Фэнтези 2016 Кинопольский Волк

— Полезешь в лагерь — шкуру спущу и сожрать заставлю! Понял?

Но Варфоломея возле ворот уже не было.

— Приходят, требуют, — возмутился соломенный, — Никакого душевного равновесия!

— Ты его знаешь? — спросил Лакс у Альфа, — Он известный проповедник, наверное.

— Он в нашем доме культуры работал.

— Он вёл какой-то кружок?

— Ага, такой ещё вести что-то будет. Электриком он был. Но уже тогда на своей настоящей Библии помешался. Думали, псих, но этот псих попался хитрый. Полгода уволить не могли.

— А почему его так долго увольняли?

— Почему, почему... Я что тебе — справочник?

Они поднялись на второй этаж по уже знакомой наружной лестнице, осторожно переступая прореху на месте разломанной Лаксом доски. Только лес с жёлтой полоской дороги и серая лента реки с островками и далёким железнодорожным мостом. Это был тот самый мост, через который Лакс проезжал три дня назад.

По здешнему обычаю они вошли через окно. Из комнат уже доносился аромат жареного мяса и фруктов, запечённых в фольге. Лакс осторожно задержал соломенноволосого и спросил шёпотом:

— Послушай, откуда он про дом культуры знает?

— Ходил туда. Не помню на что.

— Вы же вроде как здесь живёте.

— Иногда здесь, иногда в городе.

— Полнолуние не мешает?

— Чем оно помешает? На уроках всегда отоспишься.

— А ярость?

— Что ярость? Сейчас все бешенные!

— Подожди, если перекидывание не мешает жить, а ярость не пугает людей — зачем вас сюда прячут?

— Ну деревня... Слушай, ты с какой Луны к нам приехал?

— Из Оксиринска.

— Вроде бы тоже Россия... Каникулы же! Летние! Отдыхаем! Мы от родителей, родители от нас. Кто особенно бешенный, живёт здесь. Кто не особенно — в городе. Поэтому надо быть бешеным. И быть бешеным очень правильно. Кто бешеный — тот не злой. Вот, например, сёстры Лучевскиие совсем не бесятся. Поэтому они такие злые.

На накрытом столе уже поджидали в меру поджаренные, в меру подгоревшие окорочка, овощи, потемневшие с одной стороны, и откупоренные бутылки с портвейном.

— А где Лучевский?

— Бегает где-то. Ну и хорошо. Без него потише.

— А пить обязательно?

— Теперь обязательно. Этот псих вокруг лагеря ходит, значит, повыть нормально уже не получится. Поэтому маскируемся. Пьём, орём и перекидываемся. Знаешь, что бывает, если сперва выпить, а потом перекинуться? Весь хмель прямо в мозги даёт, словно кулаком, но только изнутри.

Лакс уселся за стол, посмотрел на блюдо с мясом (тарелок не предлагалось), взял себе сразу три куска, а потом ещё раз оглядел собравшихся. За исключением Альфа и соломенного, он по-прежнему никого здесь не знал, но его место уже определилось. В самом низу пирамиды, и одновременно возле Альфа — ведь вожаков всегда окружают ничтожества и случайные люди, без которых ему не выжить. Впрочем, Лакс и не стремился наверх, тем более, в такой компании. Он заранее считал себя лишним.

— Я не буду пить, — сказал он, когда Альф протянул ему бутылку.

Тот нахмурился.

— У тебя что — не праздник сегодня?

— Хочешь, можешь мне штрафную налить, — спокойно ответил Волченя, — Но в такую ночь я предпочитаю вас сторожить. Утром — пожалуйста. А пока нужен кто-то на вахте. У нас в городе убийства, а в заповеднике ходят сумасшедшие пастыри.

Альф развёл руками и поставил бутылку на стол.

— Возьмёшь, как захочется.

— Слушай, Лакс, — не выдержал соломенный, — чего ты к этим убийствам привязался? Тебе дело?

— Потому что за последние пару дней убили кучу народа. Отсюда вывод — вокруг нас бродит смерть. И она уже не с косой, а с пулемётом.

— Чушь! Не тебя убивают. Забей! Выпей! Не загаживай праздник! Звери не плачут, когда охотники на опушке.

— Нельзя. И охотники давно не на опушке.

— Тебе так важно знать как их зовут?

— Да.

— А зачем?

Лакс взял бутылку и посмотрел на свет.

— Потому что велика истина, и прекрасней всего!

— А говорят, что истина — она в вине, — осведомился ехидный голос.

— Я не про то, что пить не надо совсем, — Лакс поставил бутылку на место, — Я про то, что пить надо вовремя. Мы сейчас не просто в лесу, а на осадном положении. Пир бывает после битвы, а не перед или вместо. Если у вас есть знакомые викинги, можете у них поспрашивать.

Он поднялся.

— Ты куда?

— В туалет. Где он у вас?

— Мы, если честно, в окно.

— Нет, не надо. Я пока ещё человек.

Он задержался в дверях, чтобы увидеть начало трапезы. Взъерошенные, лохматые молодые оборотни совсем не казались страшными. Просто в меру неопрятная компания, которая выбралась в заброшенный дом поесть и попьянствовать. Не хватало только гитары с порванной струной и ещё пары девушек.

Он подумал, что люди переоценивают безумие. Нет норма — это не противовес, вокруг которого мотается маятник настроений. Скорее, норма — это дырка в житейской воронке. И даже молодой оборотень, если у него окончательно не сорвало крышу вместе с ушами, волей-неволей оказывается в "норме", пусть даже эта норма и заключена в том, что ты на всех бросаешься. Возле тебя остаются те, кто не против таких бросков, прочие отгораживаются от тебя стенами, рекой и лесом и в следующую секунду ты уже провалился.

Лакс осторожно спустился вниз и пошёл к реке. Прохлада обнимала его полуголое тело, словно огромная невесомая мантия. За спиной, словно последний вызов миру, зазвучала протяжная нота долгого, пока ещё человеческого воя. Ветер уносил его прочь и вой казался прощальной сиреной тонущего корабля.

В груди похолодело и захотелось ответить, но Лакс сдержался. У него была своя воронка и она несла его в совсем другую сторону. Он миновал беседку, похожую на разломанную деревянную клетку, вышел к воде и скинул кроссовки. Песок липнул к ногам, словно холодная манная каша.

Лакс стянул и штаны вместе с трусами, свернул их, как мог, и присыпал песком. Дождик продолжал моросить, но сейчас это значило для него не больше, чем отбитый уголок у крышки заварочного чайника. Поёжившись, он с опаской посмотрел на бегущую воду, а потом вдохнул поглубже, разбежался и перекинулся, ловко опустившись на четыре лапы.

Вой в домике продолжал нарастать, он словно пытался перебороть ветер и непогоду и заявить о себе миру. Но сосны, низкое небо и река оставались совершенно равнодушны.

Даже под шерстью было довольно прохладно, а в животе гулял ветер. В холле сейчас намного теплее, и есть чем согреться изнутри. А там, за стенами, был большой и холодный мир, где бродили беспощадные убийцы.

Лакс посмотрел на белые корпуса, фыркнул и побежал вдоль берега, почти не принюхиваясь. Оказавшись возле ворот (земля ещё пахла резиновыми сапогами Варфоломея) он проскользнул под створками и направил свой бег через лес. Сперва следовал колее, а потом, когда земля начала подниматься, свернул и побежал под откос, к берегу, через мокрые чёрные заросли, которые пахли дождём.

XXIV. Двое на острове

Он чувствовал запахи, но не обращал на них внимания. Его по-прежнему тянуло обратно в "Лесную Сказку". Казалось, что их груди через хвост и хребет протянулась длинная леска, уходившая под ворота и протянувшаяся до самой комнаты на втором этаже. С каждым шагом эта невидимая леска натягивалась всё сильнее, но Лакс делал вид, что не замечает её. Когда он спрыгнул из кустов на белую полосу пляжа, эта невидимая леска натянулась так сильно, что он чуть не остановился, охваченный зябким страхом. Но вместо этого зарычал, сделал ещё несколько шагов — и леска словно лопнула. Волченя вдохнул поглубже и вошёл в воду.

Вода была такой же холодной, как капли дождя, но шерсть помогала и здесь — она сразу намокла и облепила тело, словно рыбья чешуя. Сначала Лакс опасался, что захлебнётся, но всё прошло замечательно: нужные движения знал не только мозг, но и лапы. Вскоре он убедился, что волк, живший внутри, умел плавать не хуже человека — не иначе, как научился вместе с хозяином. Отплыв немного от берега, он сделал круг и направился к лесистому островку, который чернел на воде, словно большой мохнатый ком шерсти. Конечно, можно было плыть и со стороны пляжа возле лагеря, но Лакс опасался напороться на защитные проволочные решётки. Судя по разъевшей их ржавчине, они стерегли детей ещё с семидесятых годов прошлого века. К тому же, опускался вечер и ему хотелось побыть волком.

Живот требовал ужина. Чтобы не отвлекаться, Волченя работал лапами и размышлял о биологии. Например, ему очень хотелось как-нибудь потом, когда убийства прекратятся, взять лупу и хорошенько изучить шерсть на ком-нибудь из их недружной волчьей семьи. Он помнил, что у собак не бывает пор на коже, и в жаркую погоду они "потеют языком". А вот у человека они были. Получается, что в волчьем виде потовые железы перестают работать. Было бы интересно узнать, как это выглядит. Правда, судя по легендам, вскрыть оборотня — дело непростое, потому что после смерти его "скидывает" обратно. И даже "кости нестандартные" вполне могут быть человеческими.

"Спрошу у Копи, — пообещал он себе, — если живы останемся."

Все подступы к островку защищали коряги. Пришлось сделать два круга, прежде чем он разглядел небольшой заболоченный кусочек, на котором росла трава. Лакс выбрался на землю, вскарабкался на перекошенный трухлявый пень и хорошенько встряхнулся. Шерсть распушилась и сразу начала греть. По телу разлилась приятная теплота и скидываться совсем не хотелось.

Запах был здесь. Лакс помнил его ещё с ночи возле зелёного домика. Он пошёл вглубь острова. Глаза искали безопасное место, чтобы поставить лапы, а нос вёл, словно по протоптанной тропинке, к самому логову серой красавицы.

Наконец, запах стал отчётливым и он услышал шорох, а потом недовольное:

— Р-р-р-р.

Теперь надо было скинуться и не пораниться. Для этого пришлось отступить обратно на топкую траву и подпрыгнуть. Тело тут же обожгло холодом, а ноги подкосились и Лакс рухнул в холодную грязь.

Да, оборотнем быть непросто.

Волченя отполз в воду и немного поплескался там, словно в ванной. Вода показалась почти тёплой. Потом очень осторожно выбрался на корягу и уселся, стараясь как можно меньше запачкаться. Запасной одежды всё равно не было, а значит, оставалось утешать себя тем, что нагота для оборотня — дело обычное.

— Послушай, Копи, — начал он, обращаясь в полумрак под ветвями деревьев, — Я думаю, что мы не должны прятаться. Прятаться без толку, что в лагере, что на острове. Нас собираются убить. И они найдут нас. Рано или поздно. Ты думаешь, это лагерь Мантейфеля и они сюда не доберутся? Через неделю или через месяц, когда они убьют достаточно волков, они доберутся и сюда. Ты думаешь, они боятся егерей и кордонов? Да они даже Кинеля не боятся! Вместе со всей его охраной. Плевать они хотели на кровь, и на свою, и на чужую. Потому что им надо много крови! Очень много!

Нет, подожди, мне надо начать сначала. Или даже ещё раньше. Я объясню для начала, как тебя нашёл.

Этот лагерь я видел ещё с поезда. Поэтому узнал его, хотя и не сразу. А как только узнал и услышал, что ты убежала, то сразу стал думать, где тебя можно найти. И, как видишь, нашёл с первой попытки. Они тоже найдут. Среди них есть догадливые люди.

Как я тебя искал? А очень просто. Я задумался — куда ты могла побежать?

Прочь из заповедника? Это ни к чему. Любое животное, которому грозит опасность и у которого нет детёнышей — а значит, не от кого отводить удар — попытается скрыться в норе или где-то поблизости, хорошенько запутав следы. Потому что в родном доме и стены помогают. К тому же, ты боишься того, что сейчас твориться. Ты стараешься не показывать, но боишься всё равно. И это просто здорово. Я тоже боюсь. Только законченные психопаты ничего не боятся.

Что бы тут не творилось, а в заповеднике сейчас безопасней, чем в городе. А тебе привычен город, он твоё большое логово на тот случай, если с этим что-то случиться. Там все твои друзья и одноклассники, и Белянкина, и та, вторая, чьё имя я не запомнил. Но сейчас там царит смерть, почти невидимая, но очень точная и беспощадная. А заповедник хоть чуть-чуть, но охраняется. Поэтому ты осталась здесь.

Но убежать в лес ты тоже не могла. Охота на дичь прыжком и укусом не для твоей натуры, а перекидывание отнимает много сил. Ведь ты не из тех, кто превратившись в волка, будет рыть норы. Значит, ты должна прятаться поблизости от цивилизации.

Ещё тебе неприятна компания в лагере, этот Альф и все ему подобные. Будь он один, ты бы его как-нибудь перетерпела. Но там целая стая, а это совсем другое. Этология работает для волков, даже если они люди. Эта колония, куда подвозят еду, складывается в пирамиду, где каждому положен этаж. А ты не желаешь жить под чьими-то ногами. Поэтому ты и убежала.

Но слишком далеко от лагеря ты прятаться не можешь. В лагерь подвозят еду, в лагерь, в случае чего, пришлют вооружённую охрану. Поэтому тебе было достаточно запутать следы и спрятаться где-то поблизости. Где-то, где тепло, уютно, не сыро и можно разглядеть всю обстановку. И такое место было, я увидел его ещё с поезда. Для такой цели нет ничего лучше такого вот острова. Вроде бы рядом, и даже можно услышать, когда стая буйствует, а когда успокоилась. И при этом ты сама — отдельно, словно волк-одиночка. Они даже поймать тебя не смогут. Без криков они не умеют и к тому времени, как они поплывут с этого берега, ты уже будешь на том. Весьма удачное место — но только если прятаться от таких, как Альф.

Те, кто идёт по нашим следам, не орут перед атакой, на обшаривают весь лес в поисках следов, не машут рукой и уходят пьянствовать, когда добыча ускользнула. Когда добыча ускользнула, они снова её преследуют и медленно сжимают кольцо. Ты думаешь, что раз не было новых покушений, то они успокоились? А убийство Курбинчика тогда что такое? Да, кажется, что это ерунда — ведь покойный следователь не только не входил в совет Коалиции, но даже не догадывался о его существовании. Но расследование уже парализовано. Пока назначат нового, пока он вникнет в материалы дела, эти люди полгорода могут перебить и развесить вдоль железной дороги, от Южного Вокзала до самого Оксиринска. Потому что они не просто фанатики, вроде этих святош из Церкви Воссоединения. Они фанатики умные, злые и беспощадные. Они не забудут пересчитать тела убитых. И они найдут тебя ещё быстрее, чем нашёл тебя я!

Копи, за нами идёт свирепый хищник. Я биолог, я не могу не всматриваться. Во-первых, мне интересны его повадки. Во-вторых, я знаю, что он угрожает моей шкуре. Поэтому в каждый его шаг надо вглядываться, любоваться им и не упускать ни единого движения, ни единого вдоха. Потому что если мы не поймём его цели и повадки, он нас попросту разорвёт и слопает с луком.

Ответа не было, но он заметил, что из кустов на него смотрят любопытные чёрные глазки. Лакс подумал, что это вполне естественно. Он бы и сам был не против хорошенько разглядеть, как выглядит обнажённая Копи. В конце концов, для оборотня это естественно и он был уверен, что случай ещё представится. Но до этого случая надо было дожить. А для этого нужно было избавиться от тех, кто шёл по их следам, оставляя за собой только трупы.