Падение было стремительным, а удар о камни просто чудовищным — только если сердце, ударившись о землю, распалось на тысячи брызг, которые тут же подхватил и унёс неизвестно откуда взявшийся ветер, то Веилен остался на земле — он снова стал человеком, но после падения с такой высоты в его теле, казалось , не осталось ни одной целой косточки ... Вел со стоном закрыл глаза , с тоскою вспоминая об Истоке — да, он увидел недоступное, а теперь ему суждено умереть, ведь терзающая его тело боль постепенно сменялась мертвящим холодом... Чующий судорожно вздохнул — ну и пусть!.. Главное — умереть в этот раз по— настоящему, а не очнуться снова в каком -нибудь трупнике по соседству с оголодавшим падальщиком... И в тот же миг, словно подтверждая самые худшие опасения Чующего, его щеки коснулось что-то холодное, но ни испугаться, ни выругаться Вел не успел, так как прямо над его ухом до боли знакомый голос произнёс:
— Рождению человека всегда сопутствуют боль, кровь и грязь, эмпат. Впрочем, людские жизнь и смерть проходят так же как и рождение — ну разве что бессмысленных и напрасных страданий побольше..
Вел, стиснул зубы и открыл глаза — ну, конечно же — Олден явился, как и обещал, но Чующий, если бы ему дали возможность выбирать между вурдалаком и сотником, предпочёл бы сейчас кампанию падальщика . Всё лучше, чем снова слушать рассуждения сотника о хищниках и жертвах . Горбун сидел рядом с ним на корточках — теперь он снова был таким, каким его привык видеть чующий — седые, стянутые узким ремешком волосы; смуглое, прорезанное глубокими морщинами, нервное лицо с хищным носом и жестоким абрисом губ; "ястребиная" куртка и плащ с меховой опушкой... Разве что теперь на плече у сотника сверкала рубиновыми глазами большая металлическая пряжка в виде паука, которая с первого взгляда вызвала у Вела такое омерзение и неприятие, то он даже попытался отодвинуться от Олдена подальше. Но разбитое, искалеченное тело отказалось подчиняться Чующему, ответив на его попытку лишь новым приступом острой боли...
— Если ты думаешь, что умираешь, эмпат, то крупно ошибаешься, ведь ты уже умер в той чумной яме около стен Вильдно...— тихо произнёс сотник. Он осторожно коснулся длинными пальцами виска Чующего и добавил — Ты прошёл все испытания и теперь тьма забрала твоё прошлое, чтобы дать новое рождение, потому что даже свет пораждается тьмой.
Олден замолчал, точно ожидая какого либо вопроса,но Велу не хотелось ни спашивать, ни говорить— он лишь на миг смежил веки, отмечая, что рука сотника словно бы вбирала в себя как боль, так и мертвящее онемение, а Олден, выждав с минуту , снова заговорил:
— Сегодня — ночь Перевёрнутого Серпа — самая длинная и тёмная из годового цикла и она незря пользуется дурной славой , но именно этой ночью можно добраться до Истока . .. — пока сотник говорил , его лицо и фигура медленно , но неумолимо менялись — первым исчез горб, затем неуловимо изменились черты... Сидящий рядом с эмпатом Мегрен, увидев, как удивлённо расширяются глаза Вела, усмехнулся...— Соприкоснувшийся с Истоком становится одной из его капель , а это не только дар, но и испытание, поэтому лишь от тебя зависит, как ты распорядишься своей неразрывной отныне связью с Изначальным и в этом над тобою не могут быть властны ни Владыки , ни твой учитель, ни даже я... — после этих слов личина Мегрена рассыпалась в считанные мгновенья и теперь подле эмпата величественно восседал древний старик в короне из драконьих зубов — на его плечи был наброшен меховой плащ, а длинная, совершенно седая борода старца серебристым водопадом спадала ему на колени...
— Хозяин Троп... Седобородый... — одними губами прошептал Веилен, а старик согласно кивнул головой:
— Именно так меня теперь все и называют, но раньше у меня было другое, ныне забытое людбми имя, да и ты теперь больше не Веилен, а Велд — Снежный Ястреб — отныне и навеки. Поглощённый Россом и им же возрождённый, ты всегда будешь служить мне одним своим существованием, какую бы дорогу не избрал...— сказав это , старик ещё раз усмехнулся Чующему, а в следующий миг старый ворон, лукаво покосившись на эмпата чёрным глазом, поднялся в напоённый грозовой прохладою воздух...
Велд, с трудом подняв голову, следил за его полётом до тех пор, пока тот не исчез среди тяжёлых, серых туч, а затем, отмечая , что боль и мертвящее оцепенение ушли, оставив после себя лишь слабость, приподнялся на локте и огляделся по сторонам. Он лежал у кромки озера с тёмно бурой, почти чёрной водой, а от каменистых , голых берегов окружённого высокими скалами озера расходилось тысячи дорожек и троп — как хорошо протоптанных, так и едва различимых. Одни тропы вели к гордо высящимся на вершинах скал крепостям, другие обрывались у входа в рудники, третьи терялись среди корявых деревьев. Чующий подтянулся к воде вплотную и, зачерпнув горсть, поднёс её к лицу, но тут же, так и не сделав ни единого глотка, вылил зачерпнутое на землю, ведь оно оказалось совсем не водой, а кровью... Эмпат задумчиво посмотрел на озеро, затем перевёл взгляд на одетые в яркий багрянец и золото деревья и облитые алым светом скалы, и , сцепив зубы, с трудом встал. Тошнотворное головокружение едва не отправило его снова на землю, но Чующий, упрямо мотнув головой, остался стоять на предательски дрожащих ногах... Кровавое озеро и залитая алым долина были нечеловечески величественны и мрачно-красивы, но от этой красоты на душе становилось печально и горько, да и ни одна из дорог Чующему не приглянулась... В шахты ему спускаться не хотелось, в замки, похожие на цитадели Ирийских владык, тоже не тянуло... Оставался лес, но и искать укрытие под сенью старых корявых деревьев Велду почему то претило... И тут внимание эмпата привлёк мелькнувший на далёком перевале огонёк — слабый, дрожащий — словно кто-то поставил тонкую, плачущую воском свечку на окно... Велд мигнул, мысленно оценивая растояние — далеко., да и узкая , ведущая к перевалу тропка была каменистой и наредкость извилистой — она то уходила в заросшие колючим шиповником овраги , то терялась в лесу, то превращалась в едва заметную нить над крутым обрывом... Далёкий огонёк затрепетал, словно от ветра, и Велд , не колеблясь больше ни минуты, шагнул вперёд. Уже первые несколько десятков шагов дались ему с трудом, но эмпат не собирался сворачивать с выбранной тропы,ведь от одного взгляда на далёкий огонёк у него на душе становилось теплее — ему почему то представлялось затянутое слюдой окошко , за которым и светит выставленная для него свеча. Именно для него — чтобы не сбился с пути , не заплутал в кромешней тьме! И не важно кем выставленная — чудом выжившими близняшками или той девочкой с сожённого хутора... Он не подведёт ждущих его и обязательно дойдёт до перевала... Где то вверху насмешливо зарокотал гром, а через несколько минут на долину обрушилась почти отвесная стена ливня:из-за низких туч совсем потемнело, камни стали неимоверно скользкими, а овраги превратились в русла бурных потоков, но Чующий , рискуя сломить себе шею, продолжал идти по выбранной тропе, а свеча впереди всё так же горела...
Уже почти полностью переменившая шубу белка мелкими прыжками пересекла поляну, а затем встала столбиком и настороженного посмотрела на такого же неподвижного, как высящиеся вокруг камни человека — ночью выпал первый снег и теперь на плечах стоящего на коленях воина густо искрились снежинки , а на его бровях и ресницах серебрился иней. Но он словно бы и не чувствовал холода — его лицо было спокойным и отрешённым и не выражало ничего, кроме глубокой сосредоточенности... Осмелев, белка приблизилась к непонятному человеку вплотную, но внезапно глаза воина открылись, а ещё через миг он вскочил на ноги. С его плеч и одежды посыпались льдинки и снежные хлопья, белка тут же метнулась обратно в ельник, а Олден бросился к кромлеху, но не дойдя до него всего нескольких шагов, вновь застыл , недоверчиво глядя на закрывающий вход камень... Замершее на невыносимо долгую минуту сердце эмпата вновь ожило , и хотя его биение поначалу было неровным и слабым, отодвигать плиту уже не имело смысла. Олден склонил голову, придирчиво вслушиваясь в едва различимые даже для его чутья удары, ещё раз пристально взглянув на кромлех и вернулся к расстеленному плащу . Поднял его с земли, отряхнул и накинул себе на плечи...
Хотя эмпат вроде бы прошёл все испытания и Седобородый принял его жертву, уходить в землянку на отдых Олден так и не решился — слишком уж непредсказуемым нравом обладал Хозяин Троп и кто знает, что он приберёг для Чующего напоследок — награду за пережитое или очередное душераздирающее видение... Сотник отошёл к ближайшей ели и, опёршись о шершавый ствол , вновь погрузился в невесёлые воспоминания — когда то он сам провёл в Росском кромлехе одну ночь , ведь это был единственый способ вернуть насильно заблокированные способности ... Седобородый и вправду обладал тяжёлым даже для божества характером — в ту безлунную ночь колдун не только выл от боли, но и едва не размозжил себе голову о холодные камни кромлеха от зверинной тоски и бессильной ярости, а видения продолжали кружиться вокруг него в безумном хороводе — дразня и издеваясь .Чаще других ему являлся Дорит — тот,благодаря кому Олден изведал и тайны магии, и предательство,и жгучую ненависть...
— Оставшись в этом ущелье ты погубишь и себя и свою сотню, Олден — это понимают даже зелёные новички, поэтому никто не посчитает тебя трусом, если ты откажешься выполнять приказ... — щуплый и остроносый, с постоянно слезящимися красными глазами Хингард хоть и заслужил среди "Карающих" за свой внешний вид прозвище "Крыса" на самом деле по характеру ничем не походил на обитателя свалок. Как отрядный алхимик ,он мог бы так же как и его собратья по ремеслу пережидать сражения за спинами воинов , но он никогда этого не делал , всегда сражаясь в первых рядах, а прилепивших ему прозвище насмешников от смерти на поединке спасло лишь то, что Хингард обладал хорошим чуством юмора и смелостью признать то, что сходство между ним и зверьком действительно есть. ..
Олдена Хингард, начавший свой путь в трущобах Милеста и до сих пор сохранивший острую неприязнь к аристократам, воспринял поначалу лишь как ненужную обузу ( он и так не питал особой любви к Дориту, а теперь ему ещё и предстояло объяснять племяннику тысячника тонкости алхимии и медицины) , но при более близком знакомстве "Крыса" даже проникся к горбуну симпатией , ведь Олден оказался совершенно не похож на своих однолеток из благородных семей, а к алхимии относился не как к своду занудных правил и формул, а как к искусству... За прошедшие несколько лет горбун полностью усвоил науку Хингарда и стал опытным воином, которому вряд ли нужна была какая либо опека , но теперь " Крыса" не мог не попытаться отговорить Олдена от выполнения смертоубийственного приказа Дорита... Но горбун на слова Хингарда лишь невесело усмехнулся:
-Приказы не обсуждаются,а выполняются . К тому же, у меня нет выбора...
Хингард возмущённо фыркнул, но ничего не сказал, и так поняв то, что осталось непроизнесённым. Олден подлил ему ещё вина, но сам пить не стал , а опустил голову и задумался... Для него уже давно не были тайной тёмные стороны Доритовской натуры — больше всего дядя не любил и опасался тех, кто мог впоследствии занять его место: за последние три года на глазах у Олдена Дорит сжил со свету двоих отважных и талантливых бойцов, поручив им задание, выполнить которое можно было лишь ценой собственной жизни — что-то похожее на то, что сегодня озвучилось Олдену. Впрочем, горбун уже давно ожидал подобно приказа, ведь отношение к нему дяди сильно изменилось — с тех пор, как Олден был отмечен самим Амэнским владыкой за смелость, Дорит стал видеть в горбуне не своего ученика и даже не племянника, а с каждым днём растущую угрозу... Нет, глава "Карающих" не задвигал Олдена и не преуменьшал его заслуг, но с тех пор, как горбун получил в своё командование четвёртую сотню, между ним и дядей образовалась непроницаемая стена...Сотник ни жестом, ни словом не выдавал то, насколько сильно его затронула ледяная доритовская отчуждённость, понимая, что даже прямой вопрос ни к чему не приведёт и не заставит Дорита быть откровенным... И вот сегодня худшие подозрения горбуна наконец получили потверждение: дядя, старательно глядя куда-то мимо племянника, озвучил приказ . Но Олден, услышав короткие , словно рубленные фразы, почувствовал себя так, словно с его плеч свалилась гора — мучительная неопределённость наконец-то за
кончилась ...
Горбун поднял голову и увидев расстроенное лицо "Крысы", тихо произнёс:
— Не спеши меня хоронить, Хингард. Я найду выход...
Но алхимик лишь покачал головой:
— Не надо искать то, что и так перед тобой. — а затем "Крыса" нагнулся вперёд и едва слышно прошептал.— У владыки Амэна есть глаза и уши повсюду, Олден!.. Тебе надо всего лишь не лезть на рожон и оттянуть время...
Но Олден на очередное увещевание алхимика лишь упрямо тряхнул головой:
— Я никогда не прятался от судьбы и не просил о снисхождении. Не буду делать этого и сейчас!..
Рассвет задерживался, а пронзительный холод заставлял ежится даже опытных воинов, которым уже не раз приходилось испытать на своей шкуре недружелюбность и суровость крейговских зим. Но Олден словно не чувствовал холода — он сидел на своём коне совершенно неподвижно, неотрывно глядя на почти невидимую на тёмном небе рванную линию горных вершин. Он словно искал какой-то знак, какой-то символ... Его раздумья посмел прервать вконец замёрзший Горти, ставший теперь десятником...
-Люди ждут, глава...
Олден медленно отвёл глаза от чёрного неба и одарил Горти холодным взглядом, но так ничего и не сказал — десятник был из той породы людей, которым всегда необходим хозяин. Горти, вначале не воспринявший бывшего младшим его на пару лет Олдена всерьёз, после нескольких боёв полностью переменил своё мнение, а Олден , хотя и презирал Горти, не отказал себе в маленьком удовольствии обзавестись личным псом... Постепенно он полностью подчинил себе волю Горти , а став сотником, сделал уже идеально выдресированного им "Молниеносного" десятником... Такие вольности, как сегодняшняя, вполне допускались Олденом , ведь прирученому псу иногда дозволяется то, что запрещается другим — главное , чтобы грань не переходил, а у Горти хватало ума не переступать установленных границ...
Олден перевёл взгляд на свою сотню и ещё одну нестерпимо долгую минуту изучал лица воинов и лишь затем заговорил:
-Согласно приказу главы мы должны остаться в Змеином ущелье и остановить здесь отряды " Нетопырей" и пришедших на подмогу крейговцам "Сов". В грядущей битве я хочу видеть рядом с собою лишь тех, кто готов пойти вместе со мной даже в Аркос, поэтому сомневающиеся могут остаться с основными силами. ..
Как и думал Олден, строй дрогнул — вначале трое, а по ещё пятеро воинов , пряча глаза от товарищей, выступили из строя... Горбун, сохраняя на лице каменную невозмутимость , считал отступников — восемь, десять... Пятнадцать... Что ж , не так уж и много... Помедлив ещё минуту и убедившись, что к вышедшим из строя больше никто не присоединится, Олден ещё раз внимательо посмотрел на оставшихся и направил коня в сторону ущелья, которое, по замыслу Дорита, должно было стать его могилой...
