Также начались работы над ракетным топливом и вообще ракетным оружием, но здесь в основном превалировала идея создания нового двигателя для самолётов, так как именно лётчикам правительство и военный министр Джунаид-хан выделял львиную долю военного бюджета. Авиационный чин Абдылла именно в 1929 году заявил на совещании министерства: "Если землю уже поделили неверные, то правоверные займут небо".

В период экономического кризиса американцы продавали самолёт Aeronca C-2 по 1245 долларов за штуку. Хоть он и назывался "летающей ванной", но был прост в управлении и надёжен. Полёты на самолётах стали не просто роскошью, а обычным делом для коммерсантов и дельцов, которым нужно было срочно переместиться из одного края обширного иранского шахства в другой или в Европу, а тем более в Америку.

Самолёт оказался весьма экономичным и выгодным в эксплуатации. В 1930 году стоимость расходов на одну милю полёта составляла 1 цент.

— Лучиано! Лучиано! Шайтан тебе в копчик, Лучиано!

— Иду, иду хозяин.

— Где тебя носит американский паршивец? У нас важный клиент, достопочтенный Мавы, приехавший из самого Коканда.

Уважаемый Мавы был в выцветшем халате непонятного цвета и узбекской тюбетейке, зато в сапогах густо смазанных бараним жиром, белой шёлковой рубашке с вышитыми изречениями из Корана вокруг ворота и подпоясан был цветастым кушаком. Голова была тщательно побрита, а бородка подстрижена. Смотрел на мир он недоверчево голубыми глазами, (откуда и получил своё имя) доставшимися ему от русской матери. Зато был грамотным, глубоко верующим мусульманином и хлопководом в чёрти-каком поколении. Короче цену себе Мавы знал прекрасно, поэтому и появился в приморском городке сразу же, как только услышал по радио о чудесной американской машине, убирающей хлопок.

Тощий чернявый "американо-итальяно" гостеприимно распахнул хлипкую дверь покосившегося сарая, вонявшего рыбой и взору Мавы предстала непонятная гора железяк.

Однако Лучиано своё дело знал и вскоре, взревя мотрором и громыхая внутренностями, некий монстр на уродливых колёсах с грунтозацепами выполз под азиатское солнышко, чтобы предстать перед изумлённым зрителем.

Тем временем ушлый сардинец, уже лет шесть проживший в Хиве и перебравшийся в Иран, являвшийся хозяином сего заведения, принялся обрабатывать клиента.

— Перед вами уважаемый лучшее, что может предложить рынок сельскохозяйственных машин Америки — хлопкоуборочный комбайн фирмы Дир, он заменит сразу много работников на полях и стоит сущие копейки. Как солидному покупателю, я продам Вам его со скидкой.

— Что-то он уж больно ржавый, — почесал бородку Мавы.

— Это всё от близости моря и от плохой перевозки негодяями "американо", они всю свою страну разорили и готовы теперь на любую пакость. Правда Лучиано?

— Да, хозяин.

— Плохо тебе жилось в твоём...ммм

— Иллинойсе, сэр.

— Да, да в нойсе твоём, не называй сэром, я тебе не сэр, а хозяин.

— Да, хозяин.

— Ну-ка выводи трактор Лучиано.

Тощий эмигрант опять скрылся в сарае и оттуда выползла железяка поменьше.

— Берите трактор, раз вам не нравится комбайн. Это машина надёжная, да и фирма их выпускающая делает их качественно, у меня их хорошо разбирают.

Мавы опять погладил бородку и кряхтя полез под железного монстра. В тракторах он понимал не более, чем в тяжёлых броненосцах, но делать вид знающего человека это ему не мешало. Полежав под брюхом монстра некоторое время, Мавы ткнул пальцем в железяку над головой и спросил:

— А это зачем здесь?

Заметьте "не что это?", а "зачем это здесь?".

Сардинец щёлкнул пальцами и кивнул Лучиано. Хмурый "американо" полез под трактор и устроился рядом с покупателем. Мавы тыкал в детали и спрашивал их назначение, а Лучиано отвечал на вопросы. Хозяин сельхозтехники помялся возле трактора и вскоре ушёл заварить гостю чайку. Мавы только этого и надо было.

— Лучиано, скажи мне бедному дехканину какого джина ты копаешься в этой ржавчине и пресмыкаешься перед этим шайтаном?

— Мне нужно кормить семью уважаемый, у меня трое детей, жена болеет. Этот синьор даёт нам кров и пищу.

— Так он зараза холерная, ещё и не платит тебе! Вот ведь прохиндей.

— Он заплатил за мой проезд из Америки 10 туманов и я его должник.

— Дурак ты Лучиано, клянусь бородой пророка, с золотыми руками и светлой головой, а дурак. Ты же всю эту технику наизусть знаешь как я суры Корана, давно бы уехал в глубь страны, поближе к хлопковым полям и работал бы себе нужды не зная.

— Хозяин подаст на меня жалобу кадию и тот посадит меня в зиндан, а пока я буду гнить заживо в этой яме-тюрьме моя семья умрёт с голоду. Опять же чем дальше от берега тем хуже отношение к христианам, а мы католики.

— Брешет твой хозяин не хуже моей собаки, а обращается с тобой хуже, чем я с собакой. Хоть и не чистое это животное — собака. За такие мелкие долги ни один кадий тебя в зиндан не отправит, дороги строить отправит, пока долг не отработаешь, а жену и детей под попечение красного креста определят и это в худшем случае. Я тебе другое предлагаю. У меня есть 10 туманов, я тебе их дам, а ты отдашь долг этому кровопийце и уедешь с семьёй в мой кишлак.

— А потом я буду должен тебе и ты будешь брать с меня проценты?

— Глупец! Мне запрещено моей верой брать с тебя проценты, я не хочу попасть в ад. Просто подарю тебе эти 10 туманов, а ты поселишься с семьёй в моём доме, пока не построишь свой и будешь работать мне в поле помогать, технику чинить. Не за даром конечно, кормить тебя я буду пока ты мой гость в доме, а за работу платить отдельно. Не скажу, что много заплачу, но и не обижу. Не понравиться, ты свободный человек, отвезу тебя в ближайший город.

— А вера?

— Да молись кому хочешь, никто тебе слова против не скажет, в конце концов, ты же не язычник. Ислам Иисуса вашего признаёт, нам даже жениться на христиансках можно. Только в костёл тебе придётся ездить в Фергану, у нас только мечеть.

— Так у вас даже костёлы есть!?

— В больших городах повсеместно, итальянцев же много живёт, после большой европейской войны многие из Европы к нам приехали. Почти в каждом городе есть итальянский квартал, а то и несколько.

— Я согласен, только вот жена болеет.

— Ну уж фельдшер то у нас есть, не переживай и акушер тоже. У нас возле мечети двухэтажный медицинский пункт, так-что вылечишь свою жену. Кстати ей лучше у нас в горах будет, воздух чище, чем возле этого вонючего моря.

— Тогда я согласен окончательно, только вот...

— Что только вот?

— Конечно хозяин покупал всю технику по цене металлолома и масла для смазки не давал, но это хорошая и надёжная техника, зря вы не купили её. Ржавчину я отчищу, на ней ещё ваши дети пахать будут.

— Что предлагаешь взять в первую очередь?

— Комбайн и пару-тройку тракторов, а главное запчастей к ним, чтобы больше не ездить сюда.

— Вот тебе 10 туманов, отбери всю нужную технику и запчасти, деньги не отдавай, жди пока я не увезу всё купленное, за тобой и семьёй я зайду завтра.

Вскоре на поля солнечной Ферганской долины вышел хлопкоуборочный комбайн, который заменил труд нескольких десятков людей и первым комбайнёром стал Лучио Американо. Жена Лучио пошла на поправку, а дети в итальянскую школу в Фергане. Вскоре жители кишлака помогли построить "американо" просторный дом, увитый виноградными лозами. Лучио считался лучшим механиком в округе и вскоре к нему на обучение начали отдавать детей, а через некоторое время, он стал официальным консультантом и представителем американской компании Дир в Ферганской долине и многим поспособствовал в покупке тракторов и другой техники.

Правда и его бывший хозяин сардинец не бедствовал и через год стал директором первого филиала фирмы Дир на иранской земле. Работало под его началом уже несколько сотен бесправных эмигрантов из Америки. Они собирали из поставленных запчастей сельхозтехнику на продажу, а вскоре начали изготовлять часть деталей на месте.

Тигр выпускает когти

18 сентября 1931 г. — японская армия при поддержке морской авиации начала наступление на Мукден и другие стратегические центры Маньчжурии.

16 октября 1931 г. — заседание Совета Лиги Наций обсудило агрессию Японии в Маньчжурии.

В связи с вторжением японских войск в Маньчжурию Советом Лиги Наций образована "комиссия пяти государств" (Англия, Франция, Германия, Италия, США) во главе с английским лордом Литтоном.

28 января 1932 г. — японская армия начала операцию по захвату Шанхая.

10 мая 1932 г. Чакская война между Боливией и Парагваем.

Жылкыбай и ещё около двух сотен казахов шли пешком на юг, ведя в поводу тощих лошадёнок со скудным скарбом. Коллективизация и вызванный ей голод гнал остатки ранее многочисленного рода к границе к западу от Аральского моря. По всему северному берегу Арала были расположены погранзаставы, поэтому море обходили или с востока или с запада. На востоке была железная дорога, рассекающая степь как плеть. Охрана железной дороги была усилена. Жылкыбай выбрал запад. Но ему не повезло. Все погранзаставы были извещены о бегстве казахов на юг и при приближении к границе наперерез им вышел кавалерийский отряд.

— Красноармейцы! Шашки вон! Руби кайсаков! Добъём контру! — бурка развивалась за плечами комиссара как чёрные крылья ворона.

Сотня пограничников рассыпалась, обходя полумесяцем с двух сторон маленький караван. Дети, старики и женщины легли под арбы, мужчины выхватили сабли. Винтовок и ружей почти не было, но просто так лечь под красные шашки степняки не хотели. Прорваться они и не думали, слишком много было врагов, да и лошади истощены голодом как и всадники, но продать жизнь подороже.

Внезапно треснул выстрел, за ним другой. Красноармейцы начали валиться с сёдел. Всадники останавливали коней и начали разворачиваться, ища нового врага. По красноармейцам стреляли и слева и справа от маленького каравана. Вскоре о казахах забыли. Красноармейцы спешились и началась перестрелка. В течение пары часов обе засады, в которых оказалось по три иранских пограничника, просочившихся на советскую территорию были уничтожены, после того, как красноармейцы обошли их с тыла. Все атаки в лоб иранцы отбили точными выстрелами, оставив на промёрзшем песке трупы советских солдат. Грохнули гранаты и с засадами было покончено.

Командир погранотряда приказал отправить раненых в тыл. Хорошо, что казахи попались, все потери можно списать на них, а то начнутся вопросы, как шестеро иранцев оказались в тылу отряда и погранзаставы. Трупы иранцев и их оружие командир приказал закопать. Хотя беретту одного из убитых безапелляционно сунул себе в подседельную сумку. Оружие редкое, будет, чем перед товарищами похвастать.

Только вот недолгим оказался век командира. Со стороны границы вылетел новый свежий отряд конников на красавцах асхалтекинцах и с диким визгом и кличем "Алла!" врезался в отряд. Рубка была страшной. И хотя нападавших было всего четыре десятка, дрались они отчаянно и умело. Один за другим красные конники валились под копыта лошадей. Только всё ж численный перевес был у советских пограничников и опомнившись, они навалились и начали теснить иранцев. Круг мелькающих сабель замкнулся и начал сужаться. Именно в этот момент Жылкыбай и его соплеменники врезались в общую схватку, чем и решили её исход. Отряд советских пограничников был опрокинут, часть бойцов, надеясь на скорость лошадей, ушла в сторону соседней погранзаставы. От иранского отряда осталось едва дюжина окровавленных всадников и преследовать они никого уже не могли. Жылкыбай подъехал, чтобы поблагодарить, но в ответ услышал на казахском.

— Берите лошадей убитых и скорей к границе! Они вернутся.

Казахи спешно пошли к границе и вскоре пересекли её, но их злоключения на этом не закончились. Над пустынной степью появился краснозвёздный аэроплан и по уходящему каравану полоснули пулемётные очереди, а затем начали грохать бомбы. Все кинулись в разные стороны, лишь бы уйти от крылатой смерти, которая безнаказанно убивала, не разбираясь млад или стар. Вопили женщины и дети, ржали раненые лошади. Казалось само небо рушилось на головы, карая беглецов. Жылкыбай упал в вонючую воронку от авиабомбы и закрыл телом старшего сына. Тот дрожал всем телом и повторял испугано:

— Ата, ата, ата.

Внезапно взрывы стихли. Жылкыбай поднял голову и увидел в небе уже три аэроплана — один краснозвёздный и два с зелёными крыльями и серебристыми полумесяцами на крыльях. Краснозвёздный попытался уйти, но зеленокрылые деловито взяли его в клещи и начали прижимать к земле. Севетский самолёт огрызнулся пулемётными очередями и вновь попытался уйти за границу, но грохот авиационных пушек Скотти возвестил о его смерти. Рванули несброшенные авиабомбы в распоротом снарядами брюхе и горящие ошмётки лёгкого бомбардировщика рухнули в степь. Ещё некоторое время пара истребителей описывала круги над головами казахов, а затем ушла на аэродром.

Спустя некоторое время все оставшиеся в живых были на погранзаставе, где в кабинете командир заставы с перевязанной бинтами головой орал, что-то по-итальянски в телефонную трубку. Тут же суетился фотограф с фотокамерой и что-то жевал из глиняной посуды белобрысый, явно славянской внешности парень с нашивками крыльев на лацканах гимнастёрки. Казахов и их лошадей тут же накормили и напоили. Фотограф по-одному заводил взрослых женщин и мужчин в клетушку, занавешаную белой тканью и фотографировал. Затем всех выгнали снова из домиков на улицу и командир погранзаставы предложил всем принести присягу верности иранскому шаху, а также подписать прошение о подданстве. Все повторили слова присяги и расписались, кто как мог в коллективном прошении. Тут же фотограф вытащил целую кипу, пахнущих краской паспортов и начал вручать. На фотографиях уже красовалась витиеватая подпись командира погранзаставы. Новых подданных шаха усадили в тентованные грузовики, на лошадей выдали бумаги-обязательства, не гнать же бедных лошадёнок за грузовиками. Туда же в грузовики поместили несколько раненых пограничников и отправили на юг.

Не успели грузовики отъехать, как над ними застрекотал краснозвёздный самолёт-разведчик. На этот раз земля ответила небу сразу из трёх 20 мм. стволов, установленных в грузовиках. Грузовики с автоматическими пушками шли впереди, позади и в середине автоколонны.

Как только в СССР свернули НЭП и началась массовое раскулачивание и коллективизация с индустриализацией, через южную границу устремились беженцы. А так как бежали в основном казахи, на которых обрушился как итог коллективизации голод 1932-1933 года, и границу охраняли со стороны Ирана тоже казахи, то вдоль всей южной границы постоянно гремели выстрелы и дело доходило часто до боестолкновений. Конные группы с обеих сторон проникали за границу, в воздухе постоянно сбивали нарушителей воздушного пространства. Джунаид-хан приказал спуску Советам не давать и отвечать на все провокации агрессией.

Однако общая военная доктрина была направлена не против СССР. Тонкий политик Сталин чувствовал напряжение вдоль всей южной границы СССР, но в то же время не мог понять смысла политики Ирана. В открытый бой охотно вступают, но войну не начинают и на территорию не зарятся, тем более известны всему миру как враги Британской империи, сумевшие дать самому мощному флоту мира по зубам и оттяпать нефтеносный район. С Ираном надо было, что-то срочно решать. Единственное крупное месторождение нефти в СССР — бакинское, да и грозненское находилось в прямой досягаемости и морских и сухопутных, а главное воздушных сил Ирана. При объявлении войны первый удар Иранцы нанесут именно туда, а это значит, что исчерпав горючку, встанут механизированные корпуса посреди безводных степей-пустынь Туркестана, не добравшись до центров-оазисов и тем более защищённых горных перевалов, а ведь Иран тянется на юг до самого Персидского залива, на берегу которого новый мощный промышленный район и запасы нефти. А потом перестанут подниматься в воздух советские соколы, которым и так не сладко придётся в небе. Иранцы же в небо поднимут не одну эскадрилию и пойдут бомбить застывшие без горючки мехколонны. Сухопутная армия у азиатов слаба и вообще ни разу против танковых войск не воевала, да и своих танковых частей не имела, но её задача лишь задержать врага и эту задачу она вполне в состоянии выполнить, как говорил опыт предыдущей войны.