Скс Режим бога 1-я книга

Сообщение о программе "Время" меня взбудоражило, а вот напоминание о песне скорее обрадовало, чем напрягло. Что я выдам министру, я уже знал. Путевкам я тоже был рад. Хотя каждый год летом мама и так вывозила меня отдыхать в Лазаревскую — уютный курортный поселок, рядом с Сочи.

Маму же, вопреки ожиданиям, письмо Чурбанова огорчило:

— Зачем ты ненаписанные песни всем направо-налево обещаешь?! Если один раз получилось, то совсем не обязательно, что получится снова... Тебя тут в программе "Время" будут показывать, а вдруг ты слово не сдержишь — как людям потом в глаза смотреть будешь?!

— Мам! Не переживай — "милицейскую" песню я уже почти придумал. Скоро запишем на кассету, и я тебе проиграю черновой вариант. Я же сказал, что все будет хорошо!

Мама вздохнула, и вновь принялась рассматривать фотографии. К счастью, через пару минут она уже снова улыбалась.

Только улеглось обсуждение МВДэшного конверта и я снова сел за стол, как раздался уже телефонный звонок.

Звонила Сенчина. Общалась очень любезно, и спрашивала, когда я могу подъехать послушать песню в ее исполнении с оркестром.

Я брякнул, что "хоть сегодня", рассчитывая на безопасность субботы, за что поплатился приглашением к пятнадцати часам на Васильевский.

После этого не оставалось ничего иного, как звонить Лехе, и интересоваться его планами. К счастью, Леха был свободен, и более того, намеревался маяться бездельем. Так что я переписал пару текстов, прослушал их несколько раз в оригинальном исполнении через наушники, и через полтора часа сидел в комнате у собирающегося Лехи.

Леха, возясь в недрах старого и монументального шкафа, рассказывал мне, что получил письмо от приятеля-сослуживца из Владивостока, и что тот через пару недель приедет к нему в гости.

— Нас в роте "близнецами" называли. — доносился из шкафа голос Лехи, — Так-то на лицо непохожи, а вот ростом и размерами — это да! К тому же, оба блондины...

"Надо же, оказывается, существует еще один такой же белобрысый Терминатор..." — подумал я, и спросил:

— Леха, ты чего там в шкафу делаешь?

— Сандалии ищу — в машине уже жарко в ботинках...

Я представил себе гримасу Бивиса, когда перед ним предстанет Леха в сандалиях на босу ногу, и приготовился прочитать последнему экспресс-лекцию о стиле, когда мое внимание привлек хорошо узнаваемый звук упавшего предмета.

— Леша — а что это у тебя там упало? — вкрадчиво интересуюсь.

— Нашел! — Леха вылез из шкафа, победно потрясая каким-то убожеством из толстой подошвы и коричневых кожаных ремешков, — А... это гитара, не страшно! — отмахнулся мой, довольный находкой, "брат".

— Твоя или дядина? — я умел быть настойчивым.

— Моя — со мной всю службу прошла, из дома еще с собой брал. Последнее время чего-то забросил, не тянуло петь.

— А мне не судьба было сказать, что ты умеешь играть на гитаре?! — возмущенно завопил я.

Леха, не понимая причин моего негодования, растеряно хлопал глазами, продолжая держать в руках недоразумение фабрики "Скороход", или какой-то подобной.

— Ладно... — мне стало жалко ругаться на большого и доброго, но не слишком прозорливого приятеля, — Примерь сандалии под джинсы, пойми, что это убого, одевай кроссовки, и поехали...

Уже что-то сообразив и виновато на меня посматривая, Леха оценил свой вид в зеркале, переобулся в кроссовки, взял гитару, и мы поехали ко мне домой.

Я быстро заскочил домой, схватил Чурбановский подарок — однокассетную маленькую "Соньку" — чмокнул маму, и поскакал по лестнице вниз. До встречи с Сенчиной оставалось всего полтора часа, а я хотел попробовать успеть записать песню...

* * *

Анатолий Самуилович встретил нас, как родных!

"Эка тебя Романов отымел!" — злорадно подумал я.

Сенчина была улыбчива и ровна.

В этот раз нас провели в большой, но обшарпанный зал, где на сцене сидело человек тридцать музыкантов.

Концертный оркестр, музыканты которого одеты не во фраки, смотрится непривычно и смешно! Они играли что-то вразнобой, затем Бивис забрался на возвышение с пюпитром, постучал об него палочкой, и оглянулся на Сенчину, которая уже стояла с микрофоном:

..."Там, где всегда весна... Там, где всегда весна..." — замолчала Сенчина, отзвучали последние звуки оркестра.

По довольному виду певицы и деловитой нахмуренности Бивиса, было очевидно, что оба довольны. Судя по тычку локтем, полученному от Лехи, "зритель" впечатлился тоже. Я же пребывал в шоке... Песня получилась похожей на оригинал лишь отдаленно — музыка звучала серо и уныло. Сенчина была хороша, но одна песню "не вытягивала".

— Что скажете, "коллега"? — не удержался от скрытого сарказма Бивис.

— Очень хорошо, Анатолий Самуилович! Почти великолепно... — мой тон резко контрастировал с содержанием ответа, — Осталось внести завершающие штрихи — и великолепно станет без "почти"...

Лицо Бивиса стало наливаться кровью, губы задрожали, и он по-змеиному прошипел:

— Что "внести"?!

— Можно ничего не вносить — но тогда эта музыка будет звучать без моих стихов. — безмятежно ответил я.

По ошеломленным лицам музыкантов было видно, что с маэстро никто не осмеливался так разговаривать. Сенчина теребила в руках провод от микрофона, и нервно кусала губы.

Бивис пару минут сверлил меня взглядом, и явно боролся с желанием меня придушить. Наконец он справился с клокотавшим внутри вулканом эмоций, и довольно ровным тоном поинтересовался сутью предлагаемых "штрихов"...

Мои героические попытки придать музыке большую схожесть с оригиналом продолжались больше трех часов. Я вызывал в памяти звучание песни "моего времени", и пытался добиться от оркестра чего-то похожего. Некоторые мои пожелания высказанные художественным мычанием и размахиванием рук, Бивис просто не понимал, другие реализовывал с полузвука. Пара озвученных мною музыкальных ходов вызвали у него подозрения в моей скрытой гениальности, и поэтому дальше моим усилиям Бивис помогал искренне и добросовестно.

Около семи вечера, когда все окончательно выбились из сил, Бивис объявил музыкантам:

— Перерыв, через десять минут сыграем финально... Пока можете перекурить...

Бивис спустился в зал, и устало опустился в соседнее кресло. К этому моменту я уже окончательно понял, что больше ничего улучшить не получится. Просто нынешние музыкальные инструменты, несмотря на наличие в оркестре даже электронных, не могут дать звук двадцать первого века.

Сенчиной я также подсказал пару интонаций и акцентов в исполнении — и как следствие, заключительный прогон дал результат, который уже смог удовлетворить меня, и вызвать признание Бивиса:

— И все-таки, Виктор, вам нужно получать музыкальное образование, и не зарывать свой талант в землю...

— Возможно, Анатолий Самуилович — но пока на это просто нет времени. Кстати, тут министр внутренних дел Щелоков попросил меня написать песню к Дню милиции...

У Бивиса вытянулось лицо.

— Мы записали черновой вариант на магнитофон, необходимо сделать оркестровку для прослушивания в МВД. Поможете?

— Конечно-конечно... — засуетился Бивис.

Мы вчетвером перешли в тот зал, где состоялось наше первое знакомство. Леха достал из сумки магнитофон, поставил его на рояль и включил. Запись мы сделали прямо в "Москвиче" — Леха играл на гитаре, а я пел:

Высок-ааа, выыысок-ааа над земл-еей с-иинева,

Это мирное небооо над Родинооой,

Но простые и строгиеее слыышим слова:

"Боевым. Награждается. Орденом..."

( в исполнении ГГ примерно так: http://ololo.fm/search/Светлана+ворвинец )

Я, не мудрствуя лукаво, набрал в "Яндексе": "песни о милиции", и в результате полуночного прослушивания выбрал три песни. Одна из них была Муромовская "Боевым награждается орденом". В комментариях было сказано, что ее написали к юбилею милиции по заказу якобы самого Щелокова, но после опалы министра, она осталась невостребованной. Затем ее оперативно посвятили Афгану. Что ж — восстановим, что называется, справедливость!

Когда прозвучал последний аккорд Лехиной гитары, я выключил магнитофон.

— Понятно. — деловито сказал Бивис, никак не высказав своего отношения к самой песне, — Мелодия несложная, напишем. Только уже не сегодня, прошу! — он молитвенно сложил руки, и мы все рассмеялись.

Сенчина пошла проводить нас с Лехой через лабиринт коридоров. Она вышла вместе с нами на улицу, и запрокинув к небу голову, остановилась, с наслаждением дыша свежим воздухом. На ее губах играла мечтательная улыбка, а легкий ветерок играл подолом светлого платья.

"Гхм, на чужой каравай береги зубы!" — схохмил я мысленно, — "Надо-надо-надо кого-то срочно заводить себе, любимому!".

Леха пошел прогревать машину, а я так увлекся мыслями о вреде сексуального голодания в период подростковой гиперсексуальности, что даже вздрогнул, поймав на себе внимательный взгляд Сенчиной.

— Витя, я хотела с вами поговорить. — начала она.

Если Бивис с самого начала вычурно обращался ко мне на "вы", то Сенчина говорила "ты". Что-то ее заставило изменить манеру общения... Ладно, запомним. Я изобразил полное внимание.

— Я вижу, что вы талантливый молодой человек, и думаю, что у вас большое будущее. Я же, как певица... очень завишу от качества тех песен, которые... приходится исполнять. Поэтому очень хочется, чтобы в моем репертуаре появились... современные песни, отвечающие тому, что востребовано... слушателями моего поколения... — Сенчиной с явным трудом далась эта тирада, и она осторожно подбирала слова.

— Вам надоело петь полудетские песенки и исполнять заведомую муть, а хочется что-нибудь популярно-слезливое про любовь и страдания? — невинно хлопая глазами, поинтересовался я.

Сенчина поперхнулась, а затем засмеялась:

— Ну, можно, конечно, и так сказать!

— Я пообещал Григорию Васильевичу, что напишу для вас такую песню. Постараюсь уложиться в пару недель, поскольку в начале июля уезжаю на море. Уверен, она станет популярной.

Очевидно, Сенчина услышала не совсем то, что хотела. Упоминание, что я напишу песню только по просьбе Романова, ее покоробило. Но позволять выстраивать отношения в обход Романова я не собирался. Мы довольно сухо попрощались, я плюхнулся на сидение рядом с Лехой, и мы поехали домой.

06.06.78, вторник (мой 107-й день в СССР)

В понедельник программу "Время" мы собрались смотреть все вместе. После работы, около семи вечера, приехал дед, а мама накрыла в гостиной праздничный стол напротив цветного "Рубина". О предстоящем событии были предупреждены все наши родственники и просто знакомые. Дедушкины московские коллеги, у которых был видеомагнитофон, привезенный сыном-дипломатом из-за границы, клятвенно пообещали записать сегодняшнюю программу "Время" на кассету.

Когда секундная стрелка на телевизионном циферблате показала ровно девять часов вечера, зазвучала знакомая музыка, и появилось изображение поворачивающейся огромной телевизионной антенны.

На экране возникли дикторы Кириллов и Шатилова:

— Добрый вечер, товарищи! Добрый вечер!

— Сегодня в Москву с официальным рабочим визитом прибыл министр иностранных дел Федеративной Республики Германии, Ганс-Дитрих Геншер. В аэропорту высокого гостя встречали министр иностранных дел СССР Андрей Андреевич Громыко, другие официальные лица...

Мы придвинулись поближе к телевизору, и с нетерпением ждали сюжета о награждениях. Однако сначала дикторы сообщили, что Геншера в Кремле "принял Генеральный секретарь ЦК КПСС Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев, который в беседе с немецким гостем подчеркнул, что плодотворные, динамично развивающиеся отношения между СССР и Федеративной Республикой являются надежным залогом мира и безопасности в Европе. Стороны отметили неуклонный рост товарооборота между обеими странами, увеличивающийся научно-технический и культурный обмен между нашими народами"...

И вот момент настал!!!

"Ранее в Кремле Леонид Ильич Брежнев вручил высокие государственные награды группе рабочих, ученых, военных и общественных деятелей нашей страны. Среди награжденных — бригадир механизаторов МПО "Знамя Труда" Василий Никандрович Ощепов, звеньевая доярок колхоза "Красная Кубань" Зинаида Петровна Куницина, академик Академии Наук СССР, Герой социалистического труда Андрей Вениаминович Руковицин, и другие товарищи. Также товарищ Брежнев вручил медаль самому молодому из награждаемых — четырнадцатилетнему ленинградскому школьнику Виктору Селезневу за помощь сотрудникам милиции в поимке особо опасного преступника-рецидивиста. В своей речи, сказанной после награждения, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев тепло поздравил всех награжденных, и пожелал им дальнейших трудовых и творческих успехов". Зачитываемый текст сопровождался видеорядом: крупно Брежнев, общий фон, крупно я в пионерском галстуке, опять Брежнев, и наконец, общий фон всех для группового фото. Все. Далее — "На полях страны...". Мдя, негусто... Зря губешки раскатывал...

С некоторым удивлением понаблюдал, как мама с дедушкой восторженно обменивались впечатлениями, и дед уже сворачивал пробку с бутылки "Старки".

Выпить они не успели — с этого момента, и еще примерно два часа, в квартире непрерывно звонил телефон. Как только после очередного получения поздравлений трубка клалась на рычаг, так сразу раздавался новый звонок.

Ну, видимо, я что-то про эту жизнь до сих пор недопонял...

* * *

Во вторник утром домой позвонила та самая, забавная, толстушка из "Пионерской правды", которая среди прочих корреспондентов брала интервью у меня в школе. После "ох-ах"-ов по поводу вчерашней программы "Время" и вступительного трепа, она предложила заехать в редакцию "Пионерки" и забрать письма, адресованные мне читателями газеты. Я сначала вообще удивился наличию таковых, а затем насторожено поинтересовался их количеством. Толстушка, которую кстати звали Олей, сказала, что пока писем немного, но после сюжета во "Времени" поток обязательно возрастет. Я поинтересовался количеством уже пришедших писем настойчивей — их оказалось всего-ничего: каких-то девятьсот сорок три(!) штуки! Мля!!!

— Им что от меня всем надо?! — возопил я в совершенном изумлении.

— Ну, подавляющее количество писем от девочек! — ехидно сообщила Ольга, — Они просто хотят с тобой познакомиться! Есть письма от ребят, твоих сверстников — эти хотят дружить, есть от ветеранов — они тебя хвалят...

— Оленька. — вкрадчиво поинтересовался я, — А что делают другие герои ваших публикаций с письмами?

— А на моей памяти у нас столько никому не приходило! — еще ехиднее ответила "Оленька".

В итоге решили, что я заеду за письмами в ближайшее время, когда представится оказия с транспортом.

Только я положил трубку, как снова раздался звонок. Преисполненный ожидания очередных проблем, я снял трубку. Это был Леха с сообщением, что ему звонил какой-то старший следователь городской прокуратуры, и вежливо попросил сегодня заехать.

— Кажется, началось... — в голосе моего "большого брата" слышалось плохо скрываемое волнение.