К тому моменту, когда всадники сумели, наконец, добраться до линии укреплений, где засели солдаты Нуена, в их рядах уже были первые заметные потери. Болотная каша, в которую превратилась рисовая пойма, по-прежнему мешала кавалеристам набрать разгон и быстро прорваться сквозь хаотичные нагромождения из дерна, бревен, досок, корзин и перевернутых телег, превращенных юнь в самые настоящие баррикады. Пехотинцы сбивали наездников на землю длинными копьями, с загнутых скатов крыш стреляли лучники, а имперская знать рубила врагов, пользуясь всеми преимуществами, что давал им лошадиный рост, но не в силах реализовать остальные, что были бы у всадников в открытом поле. Несколько раз чжэн-гун удавалось прорваться в деревню, но две сотни резерва, которые постоянно держал при себе тысячник Юнь, быстро отбрасывали их обратно, закрывая "прореху" в оборонительном кольце.
Лишь когда солнце начало медленно подползать к середине небосвода, битва начала выдыхаться. Атаки конницы становились все менее яростными, а сами юнь "огрызались" заметно слабее и неохотнее, но десятники и полусотники зорко следили за тем, чтобы в отрядах поддерживался прежний настрой. Больше всего Басо боялся, что, выбрав удачный момент, имперцы предпримут внезапный удар свежими силами по какому-нибудь из основных направлений. И имей он дело с императорскими всадниками или армейской кавалерией так оно, скорее всего, и случилось бы.
Группа конных воинов на вершине зеленого холма заняла свою позицию еще до начала боя и оставалась здесь на всем его протяжении. Родовые солдаты семьи Синкай не спешили присоединиться к сражению, чтобы доказать свое превосходство над бойцами других уважаемых кланов и снискать славу для своего повелителя. Обязанность охранять жизнь наследника рода и будущего тайпэнто была для этих людей сейчас превыше пустой гордыни или иных возвышенных желаний. Сам Мао Фень следил за битвой с печатью полного безразличия на лице, лишь изредка хмурясь и кривя полные губы, будто бы собираясь выругаться или сплюнуть.
Со стороны окруженной деревни к наблюдателям приближался еще один отряд всадников. Знамена над головами у этой группы имели ту же зелено-черную окраску с вкраплением золота, что и большое квадратное полотнище, трепетавшее за спиной у Мао. Конь тайпэна Пао Ланя, облаченный в прекрасную броню из отполированных пластин, ничуть не уступавшую той, которую носил его хозяин, радостно гарцевал под наездником, похоже, ничуть не стесняемый весом стального облачения. Свита тайпэна выглядела более хмуро, а один из воинов явно с трудом удерживался в седле. Причиной тому, вероятно, была длинная стрела с белым оперением, которая вошла точно встык между полукруглых пластин, прикрывавших его левое плечо. Темные кровавые потеки обильно измарали начищенную сталь, а боец с побледневшим лицом, похоже, сохранял сознание лишь благодаря силе воли и нежеланию показать свою слабость перед товарищами.
Несколько лекарей и солдат прислуги, выбежавших навстречу отряду Пао Ланя, немедленно преградили дорогу раненому, но всадник согласился проследовать за врачевателями лишь после дозволительного кивка со стороны своего хозяина. Лошадь бойца тут же была взята под уздцы, а его самого направили в сторону большого полевого лагеря, разворачивавшегося с другой стороны холмистой гряды. Обозы только недавно подошли к месту сражения, сумев догнать основные силы столичного ополчения.
— Ты зря дозволил Жианям увлечь всех за собой в эту безрассудную атаку, — заметил Пао Лань, когда его конь поравнялся с Фенем.
— Их кровь бурлила так сильно, что они все равно ослушались бы, — пожал плечами Мао. — Они слишком гордые и не привыкли подчиняться приказам.
— Но теперь их горячность припишут тебе и истолкуют как глупость, — не согласился тесть, объехав вокруг и остановившись бок о бок с лошадью Феня.
— Не самая страшная цена, — хмыкнул толстяк. — Зато Империя в который раз очистит себя в сражении от самонадеянных и слабых.
— Так, значит...
— Трое погибли еще в самом начале, четвертый получил стрелу в глаз во время одной из последующих атак, а за жизнь последнего из братьев Жиань сейчас борются лекари, — Мао искоса посмотрел на старшего Синкай со столь знакомой тому ядовитой ухмылкой. — По их заверениям, шансов у него уже практически нет. Похоже, семью Яо-Янг вскоре ждут печальные и скорбные известия. Лишиться разом всех молодых наследников обеих ветвей... Должно быть, это ужасно.
— Да, эти юнь оказались не так хрупки, как многим казалось, — почтительно отозвался Лань, полностью игнорируя последние слова своего зятя.
— Недооценивать противника, все равно, что не знать его, — процитировал толстяк. — Но, быть может, пока хватит?
— Передышка не помешает ни нам, ни им. Пусть залижут раны, пересчитают тех, кто остался в живых, и обдумают свое положение.
Вслед за взмахом руки тайпэнто, сигнальные бамбуковые жерди с желтыми стягами и белыми лентами поднялись высоко вверх, оповещая все имперские силы об общем отступлении. Всадники, продолжавшие кружить во взбаламученной жиже на ближних подступах к поселку, нехотя потянулись обратно.
— Усугублять не стоит, — заметил Мао. — Дозволите?
— Конечно, — кивнул старший Синкай.
Повинуясь жесту Феня, родовые воины из его охраны и те, кто сопровождал тайпэна Ланя, ринулись вниз по склону, чтобы начать поиски и сбор тех, кто оставался на равнине, но был слишком тяжело ранен, чтобы выбраться оттуда самостоятельно. При главе рода Синкай и его зяте-наследнике осталось лишь четверо самых преданных телохранителей, проверенных многими боями и десятилетиями службы.
— Интересно, что делает сейчас их командир? — задумчиво протянул Лань.
— Думает, — хмыкнул Мао. — Если, конечно, я не ошибся на его счет. Но это вряд ли.
— Ублюдки! Сами уносят ноги, а нас еще хотят заставить прикрывать им хвосты?!
Разгоряченный солдат, совсем молодой парень, которому едва ли исполнился второй десяток зим, вскочил на ноги, яростно размахивая руками. Ответом ему было молчание, а во взглядах многих юнь не было ни согласия, ни понимания, лишь легкая брезгливость, но это не остановило "оратора".
— Я за это не хочу подыхать! Вы слышали! Не хочу сдохнуть под конскими копытами ради вороха бумажек и жизни нескольких человек, один из которых, между прочим, и затащил нас в эту западню!
Басо, угрюмо сидевший на дощатом крыльце соседнего дома, не смотрел на своего подчиненного. Желание командовать и вести за собой людей улетучилось, едва тысячник был вынужден признаться себе, что не сумеет в это раз спасти всех, а поэтому следовало отдать приказ, который самому Нуену очень и очень не нравился.
После отхода имперцев и наступления затишья ситуация для царских воинов по-прежнему выглядела патовой. Корпус потерял больше половины солдат убитыми и ранеными, а если бы не невероятная стойкость проявленная людьми Басо, то от него бы уже вообще ничего не осталось. Но имперских высокородных всадников все равно оставалось в три, а, то и в четыре раза больше, чем юнь. Удерживать прежний защитный периметр при новой атаке они уже не смогли бы. Колчаны лучников были пусты, а запасные связки стрел из походных запасов обоза тоже оказались почти полностью израсходованы. Кое-кто решался на дерзость и выбирался на поле, чтобы собрать там хоть немного припаса. Эти же смельчаки сумели отловить около двух с лишним дюжин имперских коней, которые дались им в руки.
Лошади стали для Басо последней надеждой, но не на спасение себя, а на то, что удастся сохранить главное богатство, добытое им в этом рейде. Архив, собранный писцами в качестве "доли трофеев" тысячника, уже перекладывался в переметные сумы на лошадях. Обозные тяжеловозы не годились для быстрых скачек, но прекрасные кони Империи с более легкими наездниками, чем воины в полных доспехах, должны были великолепно справиться с поставленной задачей.
Оставалось только отобрать счастливчиков, таких, что могли быстро ездить и умело править. Тех, кто отвечал этим требованиям, набралось больше трехсот, остальное решил жребий, и Нуен был совсем не рад, что его сотники, без ведома командира, вложили записку с именем Басо в общий котел. Ведь именно этот клочок бумаги и оказался тринадцатым по счету среди тех, кому выпало прорываться обратно на юг, пока остальные продолжили бы отвлекать на себя внимание противника.
— Заткнись, слюнтяй! — не выдержал первым полусотник Шокей.
Поднявшись на ноги, он шагнул навстречу крикуну, замершему в центре небольшой деревенской площади, и тот по привычке отступил назад, вжимая голову в плечи, но уже в следующую секунду вскинулся на офицера с новой силой и без всякого почтения в голосе.
— Почему я должен заткнуться?! Потому что говорю то, о чем вы все тут думаете?!
— Откуда только ты такой вылез, — зло сплюнул Шокей. — Ты забыл, что ты солдат! Что у тебя есть долг и обязанности!
— Я не просил делать из меня солдата! — оскалился в ответ бунтовщик. — Равно как и большая часть из этих парней! Нас загоняли сюда силой, кнутами и палками, а теперь требуют отдать свою жизнь ради какой-то призрачной цели!
— Жалкий червяк! Ты бы до конца жизни выковыривал голыми руками гнилой батат из мерзлой почвы! Но тебе дают шанс умереть человеком, умереть за что-то большее, за цель о светлом будущем новых поколений! За весь народ юнь!
— И я должен обделаться от счастья?! — взревел солдат в ответ на тираду Шокея.
— Ну, так вали тогда отсюда! — не выдержал полусотник. — Вон, позиции нефритовых псов, катись туда! Заживо сгниешь на самоцветных рудниках, если уж для тебя это милее, чем сражаться и пасть в битве с настоящим врагом ради настоящего дела!
— И уйду, — рявкнул боец. — И вас, идиоты, зову за собой! Одумайтесь пока не поздно!
Вскоре два десятка безоружных фигур уже ковыляли через мутную грязь в сторону цепи холмов на севере. Никто не смотрел им вслед. Шокей, опустившись рядом со своим тысячником, удрученно хмыкнул.
— Думаю, эти трусливые сволочи выиграют нам еще немного времени, теперь очередь за тобой, командир.
Басо поднял на офицера взгляд полный боли и благодарности, но слов, чтобы выразить свои чувства у Нуена не было. Впрочем, Шокей и остальные бойцы, кто остался верен своей присяге, и без слов прекрасно все понимали.
— Ты главное сделай так, чтобы мы не померли напрасно.
Хмурые улыбки, что вызвали прощальные слова Шокея на лицах у солдат и офицеров, отпечатались в памяти у Басо на всю оставшуюся жизнь. Это были улыбки тех, кто доверился ему. Тех, кого он подвел. И тех, кто простил ему эту страшную ошибку. Это были те улыбки, которые не захочется видеть во второй раз никому, кто еще хоть немного ощущает себя человеком.
— Смотри-ка, — голос Ланя вырвал Мао из череды раздумий. — Первые ласточки.
Несколько юнь, пробиравшихся по полю, выглядели особенно жалко на фоне того, какое количество вражеских солдат по-прежнему оставалось в деревне в ожидании своей участи. Убежать от кавалерии они не могли, но, похоже, сейчас эти люди вообще не думали о чем-то подобном, принимая свою Судьбу с не меньшей доблестью, чем солдаты Нефритового Трона.
— Организуйте прием пленных, — обратился Фень к нескольким военным чиновникам и старшине интендантов, маячивших поблизости.
Поручать такую работу сыновьям благородных родов явно не стоило. Некоторые, наверняка, восприняли бы подобное как прямое оскорбление, а нервы у "ополченцев" после первой неудачи были не в самом лучшем состоянии. Вестовые доложили, что в лагере между разгоряченными воспитанниками частных школ Хэйан-кё уже едва не состоялась пара дуэльных поединков. Накалять атмосферу и дальше было бы опасно.
На какие-то мгновения члены семьи Синкай остались на вершине холма вдвоем.
— Буду крайне разочарован, если именно сейчас юнь не предпримут что-нибудь наглое, — рассмеялся глава клана и привстал в стременах, чтобы получше разглядеть расстилающуюся перед ним панораму.
— Да, было бы обидно, — пробормотал Мао.
Правая рука Феня, тем временем, без лишней суеты вытащила из седельной сумки, притороченной сбоку, длинную стрелу с белоснежным оперением, совершенно ничем не отличавшуюся от тех, которыми пользовались лучники-юнь. Перехватив оружие за середину древка, Мао со странной грацией, совсем не вяжущейся с его раздутым рыхлым телом, неожиданно резко и с силой вонзил наконечник в приоткрывшееся горло своего тестя. Пао Лань хрипло вскрикнул, его конь испугано метнулся в сторону, и тайпэн вывалился из седла. За тем, как умирает и бьется в конвульсиях старейший представитель рода Синкай, Фень следил все с тем же безразличным спокойствием, что и молчаливая четверка телохранителей, замершая вокруг. И хотя седоусые воины не проронили ни звука, каждый из них не смог побороть желания отвести в сторону взгляд, в отличие от убийцы Пао. И только когда, Лань окончательно затих, Мао, тяжело перевалившись через луку седла, опустился на землю рядом с еще живым полководцем. Глядя в стекленеющие глаза своего нареченного отца, толстяк так и не произнес ни слова.
Родовые воины и чиновники, вернувшиеся на наблюдательный пост через несколько минут, застали лишь картину безмерной скорби будущего тайпэнто над бездыханным телом. Поиски убийцы, подло лишившего жизни прославленного Пао Ланя, к всеобщему разочарованию так и не принесли результата. Пленные юнь, которые, несомненно, отвлеки на себя внимание, и дали неизвестному лучнику врага возможность подобраться поближе к императорским полководцам, были обезглавлены этим же вечером. Всех оставшихся врагов по приказу нового главы дома Синкай сожгли вместе с захваченной ими деревней. Никто не счел возможным оспаривать у Мао право на месть и жесткость.
Улицы Вонгбея были по возможности очищены от трупов и других следов недавних событий. Правда, о них с готовностью напоминали несколько тысяч отсеченных голов, украшавших стены и крыши всех окрестных домов. Жирные вороны и стервятники с длинными голыми шеями важно прогуливались по брусчатке и узким карнизам, оглашая окрестности мерзкими криками. Лишь появление грозного Хагхи сбивало с падальщиков привычную сонную леность, заставляя вспомнить о собственном ничтожестве.
Чудовищный зверь неторопливо вышагивал по пустынным улицам, едва не задевая покатыми боками факельные столбы и углы зданий. Толстая серая шкура слона с годами стала лишь прочнее, покрывшись сетью морщин и трещин. Огромные уши изредка шевелились, то ли отгоняя насекомых, то ли прислушиваясь к окружающему. Желтые бивни, почти достигавшие земли и изгибавшиеся параллельно ей, были укрыты под кованными железными каркасами, делавшими природное оружие этого животного еще более смертоносным.
На площади их уже встречал почетный караул из тысячи отборных солдат Ранджана. Разделенные на две равных части, сиртаки и хмоси щеголяли дорогими трофейными доспехами из мелких квадратных пластин, изукрашенных красной медью и поделочным камнем. Сам раджа поджидал гостя на невысоких ступенях торговых рядов, порядком разрушенных и закопченных дымом былых пожарищ.
Хагхи остановился и огляделся по сторонам также неспешно, как делал, наверное, все в своей жизни последние лет пятьдесят. Позади могучего слона, быстро и как-то суетливо, строились остальные войска. Несколько слуг подтащили сбоку к гигантскому зверю приставную лестницу, и магараджа Акоши с достоинством выбрался из плетеной корзины, укрепленной по бокам длинными овальными щитами.
