Мир после. Книга 1. Водный мир

— Ещё раз проделаешь что-то подобное, и полетишь следом за ней, услышал? — осведомился Принц, вытирая руки о мокрые штаны.

— Это была моя черепаха! — возмутился дикарь, и Лектус даже не был удивлён, что лохматый не промолчал и не усвоил сразу сказанное.

— Была твоя, теперь ничья, — пожал плечами Принц.

— Чего это ты тут раскомандовался?! Думаешь, если ты сын Кровавого Байрока, тебе всё можно? Это в твоём дворце, который стоит на костях убитых вами людей, ты можешь распоряжаться, и все будут бегать вокруг тебя на коленях и радоваться, что ты одарил их вниманием! Мы не бедные люди с твоей фабрики и не воспитанные в подобострастии дети из питомника! Мы свободные люди!

— Нашёл, чем гордиться, — холодно ответил Лектус.

— А ты чем гордишься? Тем, что вы тысячелетиями убиваете людей? Приходите в наши деревни, убиваете несогласных! Уводите женщин и детей! Делаете из нас пищу и развлечение! Кровососы без совести и жалости, убийцы!

— Джим...— Алексис пыталась вмешаться, но, видимо, его было не остановить, да Лектус и не хотел, чтобы тот останавливался. Хороший повод утопить парня — и все проблемы закончатся.

— Да, конечно, это Правящие жестоки и безжалостны, — холодно ответил Принц, у него была своя правда.— Правящие, которые очистили планету от сумасшедших, больных, уродов, оставив только полноценных людей. Правящие, которые вытаскивают вас из грязи и вони ваших деревень, из канав и ям, отмывают, дают одежду и еду, крышу над головой, безопасность и здоровье. Правящие жестоки, когда воспитывают в ваших детях доброту, сострадание, смирение. Правящие плохие, хотя в наших городах люди не убивают, не насилуют, не голодают и не воруют. Это же Правящие жестоки, убивая людей только для того, чтобы есть, не больше, чем необходимо. И, конечно, Правящие выглядят просто зверями на фоне той стайки людей, что мы оставили позади, на дне вулкана. Кто из нас жесток, а? Кто безжалостен? За что так безжалостно пытали тех Правящих? Даже если они заслужили наказание по мнению людей, кто позволил мучить их, издеваться над живой плотью?

— Как будто вы не издеваетесь над людьми! — взревел Джеймс.

— Из жестокости, из любви к страданиям других — нет. Человек по законам нашего мира может быть наказан, — за насилие, за убийство, за подстрекание других к этому, за нарушение мира и спокойствия, но никогда пытками, никогда издевательствами. Быстрая смерть — вот что грозило даже вашему полукровке за самое страшное преступление, за убийство Правящего. И это мы — жестокие? Человечество заслужило то, что с ним случилось, и должно быть благодарно, что мы держим в узде вашу жестокость, вашу склонность к кровопролитию, напрасному, бессмысленному. Мы сделали вас лучше, отняв свободу.

— Нечего судить о всех людях по кучке озлобленных типов из вулкана! — кажется, лохматый просто больше не нашёл ничего, что мог бы сказать в защиту своего народа.

— То есть я буду неправ, если скажу, что дай тебе волю, ты бы повесил меня на мачте и с наслаждением бы смотрел, как я умираю от жажды и голода? — насмешливо спросил Лектус.— И меня, и Анну — только за то, что мы родились в семьях Правящих. Только потому, что мы думаем не так, как ты. Твоя сестра была готова меня убить — и сделала бы это, если бы я не был к этому готов, — он посмотрел на помрачневшую Алексис. Ему показалось, или раскаяние всё же мелькнуло в глазах дикой девчонки? — Люди так любят кого-нибудь ненавидеть и винить в своих бедах, что забывают иногда смотреть на себя. Вы не заслуживаете свободы, вы не заслуживаете этого мира, именно поэтому его у вас отняли.

— Лектус, ты тоже человек, — тихо произнесла Ксения, которая наблюдала за этой беседой со стороны, обхватив себя руками.

— И очень жалею об этом, — холодно ответил Принц и устремился прочь, вниз, чтобы переодеться.

— Ты думаешь, что он прав, да? — почти с вызовом спросил Джим, когда Алексис со вздохом пошла в нос корабля, где вместе с Ларом сидел её дикий кот. Ксения чувствовала, что девушка растеряна и сбита с толку.

— Нет, — покачала головой Ксения, садясь на ящик, накрытый покрывалом.— Но ты забываешь, что я не такая, как Лектус, я только номинально дочь Правящего, меня не воспитывали для Посвящения, я человек. И я знаю, что люди умеют не только ненавидеть, но и любить. Правящие на это не способны.

— Холодные кровососы, — проворчал Джим, садясь рядом.— Как ты себя чувствуешь?

— Намного лучше, — улыбнулась Ксения, глядя на подол своего платья, сшитого из лоскутного одеяла, найденного в трюме.— Истер старается держаться от меня подальше, а все остальные мало влияют на моё состояние.

— А я? — как обиженный ребёнок, спросил Джеймс, и девушка рассмеялась. Иногда он действительно вёл себя как ребёнок, особенно сегодня. Большой, добрый ребёнок, который не знал своей силы, силы своего большого сердца. Ему ещё предстояло вырасти и стать мужчиной, но Ксения уже знала, каким он будет, и это знание заставляло её сердце биться чаще.

— Знаешь, когда я была маленькой, я часто сидела одна в своей комнатке и дрожала, чувствуя, как срываются и уходят жизни людей, я так ярко каждый раз это ощущала. И тогда я закрывала глаза и представляла себе, что вижу звездное небо, тёмное небо, на котором светят тысячи ярких прекрасных уникальных звёзд И эти звёзды мерцали и горели, пока ветер жизни не срывал их с небосвода — и они падали. Кто-то медленно, угасая, а кто-то стремительно, сверкнув в последний раз. Я протягивала к ним руки, чтобы поймать, — но это было невозможно. Я представляла, как гаснут эти звёзды, я чувствовала это: их холод, их страх, ветер, срывавший их с небосвода, — Джеймс взял её холодную ладонь в свою, и Ксения почувствовала жар его пальцев, и, почувствовав это, улыбнулась.— И тогда я представляла себе большое солнце, яркую красно-желтую звезду, за которую бы я могла спрятаться от этого ветра, в жаре которого бы я могла утонуть, раствориться. Солнце, которое бы меня защитило, чтобы, находясь рядом с ним, я могла не чувствовать, как звёзды падают в вечность...

— Я могу быть твоим солнцем, — прошептал Джеймс, и Ксении казалось, что они вдвоём сейчас под огромным ночным небом, где мерцают звёзды, и ей тепло и хорошо, потому что этот парень словно взял её под свой купол счастья, добра и любви. Это было удивительное ощущение, которое она бы не смогла описать: словно она смогла почувствовать себя саму, обратить взор внутрь себя — и найти там счастье.

— Ты и так моё солнце, — с мягкой улыбкой проговорила девушка, погладив его по лицу.— И я благодарна брату за то, что он привёл тебя на корабль.

— Меня купил Истер, — упрямо, как недовольный мальчишка, заметил Джеймс, и это снова вызвало у Ксении улыбку. Было ощущение, что он пустил её в своё детство, в детство, которого у неё никогда не было.

— И Истеру я тоже благодарна. И не суди Лектуса строго, ведь он почти не знает людей.

— А ты знаешь? — он не отпускал руку Ксении, и девушка мягко накрыла его ладонь второй рукой. У него были загорелые большие руки с обгрызенными ногтями, занозами и царапинами, и это тоже было мило.

— Самое прекрасное, что есть в людях, — это их умение любить. Это... удивительное чувство, я вряд ли смогу тебе его описать, каким его вижу я. Это мерцающее движущееся тепло, даже жар, в который хочется погрузиться, которым хочется дышать. Люди умеют любить — и за одно это я бы подарила вам весь мир, все, что вы захотите. И из-за такой сильной любви другие чувства такие же сильные. Например, ненависть и боль. Это огромная тьма, которая поглощает человека, которая давит любовь, как в тех людях, что были в вулкане, — она содрогнулась от воспоминаний.— Но и там они не все были такими. Я знаю не так много людей, но уверена, что в большинстве своём между любовью и ненавистью человек выбирает любовь. Между злом и добром человек выбирает добро. Просто иногда он слишком слаб, чтобы сделать правильный выбор.

— Это всё сложно, — Джеймс почесал затылок, ещё сильнее взлохматив нестриженые волосы.

— Всё на самом деле просто, очень просто. Вы живёте на радуге, что возвышается над грозовыми тучами, но иногда из своей слабости прыгаете с неё — и не всегда в силах остановить падение во тьму.

— Если бы ты упала с радуги, я бы кинул тебе верёвку и вытащил! — пообещал Джеймс, и Ксения снова рассмеялась.

— И в этом сила человека. А теперь давай поищем ножницы — и я попробую тебя постричь, — она поднялась, потянув его за руку.

— Зачем меня стричь? Я и так симпатичный!

— Никто этого не отрицает, но так ты похож больше на пирата, чем на примерного члена общества, а мы скоро приплывём на Песчаный остров. Ты, я уверена, откажешься остаться на корабле. Вдруг там будут приключения, а ты всё пропустишь? — и Ксения снова рассмеялась.

— Земля! На горизонте земля! — закричала Алексис, подбегая к брату и Ксении. Она замерла, увидев, что они держатся за руки.— Мы приближаемся к острову...

— Беги к гному, скажи, чтобы останавливал свою шарманку, — скомандовал Джеймс, тут же становясь серьёзнее.— Ксения, предупреди остальных, — а потом подмигнул ей:— И всё-таки мне лучше ходить лохматым, — и он поспешил к Лару, который стоял на носу и смотрел на тёмное пятно, к которому они так долго стремились.

Глава 9. Город свободы

Южный порт Песчаного острова, впрочем, как и обычно, напоминал муравейник, только очень шумный и яркий. Даже несмотря на прибытие накануне трёх кораблей со Стражами и Легатами, активная жизнь порта по-прежнему шла в своём сумбурном непередаваемом ритме.

Корабли прибывали каждые полчаса, часть из них Дежурные знаками с берега сразу же отправляли в Северный порт, чтобы не заполнять судами бухту, образованную грядой камней. Здесь в основном швартовались торговые суда, пришедшие с юга и запада. Навстречу им тут же кидалась толпа зевак, желающих увидеть что-то диковинное, торговцы, стремившиеся урвать лучшее и без налоговой пошлины, которую продавцы включали в цену в стенах города (любой входящий в ворота города платил пошлину в пять, десять или пятнадцать обменных камней в зависимости от происхождения и количества ввозимых товаров).

Легат Хаар был на Песчаном острове впервые, и потому уже около часа стоял на городской стене и наблюдал за тем, что происходит в порту. Его Стражи находились в толпе и досматривали всех, кто сходил с кораблей.

Это было похоже на шествие спасающихся от потопа, о котором им рассказывали в Школе Легатов: словно люди всего мира смешались, чтобы вместе искать спасение от наступающей воды. Здесь были диковинные народы, которых Хаар никогда не видел: темнокожие мужчины, женщины с узкими глазами и очень маленькими ступнями, темноглазые жители востока с женами в длинных платьях и с закрытыми лицами, русоволосые гиганты, которые вели на поводках медведей и волков, маленькие плотные человечки, похожие на гномов, длиннобородые старики, личности, завёрнутые с ног до головы в плащи с капюшонами. Ни один из них не ускользнул от взгляда Хаара, который высматривал пять самых ярких примет тех, по следам которых были отправлены он и его отряд.

Однорукий старик.

Юноша с серебряными волосами и глазами цвета льда.

Черноволосая белокожая девушка, похожая на мраморную богиню.

Рыжеволосая девчонка-дикарка.

Северный барс.

Если последние четыре приметы можно было как-то замаскировать, то однорукий старик вряд ли проскользнет мимо, да и белокожую брюнетку скрыть сложно. Уж не говоря о корабле, на котором они идут к острову: Хаар издалека распознает Покорителя морей, один из пяти быстроходных судов, которым управляет гном. Даже если они решат зайти в Северный порт, им не скрыться: там был отряд Стражей под предводительством Легата Хаала.

— Не желаете освежиться, легат?

Он обернулся и кивнул девушке, что обратилась к нему: по их прибытии на остров корабли встречал сам Наместник, избранный Советом острова. Теперь к легату на стену поднялась дочь Наместника, и это ещё раз показало Хаару, что, несмотря на то, что на Песчаном острове действуют свои законы, местные власти с уважением относятся к служителям закона Водного мира.

— Благодарю вас, — Хаар взял из рук девушки чашу и отпил из неё холодный сок. Ветер дул с острова, и было жарко; даже плащ, который спасал от солнца и дождя, не выдерживал местный сухой климат, пропускал воздух, пропитанный запахом раскалённого песка. Он оглянулся: с его места были видны восемь башен внутренней стены, которая кольцом окружала пустыню, раскинувшуюся в самом центре острова на несколько километров.— Вы намерены стать Правящей или, как ваши родители, останетесь человеком? — из вежливости спросил легат. Вся его душа бунтовала против одной мысли о том, что на этом острове у людей есть подобный выбор.

— Вы не одобряете то, что видите вокруг, — мягко улыбнулась девица.— Мало кто из вашего народа, а тем более, из вашей касты, мог понять и принять существование нашего острова. Но, по сути, ваш народ сам виноват в том, что Песчаный остров отделился от вашего мира и стал местом, где любое создание может найти приют и оставаться свободным.

Легат нахмурился, но ответить на это ему было нечего. Много веков назад, когда Водный мир только переживал своё становление, наместники севера и юга не могли решить, к чьей территории будет относиться остров, где добывали золото и кварц, процветал квартал литейщиков и кузнецов, работали кожевники и ювелиры, начала производство артель стеклодувов. И те, и другие Правящие считали остров своим, облагали налогами, уводили жителей на фабрики.

И тогда из пустыни, что по сей день существует в центре острова, пришли маги: они научили людей, что делать. За полгода с помощью волшебников жители острова окружили город каменной стеной и заперли ворота. В бойницах они разместили пушки, отлитые здесь же, научились метать огонь со стен и башен. И, когда пришли Правящие, жители дали им отпор. А поскольку север и юг так и не договорились, чей же остров будет, когда их объединённые армии возьмут крепость, то такой армии так и не было создано.

— Наши предки отстояли свою независимость, при этом позволили вашим кораблям заходить в порт, а вашим торговцам — продавать товар и покупать наши изделия. Мы даже платим небольшие налоги вашему Правителю — и, как говорят, эти налоги сравнимы со всеми податями, что вы собираете с восточных земель, — девушка всё ещё улыбалась.— Мы даже позволяем вам ловить на острове ваших преступников.

— Только никогда не помогаете нам в этом, — немного резко ответил Хаар.

— Каждый свободный человек, ступивший за стены крепости, является свободным, и перед нами он ни в чём не виноват. Мы наказываем только тех, кто нарушает наши законы.

— Но у вас их почти нет, — напомнил легат, разглядывая два больших корабля, что швартовались у пристани.

— А они нам не нужны, — рассмеялась девушка.— Посмотрите вокруг: город процветает. Какой из ваших южных городов может похвастаться таким количеством таверн, харчевен и гостиниц? В какой из ваших портов за день заходят до двух десятков кораблей с товаром? Где в вашем мире могут похвастаться целым кварталом мастеров: ювелиров, стеклодувов, оружейников, мебельщиков, мастеров по золоту? Допустим, вам не нужны пекари и зеленщики, аптекари и повара, но вот парикмахеры, швеи, судостроители...? Все они едут к нам, работают тут и процветают. Причём у нас нет ни одной фабрики, ни одного питомника — потому что очень быстро в них не остается жильцов. Мы голос разума в вашем безумном мире, и на этот голос стремятся тысячи божьих созданий.