И потом, воспоминание же не может длиться долго? Ничего страшного не случится, если позволить тренеру еще немного порулить, правда же?
— Хорошо, — сдался он. — Показывай.
Он взял Хейзел за руку, и мир растворился.
XXII
ЛЕО
Они стояли во внутреннем дворе какого-то старинного строения, напоминающего монастырь: стены из красного кирпича, увитые виноградной лозой, высокие магнолиевые деревья, от стволов которых по полу расходились трещины. Солнце палило нещадно, влажность наверняка зашкаливала за двести процентов, такого сырого и влажного воздуха не было даже в Хьюстоне. Где-то неподалеку жарили рыбу. В небе над ними низко нависли облака, полосатые, как тигровая шкура.
Внутренний двор был размером примерно с баскетбольный зал. В одном его углу стояла статуя Девы Марии, у ее подножия лежал старый спущенный футбольный мяч.
В открытых окнах окружавших двор зданий кто-то двигался, однако стояла зловещая тишина. Лео не заметил ни одного кондиционера, должно быть, внутри температура приближалась к тысяче градусов.
— Где мы? — спросил он.
— В моей старой школе, — ответила стоявшая рядом Хейзел. — В Академии Святой Агнессы для цветных детей и индейцев.
— Что это за название такое?..
Он повернулся к Хейзел и вскрикнул. Перед ним стоял призрак — просто туманный силуэт в зыбком от жары воздухе. Лео поглядел вниз и понял, что его собственное тело тоже превратилось в туман.
Все вокруг казалось твердым и настоящим, а он стал дэхом. Всего три дня назад в него вселился эйдолон, так что новые ощущения Лео не понравились.
Не успел он задать еще вопросы, как внутри прозвенел звонок: не современный электронный, а старинный металлический, с язычком.
— Это воспоминание, — пояснила Хейзел, — так что нас никто не увидит. Смотри, вот мы идем.
— Мы?
Из всех дверей во внутренний двор, гомоня и толкаясь, высыпали десятки детей — в основном темнокожих, но между ними попадались и ребятишки, похожие на испанцев, от детсадовцев до старшеклассников. Лео определил, что это далекое прошлое, потому что все девочки носили хлопковые платья и кожаные туфли с пряжками, а мальчики — рубашки с белыми воротничками и штаны с подтяжками. Многие носили кепки, наподобие тех, что надевают жокеи. Некоторые дети несли в руках свертки с завтраком, но у большинства еды не имелось. Их одежда была чистой, но поношенной и выгоревшей. У некоторых на коленках брюк зияли дыры, у кого-то ботинки "открывали рот".
Несколько девочек принялись играть со скакалкой (точнее, со старой бельевой веревкой). Старшие парни гоняли туда-сюда жалкий спущенный мяч. Счастливые обладатели завтраков сидели вместе и болтали.
Никто не обращал на призрачных Хейзел и Лео никакого внимания.
Потом во внутренний двор вышла Хейзел — Хейзел из прошлого. Лео узнал ее с первого взгляда, хотя она выглядела года на два младше, чем сейчас. Волосы собраны в узел на затылке, золотистые глаза беспокойно оглядывают двор. В отличие от остальных девочек, одетых в белые и пастельных тонов платья в цветочек, на ней было темное платье, так что казалось, что она заявилась на свадьбу прямо с похорон.
Она прижимала к груди холщовую сумку с завтраком и кралась вдоль стены, точно старалась с ней слиться.
Не помогло. Какой-то мальчишка выкрикнул:
— Ведьма!
Он вперевалку надвинулся на Хейзел, оттеснив ее в угол. Парню вполне можно было дать лет четырнадцать, а то и все девятнадцать: сказать точнее не представлялось возможным из-за его огромного роста и немаленького веса. На игровой площадке он был, несомненно, самым высоким. Лео предположил, что этого верзилу наверняка несколько раз оставляли на второй год. Парень был одет в грязную рубашку цвета засаленных тряпок и заношенные шерстяные штаны (на такой жаре он в них, наверное, упарился), а ботинок у него не имелось. То ли учителя слишком его боялись, чтобы заставить носить обувь, то ли она у него вообще отсутствовала.
— Это Руфус, — сказала Хейзел с отвращением.
— Серьезно? Неужто его и правда зовут Руфус? — поразился Лео.
— Идем, — произнесла призрачная Хейзел и поплыла к месту действия. Лео последовал за ней. Он не привык дрейфовать по ветру, но зато как-то раз катался на сегвее — оказалось, это примерно одно и то же. Он просто слегка наклонялся в ту сторону, куда хотел двинуться, и скользил.
Черты лица у здоровенного Руфуса были такие плоские, словно большую часть своей жизни он проводил, пытаясь вскопать своей физиономией тротуар. Волосы ему подстригли почему-то только на макушке, в результате она стала такой плоской, что крошечные самолетики могли бы использовать ее в качестве посадочной полосы.
Руфус протянул лапищу.
— Завтрак.
Хейзел из прошлого не протестовала. Она отдала громиле сумку с завтраком, как будто эта сцена повторялась изо дня в день.
Несколько старших девочек подошли поближе, чтобы не пропустить веселье. Одна из них хихикнула и обратилась к Руфусу:
— Ты же не станешь это есть? Наверняка отрава.
— Точно, — согласился Руфус. — Это твоя ведьма-мамаша приготовила, Левеск?
— Она не ведьма, — пробормотала Хейзел.
Руфус швырнул сумку на землю и с силой наступил на нее босой ногой.
— Можешь забрать обратно, но взамен дашь мне алмаз. Я слыхал, твоя мамаша может их доставать прямо из воздуха. Давай алмаз.
— Нет у меня алмазов, — проговорила Хейзел. — Отстань.
Руфус сжал кулаки. Лео перебывал во многих школах с жесткими порядками и в приемных семьях, так что знал, когда события принимают скверный оборот. Ему хотелось вмешаться и помочь Хейзел, но какой толк от призрака? К тому же все это случилось много лет назад.
Тут на залитый солнцем внутренний двор вышел, нога за ногу, еще один мальчишка.
Лео подавился вздохом: паренек выглядел в точности, как он сам.
— Видишь? — спросила призрачная Хейзел.
Другой Лео был того же роста, что и настоящий Лео, то есть коротышка, и точно так же страдал переизбытком нервной энергии: без конца барабанил пальцами по брюкам, теребил ворот своей белой хлопковой рубашки, поправлял жокейскую кепку на курчавых каштановых волосах.
"Ну, в самом деле, — подумал Лео, — невысоким людям не стоит носить жокейские шапочки, если только они не жокеи".
Другой Лео улыбнулся такой же коварной улыбкой, которую настоящий Лео лицезрел каждый раз, глядя в зеркало. Завидев у него такое выражение лица, учителя сразу же вопили: "Даже не думай об этом!" и пересаживали его за первую парту.
Очевидно, Другого Лео только что отругал учитель, потому что в руках он держал всамделишный дурацкий колпак из картона с надписью "тупица". До сего момента Лео думал, что такое бывает только в мультфильмах.
Он мог понять, почему Другой Лео не хочет его надевать: он ведь и так уже похож на жокея, а в этом колпаке вообще будет точь-в-точь гном.
Завидев Другого Лео, некоторые дети попятились, другие толкали друг друга локтями и подбегали поближе, точно ждали веселого зрелища.
Тем временем Плоскоголовый Руфус, не замечая появления Другого Лео, все пытался вытрясти из Хейзел алмаз.
— Давай, девчонка, — Руфус навис над Хейзел, сжимая кулаки. — Отдавай его мне!
Хейзел прижалась к стене. Вдруг на земле у ее ног раздалось громкое "щелк", как будто сломалась ветка. Между туфель девочки лежал идеальный алмаз размером с фисташку.
— Ха! — крякнул Руфус, увидев камень. Он наклонился было, чтобы его подобрать, но Хейзел вскрикнула:
— Пожалуйста, не надо!
Можно подумать, она искренне беспокоилась за этого здорового болвана.
И тут на сцене появился Другой Лео.
"Начинается, — подумал Лео. — Сейчас Другой Лео применит какой-нибудь прием джиу-джитсу, достойный тренера Хеджа, и станет героем дня".
Вместо этого Другой Лео поднес свой колпак ко рту, точно рупор, и заорал:
— СТОП!
Он говорил так уверенно, что все дети моментально замерли. Даже Руфус выпрямился и в изумлении обернулся.
Какой-то малыш хихикнул вполголоса:
— Сэмми-Хэмми.
"Сэмми... — Лео вздрогнул. — Кто же он такой, это парень?"
Сэмми, он же Другой Лео, подскочил к Руфусу, сердито размахивая своим дурацким колпаком.
— Нет, нет, нет! — заявил он, бешено вращая свободной рукой в сторону других детей, собравшихся поглазеть.
Сэмми повернулся к Хейзел.
— Мисс Ламарр, ваша реплика... — он с сердитым видом посмотрел вокруг. — Что по сценарию полагалось сказать Хеди Ламарр?
— "Прошу тебя, не надо, ты негодяй!" — выкрикнул один мальчишка.
— Благодарю, — сказал Сэмми. — Мисс Ламарр, вы должны были сказать: "Прошу тебя, не надо, ты негодяй!" А вы, Кларк Гейбл...
Внутренний двор взорвался от хохота. Лео смутно помнил, что Кларк Гейбл снимался в старых кинофильмах, но больше ничего о нем не знал. Очевидно, сравнение Плоскоголового Руфуса с Кларком Гейблом повергло детей в восторг.
— Мистер Гейбл...
— Нет! — завопила какая-то девчонка. — Сделай его Гэри Купером!
Снова смех. У Руфуса, казалось, вот-вот пар из ушей пойдет, он сжал кулаки, явно собираясь кого-нибудь стукнуть, но поколотить всю школу он не мог. Он явно не хотел становиться посмешищем, но не мог сообразить своим маленьким умишком, что затеял Сэмми.
Лео одобрительно кивнул. Сэмми и правда на него похож, Лео годами именно так расправлялся с задирами.
— Верно! — властно гаркнул Сэмми. — Мистер Купер, вы говорите: "О, моя вероломная прелесть, но ведь алмаз мой!" А потом сгребаете камень: вот так!
— Сэмми, нет! — запротестовала Хейзел, но паренек уже схватил камешек и плавным движением сунул в карман, а потом юлой повернулся к Руфусу:
— Мне нужны эмоции! Я хочу, чтобы дамы-зрительницы падали в обморок! Леди, только что мистер Купер довел вас до обморока?
— Нет! — выкрикнуло несколько голосов.
— Вот видите? — проорал Сэмми в свой дурацкий колпак. — А теперь все с самого начала! Мотор!
Руфус только-только начал приходить в себя. Он надвинулся на Сэмми и заявил:
— Вальдес, я сейчас...
Зазвенел звонок, и дети устремились к дверям. Сэмми потянул Хейзел за руку, чтобы она не загораживала проход стайке малышей — те повели себя так, словно состояли у Сэмми на жалованье: как стадо баранов, ломанулись вперед и гомонящей лавиной "внесли" Руфуса внутрь.
Вскоре Сэмми и Хейзел остались одни, если не считать призраков.
Сэмми обеими руками подобрал раздавленный завтрак Хейзел, театрально сдул с холщовой сумки пылинки и с глубоким поклоном протянул ее девочке, точно драгоценную корону.
— Мисс Ламарр.
Хейзел из прошлого взяла свой испорченный завтрак. Казалось, она вот-вот заплачет, но Лео не поручился бы ответить почему: от облегчения, горя или восхищения.
— Сэмми... Руфус тебя убьет.
— Ну нет, он не такой дурак, чтобы со мной связываться, — Сэмми нахлобучил свой дурацкий колпак поверх жокейской кепки, выпрямился и выпятил костлявую грудь. Дурацкий колпак свалился.
Хейзел рассмеялась.
— Ты смешной.
— Премного вам благодарен, мисс Ламарр.
— Не за что, "моя вероломная прелесть".
Улыбка Сэмми дрогнула. В воздухе повисло напряжение. Хейзел смотрела себе под ноги.
— Тебе не следовало трогать этот алмаз, это опасно.
— Ой, да брось, — отмахнулся Сэмми. — Только не для меня!
Хейзел с беспокойством всматривалась в его лицо, словно очень хотела в это верить.
— Может произойти что-то плохое. Тебе не стоило...
— Я его не продам, — сказал Сэмми. — Обещаю! Просто сохраню, как знак твоей благовонности.
Хейзел невольно улыбнулась.
— Думаю, ты хотел сказать: "знак моей благосклонности".
— Вон оно что! Пожалуй, нам пора идти. Пришло время для следующей сцены: "Хеди Ламарр едва не умирает от скуки на уроке английского".
Сэмми, как джентльмен, подставил локоть, но Хейзел игриво его оттолкнула.
— Спасибо, что пришел, Сэмми.
— Мисс Ламарр, я всегда буду рядом с вами! — живо подхватил паренек. И они вдвоем со всех ног побежали обратно в здание школы.
Лео еще никогда не чувствовал себя настолько призраком. Возможно, это он всю свою жизнь провел, как эйдолон, потому что настоящий Лео должен был быть таким, как этот парень: умнее, круче, забавнее. Он так непринужденно флиртовал с Хейзел, что, вне всякого сомнения, похитил ее сердце.
Неудивительно, что Хейзел так странно смотрела на Лео во время их первой встречи, неудивительно, что испытывала такие чувства к Сэмми. Вот только из Лео такой же Сэмми, как из Руфуса — Кларк Гейбл.
— Хейзел, — сказал он. — Я... я не...
Школьный двор исчез, сменившись другой сценой.
Хейзел и Лео все еще оставались призраками, но теперь они стояли перед ветхим домиком, рядом с которым проходила заросшая водорослями сточная канава. Во дворе росло несколько чахлых банановых деревьев. Из стоявшего на ступеньках древнего радиоприемника лились напевы конхунто, а на затененном крыльце сидел худой старик и смотрел куда-то вдаль.
— Где мы? — спросила Хейзел. Она тоже выглядела как фигура из тумана, но в ее голосе звучала тревога. — Это картинка не из моей жизни!
Лео почувствовал, что его призрачное существо становится более плотным и настоящим. Место казалось до боли знакомым.
— Это Хьюстон, — вдруг понял он. — Я знаю это место. Эта сточная канава... Это старый дом, в котором выросла моя мама, а вон там — аэропорт Хобби.
— Так это твоя жизнь? — поразилась Хейзел. — Не понимаю, как?..
— Ты меня спрашиваешь? — развел руками Лео.
Внезапно старик пробормотал:
— Ах, Хейзел...
Лео будто ударило током. Старик все так же смотрел вдаль. Как он узнал, что они здесь?
— Похоже, мы не успели, — задумчиво продолжал старик. — Что ж...
Он не договорил.
Хейзел и Лео стояли очень тихо. Старик больше никак не показал, что заметил их или услышал. До Лео постепенно доходило, что человек разговаривал сам с собой, но тогда почему он произнес имя Хейзел?
Кожа у него с годами задубела, вьющиеся волосы поседели, руки были заскорузлые, как если бы он всю жизнь проработал в машиноремонтной мастерской. Он носил безупречно чистую желтую рубашку, серые брюки с подтяжками и отполированные черные ботинки.
Несмотря на преклонный возраст, в его глазах светился ясный ум, а во всей позе ощущалось сдержанное достоинство. Казалось, он в мире с самим собой, хотя его забавляет мысль: "Черт, неужели я так долго прожил? Круто!"
Лео был совершенно точно уверен, что никогда раньше не видел этого человека.
Так почему же он кажется таким знакомым? Потом Лео осознал, что старик постукивает пальцами по ручке стула, но не просто так: он использовал азбуку Морзе, как когда-то делала его, Лео, мать... и старик выстукивал то же самое послание: "Я тебя люблю".
Застекленная дверь открылась, и из дома вышла молодая женщина в джинсах и бирюзовой блузке, ее черные волосы были коротко подстрижены. Она была хорошенькая, но без изящества: мускулистые руки, огрубевшие ладони. Карие, как и у старика, глаза горели весельем. На руках она держала ребенка, завернутого в синее одеяльце.