Солнечная Сторона

...Где-то в маленьком, неприметном дворе, каких тысячи в наших больших и маленьких городах, росла рыжая угловатая малышка. Обычно таким — некрасивым и нескладным — не просто бывает среди детворы, но этого никак нельзя было сказать о ней. Жутко конопушчатая и небывало угловатая, она отнюдь не была замкнутым и необщительным ребенком. Девчушка росла необычайным шалуном, смешливым и подвижным проказником. Без нее во дворе не проходила ни одна шумная игра. И, вообще-то, никто и не замечал, что она некрасива. Всем в ней виделся лишь маленький забавный волчок, который никогда не знал покоя.

Не знаю, доводилось ли вам встречать в жизни таких вот живчиков. Если да, то вы не можете не знать, какими порой чудесными они бывают, как незамечаемы становятся какие-либо недостатки их внешности, и, напротив, какими интересными со временем они начинают всем казаться. Окружающих даже умиляет нескладность неусидчивой малышки, так что иной раз и сама эта малышка не догадывается, как не повезло ей с внешностью. Не догадывалась бы об этом и сама наша героиня, если бы не бежали ее непоседливые деньки. Девчушка росла, и, подрастая, она, конечно же, стала обращать внимание на некоторых мальчиков... И вот однажды подушка неказистой конопушчатой девчонки вдруг познала горькие слезы. Маленькая, еще детская подушка упрятала в себе первые девичьи грезы. Девчушка все чаще и чаще стала обращаться к зеркальцу. Увы, не видела она там то, о чем мечталось подрастающему юному созданию, — крохотное зеркальце дразнило ее большими рыжими конопушками. Маленькой девчушке оставалось лишь закрывать свое отражение такой же конопушчатой ладошкой и уноситься в далекие сладкие мечтания.

И вот одной удивительной ночью приснился девочке сказочный сон. Она была в нем большой, взрослой девушкой, и была она красоты непередаваемой. Похожие сны случались и прежде, но в этот раз все было по-особенному. В этом сне она крепко дружила с Солнышком. Чудное и милое Солнышко приняло ее к себе в гости. Оно открыло ей свои феерические огненные замки, искупало в своих золотисто-желтых туманах. Своими волшебными лучиками оно обратило конопушки девушки в веселые золотистые зайчики. И встретился девочке там, на Солнышке, красивый мальчик, который сильно-сильно полюбил ее...

Сон был удивительным, ясным и таким взаправдашным, что, проснувшись, девочка стремглав бросилась к зеркальцу и... И (сон, конечно же, оказался всего лишь сном) снова были горькие-горькие слезы. Весь тот день родители не могли понять, что случилось с их чудным ребенком, и не сразу все заметили, что появились у девочки новые приметы — легким золотцем наполнились ее глазки, а каждая ее улыбка стала светиться маленькими, едва приметными лучиками...

А деньки ее летели дальше и дальше, со временем стало забываться необычное сновидение, и вдруг однажды в шуме городского хаоса ей послышалось произнесенное кем-то ее солнечное имя.

"Юнна!" — это слово нечаянно слетело с незнакомых уст.

Молодой человек, погруженный в грустные мысли, незаметно для себя самого выговорил его. И будто солнечные вихри обдали девчушку своим огненным жаром. Сказочный сон вновь ворвался в ее душу, но теперь уже наяву, в неожиданных волнующих воспоминаниях.

"Дар!" — как-то само собой вырвалось у нее в ответ, и... грезы рассыпались. Молодой человек, проговоривший ее имя, посмотрел на нее растерявшимся, отсутствующим взглядом. Он не разглядел всколыхнувшиеся огненные бури в ее душе. И она, резко повернувшись, ушла.

И все же она не оставила этого человека. На следующий же день она нашла его и невидимой тенью повсеместно следовала за ним. Она почти каждый день видела его...

Юля-Юля! Как приятно выводить строчки о тебе. Как волнительно писать о твоих милых золотистых глазках и о твоем чудном колокольчатом голосе. Не знаю, может, кому-то из читателей мои описания Юли показались неубедительными. Может, читателю хотелось бы и здесь встретить ее такой же потрясающей красавицей, какой она была в далеком солнечном мире. Хотелось бы! Однако даже недолгое общение с нашей Юлей привело бы вас к мысли, что внешняя красота может оказаться не главным качеством у человека. Ведь не зря же я упомянул о том, что разборчивые мальчишки влюблялись в нее. Не знаю, как вам, дорогой читатель, но мне доводилось в жизни встречать некрасивых девчонок, в которых влюблялись мальчишки. Ведь на самом деле, мальчики и сами не знают, из-за чего они влюбляются. Хотелось бы со страниц этой книги подмигнуть всем некрасивым девчушкам, чтобы они не расстраивались из-за своей внешности — внешность может оказаться не главным. Главное, наверное, чтобы играли в глазах солнечные лучики. Излучайте их! Ведь это, на самом деле, так просто... (Хотите, подскажу, как это сделать? Разговаривая с кем-нибудь, неважно с кем — парнем, девушкой, старушкой или ребенком, представьте себе, что эти самые лучики у вас есть, и вам их нужно только излучить, и всё!)

Однако мне надо возвращаться к дяде Мише, но не к тому дяде Мише, который, грустно и счастливо улыбаясь, сейчас смотрел на Юлю и Артема из полуоткрытого окна, а к тому, который лежал в это же самое время совсем в другом мире, в далекой темной комнате, и повествование о котором так неожиданно прервалось. Не все пока на белом свете так чисто и светло...

Дядя Миша! Где-то далеко-далеко ярким солнечным утром ты стоишь у окна и не можешь оторвать взгляда от дочери, а здесь, за невидимой пленкой небытия, в темной ночи ты недвижно лежишь на кровати. Этот мир уже никогда не колыхнется от твоего тихого дыхания, никогда не услышит постукивания твоего маленького трудолюбивого сердца. Но почему не жена стоит у твоей кровати, а чужая женщина? Почему не жена, а чужая женщина держит мокрый от слез платок у своих глаз? Почему в сильном потрясении идет по ночной улице человек, с которым в том солнечном мире судьба, может, никогда и не свела бы тебя?

...Никола энергично шел по ночной улице. В одной руке у него был обмотанный изолентой радиоприемник. Другой рукой он широко жестикулировал, иногда выкрикивая в ночную пустоту резкие ругательства.

Несколько минут назад он стоял у кровати дяди Миши и тряс бездыханное тело. Затем он выскочил на улицу, непонятно зачем схватив радиоприемник.

— Врач-скотина! — кричал он в пустоту. — Скотина!!!

Увы, такого ругательства был удостоен тот самый врач Скорой, который день назад отказался "за бесплатно" отвезти дядю Мишу в больницу. Тот самый, который поставил диагноз на коленке.

Никола шел по улице, не понимая куда. Он зачем-то искал станцию Скорой Помощи. Он не знал, где она находится. Улица была пуста, и спросить было не у кого. Поэтому он шел туда, куда несли его ноги.

Вдруг в его глаза ударила знакомая иллюминация. Он опять оказался у проходной своего института. Прямо перед ним была витрина бутика нижнего белья. Там за полупрозрачными шторами были видны горящие свечи.

"Ночные примерки интимного белья. Вход — 50 у.е." — прочитал Никола вывеску.

Тут же у входа было несколько иномарок.

— Ах, вы гады! — вскрикнул Никола. — Интим устроили! Из-за вас мы не работаем, из-за вас дядя Миша умер...

Он, размахнувшись, швырнул в витрину радиоприемник.

Пробив стекло и сорвав тонкую штору, приемник влетел в помещение. Несколько свечей повалилось на пол.

Спустя некоторое время оттуда кто-то истошно завопил: "Бомба!"

Принять за бомбу влетевшее в помещение нечто, обмотанное изолентой и с торчащими проводами, было немудрено, и поэтому тут же из дверей на улицу выскочило несколько абсолютно голых людей. Тряся своими бесформенными телами и сверкая в ночи поджатыми от страха задами, они побились сначала в закрытые мерседесы, а затем быстро разбежались по улице.

— Бомба! — закричал им вслед Никола. — Да, бомба! Еще какая бомба!!!

Огонь, предоставленный сам себе, быстро поднялся по шторам и охватил помещение.

— Давай-давай! — закричал Никола. — Пали там все!

Он поднял над головой сжатые кулаки и запрыгал на месте.

Необъяснимое ликование охватило его. Потревоженные мерседесы разрывали ночную тишину воем своих сигнализаций, и под их аккомпанемент Никола стал ходить кругами, пританцовывая.

— Гори-гори ясно, чтобы не погасло!

Огонь с явным удовольствием пожирал бутик.

Неожиданно пламя стало очень ярким. Что горело в комнате, трудно было понять.

"Там же, за стенкой, — вдруг подумал Никола, — бокс с газовыми баллонами... Убрали ли они его?"

И в этот момент раздался мощнейший взрыв. Воздух неимоверно больно ударил Николу в лицо. Институт перевернулся у него перед глазами...

В последний миг мозг успел запечатлеть, что вспышка была какой-то необыкновенной и странной. Золотистое свечение сменилось ярким, до боли в глазах ослепительным лиловым сиянием. Черные ночные окрестности сменились ярко-желтыми играющими всполохами...

* * *

"Эх, Никола-Никола! Что же ты наделал?"

Огромное черное пустое пространство простирается вокруг. Оно абсолютно пусто. Это, собственно говоря, — даже не пространство и даже не пустота. Это просто — ничто! То самое "ничто", каким пугают народ фантасты. Именно потому я и говорю о нем, что оно абсолютно пусто. Однако здесь, в этой пустоте теперь Никола.

"Никола-Никола!"

Молчишь!? Конечно же, ты мне не ответишь.

"Но все-таки Никола, разве нельзя было по-другому?!"

Я смотрю в "ничто", будто он там слушает меня.

"На этот вопрос, Никола, ты тоже не ответишь, даже если и смог бы это сделать. Кто может это знать, можно ли было по-другому?"

Я разговариваю с пустотой, но как же хочется, чтобы Никола слышал меня!

"Ну, надо ли было кидать этот несчастный приемник в витрину?"

Я спрашиваю, но сам, конечно же, понимаю, что это произошло как бы само собой. Здесь вопрос "надо ли было?", наверное, не корректен...

Интересное дело — я ловлю себя на том, что сам отвечаю за Николу на свои вопросы. Даже делаю это его словами. Будто не я, а он сам отвечает мне... Между прочим, это нередко случается в реальной жизни. Мы часто отвечаем за своих собеседников — отвечаем в тех ситуациях, когда собеседники по какой-либо причине молчат. Как знать, может, это и есть тот самый незримый контакт между людьми, когда люди общаются не словами, а чем-то совершенно другим?

Но стоп-стоп! Не надо сейчас отвлекаться! Я могу потерять Николу — это так легко сделать здесь — в абсолютной пустоте. А мне надо, очень надо с ним побеседовать... Хотя бы таким вот образом...

"Ну, хорошо! — продолжаю я. — Не будем спрашивать, надо ли было кидать, спросим — почему это вышло?"

Никола молчит. Никакие ответы за него не приходят и мне на ум.

"Никола-Никола! — продолжаю я. — Хочешь, я подскажу тебе, почему приемник полетел в витрину?"

Я делаю паузу. Мне вдруг почему-то вообразилось, что мой молчаливый и невидимый собеседник сейчас насторожился, что он весь обратился в слух.

"Никола! Там за витриной были победители".

В ответ опять молчание, но странное ощущение охватывает меня от этого молчания. Будто и впрямь кто-то напряженно меня слушает.

"Не понял? — спрашиваю я это "что-то". — Там были победители в этой жизни. А ты, Никола, — побежденный!".

"Они, — продолжаю я, — заняли твой институт, они вытеснили тебя с работы, они вытеснили тебя из твоего жизненного пространства. Твой бросок — это бунт побежденного".

"Они забрали, — снова говорю я, — твоего сына...".

— Нет!

Чу! Мне будто послышалось, что кто-то вдруг ответил — ответил из абсолютного "ничто". Я растерянно вслушиваюсь.

— Ни-ко-ла...! Это ты?

Мистика какая-то! Я спрашиваю в "ничто"!...

— Ни-ко-ла! Они забрали твоего сына, — я против своей воли продолжаю взывать к пустоте.

— Нет! — неожиданно раздалось из толщи небытия.

Я вздрогнул. Это был, действительно, ответ, и это был голос Николы! Я прихожу в замешательство, однако я уже неподвластен самому себе. Я продолжаю разговор. Я тороплюсь это делать. Ведь я именно этого и хотел.

— Ну почему нет?! Забрали! И ты сам прекрасно это понимаешь...

— Не забрали!

И все-таки я порядком озадачен. Никола явно отвечает мне. Но ведь это абсолютная пустота. Здесь я наедине со своими мыслями...

— Забрали! — нажимая, говорю я.

В ответ снова молчание. Я теряюсь еще больше, однако тут же вдруг ощущаю, что за молчанием кроется только то, что мой собеседник просто набычился.

Ну что ж! Николу тоже можно понять. Однако, как ни тяжело выслушивать эту правду, но она такова. Ну, бог с тобой, — пусть не забрали! Но все-таки жизнь — это борьба...

— Нет!...

Оп па! Он еще продолжает спорить?!

— Никола!...

Я вслушиваюсь в "ничто".

Молчание.

— Ни-ко-ла!... Что "нет"?

Молчание.

— Ни-ко-ла!... Жизнь — борьба! — я опять его провоцирую на ответ.

— Нет!...

— Что "нет", Никола?

Молчание.

— Никола, не молчи! Что "нет"?...

— Не борьба!...

— Не борьба?!... — я, насколько можно, напрягаю слух. — А что же такое жизнь?

— Это жизнь!...

"Не понял!"

— Жизнь — это жизнь! — услышал я.

Ах, вот оно что! Ну, тогда понятно!... Ты, Никола, просто жил. Ты просто жил, работал, растил сына, а тут пришли они...

— Ты понимаешь, Никола? — говорю я в пустоту. — Ты просто жил. Для тебя жизнь — это жизнь, а для них жизнь — это борьба! Они — другие, Никола! Они, Никола, слеплены из другого теста.

Я на какое-то время замолкаю.

— Они потому и победили, — продолжил я после потяжелевшей паузы, — что они боролись, а ты просто жил. В их руках было оружие, а в твоих — ничего.

И снова пауза. Тяжелая пауза.

— Никола! — продолжаю я. — Если для тебя жизнь — это просто жизнь, то, значит, надо было просто жить... Ну зачем кидаться приемниками?

— Никола! — говорю я, чувствуя, что он опять набычился. — Ты по натуре — созидатель, ты — не боец! Ты не одолеешь их взрывами. В этом они сильнее тебя. Это их стихия, в силовых приемах они изобретательнее. Но у них нет того, что есть у тебя. Твоя сила в созидании.

— Твоя сила — продолжаю я, — в терпении. Твое оружие — время. Они могут только прожигать и разрушать, но вечно разрушать нельзя. Рано или поздно понадобится строить, а в этом тебе нет равных.

— Никола, твое время еще придет! Ты — строитель будущего...

— Будущего?...

— Да, Никола, будущего!

— А что делать сейчас? Подставлять для удара щеку?...

— Ну, зачем? Хотя...

Я смешался в поисках ответа.

— Вспомни, — наконец нашелся я, — ты еще в школе учил Кодекс строителя нового общества. Ты не можешь не знать, что десять пунктов этого Кодекса повторяют десять заповедей Христа. А одна из заповедей действительно гласит: если тебя ударили по одной щеке, подставь другую!

— Неправда! — вдруг резко ответил Никола.

— Что неправда? — я слегка опешил от его взрыва.

— В Кодексе как раз этого пункта нет!

Да, действительно, нет! — я снова смешался.

— Но, однако, — возразил я, быстро придя в себя, — если там его нет, надо добавить! Ведь Заповеди Христа — это кладезь высшей жизненной мудрости...