантиками размахивает какой-то удочкой, причем каждый раз после взмаха откуда-то раздавался звук щелкающего кнута. А когда этот горе-подпасок погнал коров пастись на клеверное поле, мне даже пришлось прикрыть рот ладошкой. Зато про любовь и пиратов было очень интересно и душещипательно.
К концу представления на душе было уже легко и радостно, даже дышать стало свободней, словно после теплого летнего дождя, и я искренне аплодировала актерам, которых просто завалили цветами.
— Вам понравилось представление? — спросил магистр, помогая мне подняться.
— Да, очень, — искренне улыбнулась я. — Хотя начало смешное, зато конец просто чудесный!
— Смешное? — удивился верит Филипп. — Странно, я не заметил.
— И что же тебя насмешило? — поинтересовалась художница, вновь охорашиваясь перед зеркалом.
— Бриандочка, боюсь, тебе не понравится, если я начну рассказывать, что происходит с коровами после того, как они наедятся свежего клевера, — потупилась я.
— Ну, теперь я уже просто умру от любопытства! Можно кратко обрисовать?
— Если совсем кратко: вздутие живота.
— Да, пожалуй, лучше без подробностей, — согласилась девушка.
Вечером за чашкой чая мы уютно болтали с Чеккиной. Она посмеялась над моими впечатлениями от спектакля и рассказала, что это очень старая пьеса и весьма известная, но никто пока не предъявлял претензий к коровам на клевере. Я лишь плечами пожала:
— Значит, ее еще ни разу не показывали в сельской местности.
— Нет, ты не романтик! — вздохнула подруга.
— Наверное, — легко согласилась я. — Видимо, поэтому я никак и не могу влюбиться по-настоящему, без амулетов и прочей дребедени.
— Влюбишься! — твердо пообещала Франческа. — Как ты там говорила про кривого суженого на козе?
— Не знаю, я такого не говорила никогда!
— Нет, говорила! Как же там было... вспомнила! Суженого на кривой козе не объедешь!
— Нет, что ты! — засмеялась я. — Это два разных выражения: суженого конем не объедешь — одно, на кривой козе не подъедешь — другое.
— Не важно! — царственно отмахнулась соседка. — К тому же мой вариант звучит смешнее. Дело за малым: осталось найти кривую козу!
— Кстати, о козах! Я тут после спектакля неожиданно вспомнила одну вещь! Помнишь, как во время дня поминовения павших Элинор порвала мне рясны?
— Ну, я не знаю точно, как эта штука называется, но нитку жемчуга она порвала — помню. А что?
— А потом она что-то странное сказала магистру Кальдерону про королевскую вишню в садах Либерьяна или как-то так...
— Не помню! — подруга смахнула крошки со стола, и мне показалось, что она прячет глаза.
— Чеккина! — требовательно позвала я.
— А?
— Чеккина, почему от меня все что-то скрывают?
— Да никто от тебя ничего не скрывает, просто ты нашла о ком вспомнить на ночь — об этой дуре! Сплетни это все.
— Так расскажи! Давай посплетничаем!
— Ой, вот пристала! — надула губки подруга. — Ну, хорошо: магистр Кальдерон много лет был послом Веритерры в Либерьяне. И у него была невеста, которую, говорят, он однажды взял с собой на какой-то тамошний праздник. Вроде, чуть ли не сразу после этого должна была состояться их свадьба. Свадьба-то состоялась, только жених был уже другой — сам либерьянский принц.
— Это как? — поразилась я.
— Откуда же мне знать? — развела руками Чеккина. — Только теперь бывшая невеста магистра Кальдерона — принцесса Либерьяна.
— И много у них там принцесс?
— Да, вроде, одна. Вот на нее и намекала тогда Элинор.
— А яблоки тут при чем?
— Ну... — Франческа тяжко вздохнула, — ладно: это она про тебя.
— То есть? — все еще не до конца понимала я.
— Ну, вроде как, она пыталась поддеть магистра Кальдерона, что после раскрасавицы либерьянской принцессы и такая северная замухрышка, как ты, покажется интересной особой. Но это ж бред!
— А что, принцесса очень красивая? — я сразу вспомнила стройную фигурку в легком платье. Что бы там ни говорила Брианда, а никакой беременностью или отсутствием талии ту даму попрекнуть было нельзя. И двигалась она очень грациозно. Да и голосок просто волшебный. Жаль, что лица видно не было.
— Говорят, что да, но сама я ее не видела. А с чего вдруг она тебя так заинтересовала?
— Кажется, я ее сегодня встретила...
— Да ты что? Где? Когда? Рассказывай сейчас же!
Я кратко пересказала подруге произошедшее в пассаже.
— Похоже, все правда, — удовлетворенно кивнула Чеккина, заваривая новую порцию чая. — А магистр-то рисковый человек!
— Ты о чем?
— Он подозревал, что в руке у этой стервозы может быть что-то опасное, но не побоялся принять удар на себя. С чего бы, кстати, такая забота? Он что, за тобой ухаживал?
— Нет, — покачала головой я. — Он просто, как и Питер, уверен, что я — ведунья, вот и защищает представителя вымирающего вида. Никому я не нужна сама по себе, только как новый отросток на почти засохшей ветви.
— Да ладно тебе прибедняться! Питер и безо всяких ведуний по тебе с ума сходил, да и сейчас сходит. А магистр... ну, он, конечно, очень интересный мужчина, но и опасный очень, с такими всегда тяжело. По-моему, Питер тебе больше подходил, — негромко добавила подруга.
— Ладно, давай не будем о грустном! — натянуто улыбнулась я.
Глава 33. Дери полоз.
Потихоньку-полегоньку, а наступил и кветень.
С Питером я не то, чтоб помирилась, просто придерживалась народной мудрости 'худой мир лучше доброй ссоры'. Все равно мне нужно было ходить на уроки танцев. Но танцами наше общение и ограничивалось. Парень, конечно, уже не напоминал лицом покойника, но до сих пор выглядел помятым. Сам он не настаивал на близком общении, в столовой садился отдельно, я же старалась его, по возможности, не замечать. Мне все еще больно было вспоминать, как он вывернул мою душу наизнанку. Хотя, конечно, было очень жалко его соплеменников. Однако помочь этим людям я ничем не могла: если ведуньи и умели договариваться с природой, то я не знала, каким образом они это делали.
Погода установилась теплая, снег стаял, так что нерадивый хозяин, поленившийся сменить сани на телегу, рисковал уже и впрямь ободрать полозья. После ужина часть учащихся затеяла во дворе прыгать через костер. Вообще-то, костер полагалось бы сложить из старых соломенных тюфяков, но у нас таких не было, потому ребята просто натаскали веток. Валежник был сыроват, и костерок больше дымил, чем горел, но так даже лучше окуривалась одежда. Считалось, что это убережет от болезней. Чеккина побрезговала такой вульгарной забавой (скорее всего, не хотела пропахнуть дымом), а я с радостью присоединилась к игрищам. Все одно не собиралась спать в эту ночь.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |