Разоружив пленных, загнав их в церковь и выставив охрану, стрельцы и морпехи, разбившись на десятки, приступили к методической зачистке города. Входя в дом, всех найденных людей выводили на площадь, откуда их загоняли в церковь. Освобожденные от жителей дома обыскивали. Все найденные ценности, товары, вещи и предметы так же сносились на площадь, откуда и перемещались в здание кабильдо (магистрата). Оставшиеся на бортах кораблей матросы и канониры, в это время брали на абордаж находящиеся в порту барки, осматривали портовые склады.
Не остались без дела и морпехи со спецназовцами, перекрывшие дороги, ведущие вглубь материка. На их долю досталась самая ценная добыча. Бегущие из Гибралтара испанцы везли с собой самое ценное, в том числе казначеи Маракайбо и Гибралтара пытались вывести обе городские казны. Хватала монет и драгоценных металлов с камнями и у бегущих жителей городов. К вечеру большинство моресолдат и все 'моржи' с захваченными ценностями и перехваченными беглецами в количестве ста двадцати одного человека — мужчин, женщин и детей, вошли в Гибралтар.
Грабеж города продолжался еще пять дней. Однако уже следующий день принес ушкуйникам другие заботы — надо было избавиться от зловония, которое начали издавать трупы, ведь в бою было перебито более тысячи испанцев, и много раненых испанцев укрылось в зарослях и там, вероятно, отдало богу душу. Поэтому первой заботой победителя стал не грабеж, а противоэпидемиологические мероприятия. Всех негров отправили, под присмотром стрельцов, на уборку трупов и засыпки, в черте города, луж крови. Трупы, подобранные на городских улицах и на окраинах, снесли на две старые 'посудины', одномачтовые барки. Обе посудины вывели из озера-лагуны в открытое море, где и затопили, подальше в океане.
17 декабря, на второй день после захвата Гибралтара, Полухин собрал богатейших жителей обоих городов, во главе с их казначеями, так как алькальды Маракайбо и Гибралтара были убиты во время штурмам. После чего предложил им в течение недели внести выкуп за жителей обеих городов и сами города в сумме 250 000 песо. 150 000 песо за Маракайбо и 100 000 песо за Гибралтар. В противном случае все жители будут проданы в рабство берберам, а города разрушены. После недолгого совещания испанцы приняли условия Полухин, ведь им всем уже была известна печальная судьба Ла Романа и его жителей, которые не заплатили выкуп и были проданы маврам, а сам город сожжен и разрушен до основания. И еще до конца следующего дня было оплачено 120 000 песо.
Забрав все деньги и имущество, которое удалось собрать в городе, и, выслав в окрестности полусотни, для сборов дополнительных трофеев и пленных, ушкуйники расположились на отдых. И четыре дня ничего не предпринимали. По окончанию боев, ушкуйники подсчитали свои потери, погибла во всех боях дюжина бойцов, и получили ранения двадцать три человека, но почти все легко, тяжело ранен был только один воин. Но положение остальных раненых нельзя было назвать хорошим, сырой воздух вызывал лихорадку, раны гноились, пришлось впервые применить доставленный с Урала в Порт-Росс небольшой партией, пенициллин. Только применение, этого антибиотика и спасло жизнь раненым. Но их как можно скорее было необходимо, вывозит из этого климата и доставит в госпиталь Порта-Росс.
От отправленных по округе полусотен, вскоре в город потекло различное добро, и в него стали пригонять пленных и негров-рабов, захваченных на плантациях. Кроме этого дувана у ушкуйников оказалось в плену не менее тысячи мужчин и полутора тысяч женщин, и какое-то количество детей, как испанцев, так и креолов.
Наконец 22 декабря, после полудня в Гибралтар втянулся караван из трех мулов, которые привезли мешочки с серебряными монетами в сумме 130 000 песо, остаток выкупа за города и их жителей. После пересчета, монеты погрузили на 'Палладу'. Еще день ушел у ушкуйников на то чтобы загрузит на свои корабли остатки трофеев, в том числе порох, пушки, забрали даже стволы разбитых орудий, сгодятся как металл, мушкеты и иное оружие. Тяжело нагруженная трофейная барка ушла посыльным судном в Маракайбо, где отстаивалась пара галеонов, с приказам завтра с утра идти к выходу из лагуны.
И утром 24 декабря тяжело сидящие в воде корабли ушкуйников отошли от Гибралтара и взяли курс на Форт Эль-Фуэрте-де-ла-Барра, который прикрывал выход из Маракайбовского озера. На переход ушел весь световой день. На ночевку эскадра остановилась около форта, куда подошли галеоны с трофейными судами из Маракайбо. С утра, приняв на борт гарнизон форта, все пушки, порох и иные припасы, и оружие, ушкуйники сравняли укрепления с землей, сожгли в форте все постройки, забрали испанские орудия, спалили все дома, окружавшие крепость. Всего из данного набега в качестве добычи 'витязи' увозили золота, серебра, самоцветов, в монетах, слитках, россыпью, в посуде и ювелирных изделиях на 520000 песо. Товаров, в том числе большое количества какао и дорогого табака на 1 250 000 песо. А так же забрали с собой не менее пяти сотен негров-рабов, обоего пола, вопрос с неквалифицированной рабочей силой остро встал во вновь возводимых городах-портах, Порт-Иван и Рюрик-на-Тобаго. Загнали на корабли порядка четырех сотен молодых испанок и креолок, женский вопрос так же не терял свой остроты в карибских анклавах московитов. С собой уводили захваченные четырнадцать одно и две двухмачтовые барки, загруженные по максимуму захваченным в рейде добром. Да и сами галеоны и каравеллы ушкуйников шли загруженными почти по самые орудийные порты, которые даже пришлось дополнительно укреплять и конопатить-герметизировать, для предотвращения попадания через них воды при большой волне.
По полудню 30 января уже нового 1559 года, эскадра вошла в гавань Порт-Росс, где и приступили к разгрузке привезенных трофеев. Переход прошел без потерь, только невдалеке от берегов Пуэрто-Рико эскадру немного потрепал не сильный шторм, не причинивший кораблям большого ущерба, несколько сломанных рей со стеньгами, порванные ванты, фордуны и леера. Все повреждения исправили без остановки, в движении. Свели с судов в город привезенных испанок с креолками и неграми. Потом согласна Устава артели, сошли на берег экипажи. Затем баня, смена белья, одежды, три дня отдыха. И только после этого приступили к выгрузке, оценке, описи и дележу остальной привезенной добычи, дезинфекции и своих и трофейных судов, их мытьё, ремонт.
* * *
31 ноября вернулись по южному маршруту, вернее, заглянули в родной порт 'зерновые' корабли. Из Риги с грузом пшеницы, ржи и ячменя пришла 'София', что бы после небольшого ремонта и отдыха команды доставить содержимое своего трюма до конечной точки — Порт-Иван. Из Данцига пришла по тому же пути 'Любовь', с таким же ассортиментом груза, что и её товарка и тоже после непродолжительного отдыха экипажа и мелкого ремонта ушла в Рюрик, где перевозимое ею зерно уже ждали.
Русь. Уральский уезд. Ливония. Январь-декабрь по новому стилю 1558 года от РХ.
После декабрьского разгрома и замирения казахов, последние присмирели, а ногаи смогли чуток поправить своё бедственное положение. Во всяком случае, хоть умерших и не вернёшь, ряд кочевий вымерли от мора и голода полностью, оставшимся в живых голод уже не грозил. Приведенный из ответного набега скот, снял угрозу голода с оставшихся стойбищ ногаев. А морозы, выморозив разносчиков-блох и саму чумную бактерию, остановили, и кочевники надеялись, что на достаточно долгое время, а не до летнего тепла, распространение черной смерти.
Но самих 'витязей' и подчиненных им людей, эти степные перипетия своей негативной стороной не коснулись. Даже наоборот укрепилось положения истинно союзного им племени Аорсы и решился, видимо опять временно, вопрос с нехваткой неквалифицированной рабочей силы, в частности в шахтах и карьерах. По просьбе майора Беркута, командира подразделений союзного 'витязям' племени Аорсы, в январе начали обучать, а в конце ноября закончили подготовку и выпустили две сотни стрелков и полусотню артиллеристов. Все курсанты были молодыми парнями лет по пятнадцать-шестнадцать и либо из истинных аорсов, либо из вошедших в племя башкир. За декабрь Беркут сформировал из них пару сотен пустынных драгун и три пустынных артиллерийских шести орудийных батарей имевших на вооружение в первой батареи восьмифунтовые, а во второй и третьей трехфунтовые 'единороги'. Особенностью этих новых подразделений было в том, что стрелки в них передвигались на верблюдах, а 'единороги' и их лафеты перевозились так же на верблюдах. При этом из трехфунтовых стволов имелась возможность стрелять с седла, на котором закрепили вертлюгу с орудием.
* * *
Россия начала большую войну. В январе 1558 года Московский государь Иван IV начал Ливонскую войну за овладение побережьем Балтийского моря. Первоначально военные действия развивались успешно. Несмотря на набег на южнорусские земли стотысячной крымской орды зимой 1558, русская армия вела активные наступательные действия в Прибалтике, взяла Нарву, Дерпт, Нейшлосс, Нейгауз, разбило орденские войска у Тирзена под Ригой. Весной и летом 1558 русские овладели всей восточной частью Эстонии. В общем все шло в 'русле' известной 'витязям' истории.
Пришлось поучаствовать и в этой войне и в отражении крымского набега и воинским подразделениям 'витязей'. Во время татарского набега, как раз на рязанских рубежах, нёс службу третий полк кованой конницы Уральского уезда. Вот на его сотни и нарвались чамбулы правого крыла крымской орды. Результаты прямых, лоб в лоб, боестолкновений кованой кавалерии, против всадников легких сотен, однозначно предсказуем. Более тяжелые всадники, на высоких и мощных конях, просто опрокидывали, стаптывали своих менее высоких и легких противников, не прибегая к оружию при уничтожении первых рядов. Рогатины и сабли уральцев получали кровавую работу только уже в глубине вражеского растерзанного строя. Применение русскими огнестрельного оружия еще более уменьшали шансы степняков на победу в этих столкновениях. Уйди от столкновения, закружить вокруг менее подвижного противника степную карусель и расстрелять его из луков в ситуациях неожиданного лобового столкновения не получалось. Отскочив от одной сотни, татары наталкивались, практически всегда, на другое подразделение уральцев, имея при этом висящих у них на 'хвосте' всадников из первого отряда, уйти от которых, имевших по три коня на одного воина, было проблематично и для легкой степной конницы. В итоге получалось еще намного хуже, попадали под удар с двух сторон. Видимо разведка калги сработала формально, не проявила должного усердия и появление на правом фланге набеговых сил значительного количество отлично обученной, вооруженной и снабженной кованой конницы, стало неприятным сюрпризом для командовавшего набегом калги Мухамед-Гирея. В отличии от мира попаданцев большой добычи и славы крымчаки от этого набега не поимели, зато получили полностью вырезанных воинов ряда кочевий, пошедших в этот набег, и имевших несчастье для себя, оказаться в правом крыле набеговой орды.
Пять сотен стрельцов уральских воинских формирований, при поддержке четырех шести орудийных батарей, одной полупудовых, двух восьмифунтовых и одной трехфунтовых 'единорогов', под командой слободского воеводы Яма-на-Желче боярина Тищенко Аркадия Степановича поучаствовали в Ливонской войне. По распоряжению князя-воеводы Михаила Васильевича Гли́нского, Тищенко с его батальоном, достался для рейда западный берег Чудского озера. В середине февраля 1558 года санная рать Тищенко, пересекла почти по диагонали замерзшую гладь озера и на рассвете вышла на западный Чудской берег, в его северной части. Следующие две недели для обитателей западного берега озера в десяти-пятнадцати километровой полосе стали катастрофическими. Идущие, с неумолимостью накатывающего водяного вала, московские воины оставляли за своей спиной, в этой прибрежной полосе, обезлюдевшую местность и начинавшие подергиваться пеплом, свежие пепелища, на месте человеческого жилья. По озерному льду, в Ямм-на-Желче потянулись, под минимальной охраной, обозы с полоном и другой добычей. Четверть, из которой, впоследствии передали князю Михаилу Васильевичу, при этом, последний, категорически отказался брать в качестве своей доли добычи пленных, цена на которых на Москве упала необычно сильно, в связи с переизбытком предлагаемого товара. В его долю вошел скот, злато, серебро и иная рухлядь по ценней. Русские войска, сильно опустошив Ливонию, захватили огромное количество пленников и большую добычу. Но главному князю-воеводе Михаилу Васильевичу Глинскому все было мало, он 'столько любил корысть', что после возвращения из Ливонии его воины разорили на границе псковские деревни и убили местных жителей. За это по повелению царя Ивана IV, у него, несмотря на то, что он по матери приходился родным дядей государю, было отобрано всё награбленное им во время похода. 'И царь и великий князь про то на него опалился, и велел обыскати, кого грабили дорогою, и на нем доправити'. Михаил Васильевич был отправлен в отставку, в которой вскоре и умер.
Через полтора месяца Тищенко встретился на южном Чудском берегу с русскими воинами, стоящими на границе с Ливонией со стороны Пскова, с которыми и остался до самой весны и освобождения Чудского озера от ледяного панциря. Как только озерная гладь очистилась ото льда, Тищенко и его воины превратились в этакий озерный вариант эрзац морской пехоты. В середине апреля погрузившись на пару своих вооруженных орудиями коггов и псковские ладьи с ушкуями, воины Тищенко с полевой артиллерией, своими учебными сотнями и с примкнувшими к нему псковскими и новгородскими охотниками, общим числом свыше полутора тысяч сабель, вышли на озеро и войдя в устье Омовжа или на немецкий лад Эмбах, пошли по ней вверх по течению. Тищенко просто решил повторить набег Монахова в 1553 году, проведенный в это же время и в этих местах. Пленники говорили, что разрушенные Монаховым в пятьдесят третьем году вассальные замки до настоящего время не восстановлены, отстроили только здания монастыря аббатства Фалькентау, но стеной его не обнесли. Так и стояли по периметру монастыря обгоревшие, полуразрушенные остатки крепостной стены.
Чудская флотилия опять, как и в 1553 году, проскочила перед рассветом под стенами Дерпта и с утра пораньше нагрянула в гости к монахам Фалькентаунской обители. Сказать, что хозяева были не рады 'гостям', было нельзя. 'Гостям' были не то, чтобы не рады, а желали им провариться в ад со всеми их лодками и оружием. Но их мнения никого из 'гостей' не интересовало, и заняв на рассвете, без боя монастырь, находники к полудню вычистили его от всякого имущества и самих монахов. На этом месте флотилия находилась двое суток, уйдя далее в верховья Омовжа, на рассвете третьего дня, с момента прибытия. Благо в монастырской округе было, что взять. Воины Монахова в своё время не сильно разорили прилегающие деревни, не было ни времени, ни мест на судах. Этой зимой татары хана Шиг-Алея так же не дошли до этой местности. Им хватило добычи с деревень и мыз на землях восточной части Ливонии. Зато теперь, после ухода московской рати, не осталось ни одной живой человеческой души, да и скотина так же пропала. В своем большинстве и двуногая и четырехногая добыча ушла на суда налетчиков.
