Раскрыть ладони

— Хотите попробовать? Вдруг получится?

Хозяин Виноградного дома нахмурился, с виду грозно и сурово, но в голосе довольных ноток стало только больше:

— И снова молодец! Неужели она тебе была так дорога, что честь и гордость воды в рот набрали?

— Dyesi Каелен попросила. Я согласился исполнить ее просьбу.

Усмехается:

— Еще бы меня следовало спросить, так, для порядка.

— Будете утверждать, что не хотите наслаждаться жизнью вместе с красивой молодой женой?

Губы Райта несколько раз дрогнули, но старик все же заставил плоть подчиниться духу и вернул на лицо спокойную уверенность:

— Хотел бы. Ой, как хотел... Только не могу. Потому что мое счастье грозит бедами моим... Нет, детей у меня не будет. Ни с Келли, ни с кем-то еще.

Странное утверждение.

— Но почему? Считаете это невозможным?

— После встречи с тобой? Нет. Вчера, когда ты ушел, я первый раз за много лет по дому без боли прошелся. Не на раскаленных спицах, а на ногах. Прежних, таких, на которых молодым бегал. Поэтому верю, что и все остальное ты сможешь поправить, но... Мне это не нужно.

— А вашей супруге? Она ведь хочет родить для вас наследника.

— Наследника... — Он оперся о подлокотники и напряг спину. — Наследника... Знаешь, почему я пустил тебя в свой дом? Потому что мы с тобой очень похожи в одной вещи.

— В какой же?

— Мы оба ненавидим магов. Причем, по одной и той же причине. Назвать ее? Или сам скажешь?

— С чего вы взяли? Я тоже маг, и в скором времени...

Райт горестно покачал головой:

— Только не ври сам себе. А мне твоя ложь и подавно не нужна. Ненавидишь ведь? Ненавидишь. А можешь сказать, почему?

Конечно. И очень сильно. Потому что они успешнее меня. Потому что умелее. Потому что сильнее. Потому что...

— Потому что они могут делать то, чего не могу я.

— Верно! Но зато и ты, и я можем делать что-то, недоступное для них. Никогда об этом не задумывался?

И что толку в моих умениях? Разбирать заклинания на кусочки? А зачем это нужно и кому? Убирать наскучившие иллюзии? С этим справится любой маг, но они предпочитают не тратить время попусту, если есть такое ничтожество, как я, живущее объедками с чужого стола. Помогать ворам, снимая охранные заклинания? Можно. Но мерзко и противно. Поправлять больную плоть? Мне никогда не разрешат это делать свободно и открыто. Да я и сам не всегда и не на все решусь, а учиться не у кого. Мы все владеем несметными сокровищами, так выходит по словам господина Амиели? Может быть. Но содержимое моего сундука давно затерялось в густой паутине.

— И что можете сделать вы?

— Оставить с носом весь Анклав.

И я даже знаю, каким образом. Без подробностей, конечно, лишь в общих чертах... Но мне нельзя показывать своей осведомленности, верно?

— Весь? Это как же?

— А так, — он довольно потер руки. — Мой род уже несколько столетий служит Анклаву. И я бы много крепких слов сказал тому из своих предков, который заключил Договор крови.

Так вот в чем дело... Дядя рассказал мне кучу интересностей, но о главном умолчал. Договор крови, значит? Подписывающая его сторона обрекает весь свой род на вечное служение нанимателю. Вечное и беспрекословное. Те члены семьи, которые захотят избежать исполнения обязанностей, быстро и просто уйдут за Порог, причем без вмешательства кого-то стороннего. Попросту наложат на себя руки. Древняя магия, страшная и непреодолимая, растворенная в живой крови: давным-давно эти чары были запрещены, и если верить легенде, запрет исходил от драконов, в те времена свободно разгуливающих по земле. И ослушников предавали жуткой смерти, потому желающих нарушать запрет не находилось... Пока не начала тускнеть память об ужасе наказаний за означенные проступки.

Значит, именно так Анклав добился подчинения от рода Амиели? А я было удивился, как же за столько лет договоренность ни разу не нарушалась!

— И вы...

— Я нашел способ разорвать договор.

— Вы хотите...

Глаза Райта, ясные и блестящие, вспыхнули еще ярче.

— Умереть. Разумеется, не сегодня и не завтра, хотя мой час не так уж далек... Но оставлять наследников моей крови я не хочу. Хватит рабства! И как бы Келли не злилась, от меня она ребенка не получит. Никогда.

И когда ему стал виден выход из тупика? Наверняка, довольно давно. Многие годы последний из рода Амиели следил за тем, чтобы оставаться таковым. Именно последним. На это требовалось много душевных и телесных сил. Я бы не смог. Я бы продал будущее своих детей, если бы мне пообещали, что они будут одарены в полной мере.

— Вы очень сильный человек.

Седая голова качнулась:

— Вовсе нет. Слабый и трусливый. Заперся от всего света в этом доме, отказался от борьбы.

— Но вы же сами сказали, что хотите уберечь своих наследников от незавидной участи.

— Да. Тем, что не позволю им родиться. А что скажут мне их души, когда я сам отправлюсь за Порог? Будут благодарить или проклянут?

И кто ответит? Я не слишком-то верю, что где-то там, в Серых Землях рука об руку бродят нерожденные и уже закончившие свой путь. Но Райт верит. Будет верить, несмотря на все возражения. И я ему завидую. До шипастого комка в горле. Потому что сам не верю ни во что, а только делаю вид.

— Они поймут.

— Думаешь?

— Им не останется ничего другого.

— И то верно... Хотя, у меня еще есть одна надежда. Появилась намедни. Крохотная такая... Но о ней слишком рано говорить.

Дверь распахнулась. Могу поклясться, стражник, вошедший в комнату, был вовсе не тем, что оставался на посту, охраняя покой своего хозяина, а поднялся снизу, но приближающихся шагов слышно не было. Или местные наемники умеют ходить бесшумно, или среди заклинаний, опутывающих дом, имеются и чары, влияющие на звуки. Не удивлюсь, если ночью все происходит наоборот: малейший шорох звучит громче небесного грома.

— Господин, вас ожидают внизу.

— Кто?

— Посыльный Анклава.

— Как интересно... — Райт подозрительно сощурился. — И зачем понадобился я? Если он доставил послание, почему не уберется восвояси?

— Он желает передать его лично в руки.

— Сколько лишних церемоний... — Хозяин Виноградного дома крякнул, поднимаясь из кресла. — Придется ублажить господина посыльного. А ты пока побудь здесь, мы ведь больше чесали языками, чем занимались делом, а платить за сотрясание воздуха я не стану.

Кто бы усомнился! Есть у старика, кому передать наследство, или нет, но лишней монетки он все равно из рук не выпустит. До самой смерти.

Меня снова не удостоили и взглядом, а когда дверь закрылась за Райтом и его охранником, в комнате стало тихо и совсем безжизненно. Ой, ноги-то я отсидел! Теперь главное, не торопиться их выпрямлять, чтобы не натрудить растянутые связки ненужным усилием, а то могут и порваться. Так, осторожненько, медленно, затаив дыхание... Есть! Еще пара минут, и кровь вернет своему бегу привычный ритм, а я пока осмотрюсь. Мне же надо исполнить поручение?

Надо. Но... Получается, и Анклав, и Амиели правы в своих притязаниях и решениях. Но один из них определенно правее. Вот только, кто?

А хотя, зачем мне это знать? Мое дело маленькое, всего лишь попортить заклинание, и то ненадолго. Нет, правильно говорят, чем больше знаешь, тем неспокойнее спишь! Еще сегодня утром я с легким сердцем отомстил бы старику за вчерашние унижения, а сейчас стою и, растерянно проводя пальцами по горячему шелку охранных чар, думаю, а стоит ли действовать против хозяина Виноградного дома.

Почему я принял сторону Анклава? Причислял себя к магам. Наивно и глупо, но мне хотелось и хочется стать одним из них полноправно, а не с горой оговорок. И если меня оставят в покое, а господин старший распорядитель вполне может это устроить, я рано или поздно найду способ научиться плести заклинания, ни в чем не уступая своим соперникам. Ну, почти ни в чем, потому что мне все равно понадобятся чужие объедки.

Значит, Райт был прав: я так и останусь посередине. Чуть ближе к одной из сторон, чем к другой, но все же недостаточно близко. И никакие жертвы, никакие услуги не помогут стать "одним из". Мне нужно что-то решать, и быстрее, потому что время только и знает, что уходить прочь. И я решу. Но сначала... Попробую в последний раз убедиться в своей невезучести. Уберу "охранку". И если после всего этого дядя не исполнит свое слово, выбор будет ясен.

Как же туго натянуты невидимые струны! Нехорошо. Чем больше натяжение, тем меньше свободы, а свобода необходима для главной вещи на свете — жизни. Ослабим узелки, подвинем налево, направо, вверх и вниз, позволим нитям вольготно колыхаться на ветру, раздвинем занавеси... Готово. Не знаю, кто и как будет пытаться сюда залезть, но проход открыт. И останется таковым еще в течение двух-трех часов, а потом... Потом не моя печаль. Сказано — сделано. Теперь ход за вами, господин старший распорядитель! Вернее, за вашим наемным вором.

* * *

— Ну как?

Вопрос звучит жадно, почти неистово, но тихо, словно задающая его боится быть услышанной за пределами комнаты.

Не хочется огорчать тебя, Келли, совсем не хочется. Может, соврать? В самом деле, какие у меня обязательства перед богатой благородной дамой? Никаких. Только желание и честное слово. Но договоренность тем и хороша, что должна выполняться обеими сторонами, а мне даже не намекнули на размер оплаты.

Оборачиваюсь.

Кружево, кружево, кружево. Затейливое, плотно охватывающее фигуру, но позволяющее заметить, что под ним нет ничего, кроме голой плоти. Цвета масла, сбитого из самых лучших сливок, шелковистое, поблескивающее при каждом колыхании свечных огоньков. И ожерелье на сей раз не жемчужное, а янтарное, но могу поспорить, надетое все тем же образом.

— Ну?

Темное золото локонов поднято вверх и сколото добрым десятком шпилек. Черты лица безупречно оттенены краской. Картина, а не женщина. Любовался бы неделями напролет... Но дотрагиваться почему-то не хочется.

— Ты будешь отвечать?

Наверное. Работа окончена, теперь можно и поболтать. Вот только, о чем?

А от открытого окна дует. И хотя воздух снаружи дома гораздо теплее, чем внутри, стоять на пути этого потока неприятно. Лучше пройду вглубь комнаты. Навстречу Келли.

— Разве он не порадовал тебя вчера сам? Ноги постепенно поправятся. Не за пару дней, конечно, но довольно скоро.

— Причем тут ноги?! А другое? Как с ним?

— Никак.

— Ты уверен?

— Я даже не буду пробовать.

Карие глаза угрожающе сощурились:

— Это еще почему?

— Потому. Ты давно знакома с господином Амиели?

Она даже не заметила, что я нарушил требование обращаться к бывшей возлюбленной со всем почтением.

— Немного меньше, чем с тобой. Но причем здесь...

— Ты могла бы догадаться, что он умный человек. Должна была догадаться.

Щеки Келли, и без того не особо пылающие румянцем, побледнели еще сильнее.

— Хочешь сказать, я дура?

Не то, чтобы... Просто не слишком наблюдательная и одновременно чрезмерно увлеченная исполнением своих желаний особа.

— Ты много раз была с ним? Не прошу называть, сколько именно, просто скажи: много?

Она нехотя процедила сквозь зубы:

— Да.

— И он хотя бы однажды позволил завершить близость... тем, от чего появляются дети?

Молчание. Тишина напряженных воспоминаний. Ошеломленное признание:

— Нет...

— А ведь ему, как человеку богатому, было бы все равно, верно? Такой, как dyen Райт, может признать и прокормить хоть сотню бастардов.

— К чему ты клонишь?

— Он не дал свободы своему семени, потому что не хотел.

— Но теперь все иначе! Я скоро стану его законной супругой и...

— Ничего не изменится, Келли. Мне очень жаль. Правда.

— Он... Он сам тебе так сказал?

— Сам.

И все же, хоть убей, не понимаю, зачем хозяин Виноградного дома так поступил. Я не настаивал на откровенности, даже давал понять, что не желаю вникать в семейные тайны. И все же оказался допущенным к чужим секретам. Зачем? Не люблю испытывать подобное недоумение, потому что вслед за ним приходит страх неизвестности.

— А почему он вообще завел об этом разговор? Уж не потому ли, что ты... Ты разболтал о моей просьбе?!

— Келли, поверь, он и так все знал. Говорю же, dyen Райт — умный человек, и он не мог не...

— Разболтал! Сколько он заплатил тебе за предательство? Сколько?

Тоненькие пальчики стискивают мою рубашку.

— Сколько?! Как дорого ты продаешься?

— Келли, я вовсе ничего не говорил. Ни словечка.

— Сколько?!

Неловко сжатый кулак ударяет мне в грудь. Больно? Не знаю. Не задумываюсь. Потому что с удивлением пытаюсь понять, почему из гневно искривленного рта Келли пахнет несвежим трупом.

— Келли, успокойся. Тебе просто не повезло... Но ведь дети — это еще не все. Ты сможешь жить, как хотела...

Хотя, как только бумага будет выкрадена, Райт, скорее всего, потеряет свое состояние. Правда, и в этом случае девица ничего не потеряет. Просто уйдет восвояси. Найдет себе нового покровителя. Или даже вернется ко мне... Не-е-е-ет, только не это!

— Ты ничего не понимаешь! Если детей не будет, он...

— Он не изменит к тебе отношения, не бойся.

Да и куда менять-то? Если верить тому, что я слышал, хозяин Виноградного дома и так невысоко ценит прелести своей избранницы. Но зачем тогда все затеял? Вопросов становится больше и больше, а неумелый кулачок бьет все ощутимее и ощутимее.

— Это ты, все ты! Ты рассказал ему о нас, да?!

— И словом не обмолвился. Он все знал заранее.

Занавеси всколыхнулись, коротко и осторожно. Кто-то пришел? Неужели вор не потерпел до наступления ночи? Рвение, конечно же, заслуживает уважения, но не во всяких делах.

— Небось, опорочил меня, как только мог?

Интересно, что я мог бы рассказать Райту, чтобы принизить в его глазах девицу из Дома радости? Ума не приложу. Воображение пасует и сдается. А Келли-то заигралась... Почувствовала себя знатной дамой? Заговорила о чести? Эх... Как быстро. Неужели, я, получив от дяди обещанные блага, тоже начну задирать нос, забывая о прежней жизни? И буду выглядеть столь же мерзостно?

— Келли...

Замах проходит чуть шире, чем предыдущие, пальцы разжимаются и смыкаются снова, приглушая золотистый блеск. А мгновением спустя я понимаю, что именно мимолетно блеснуло в кулаке. Шпилька, выдернутая из причудливой прически. Поговаривают, аристократки используют украшения для волос в качестве оружия. Что ж, сейчас проверю на собственном опыте. Уйти от удара будет сложновато, но возможно. Вот только боюсь, этот выпад я уже не оставлю без ответа, и придется напомнить Келли, что она пока еще стоит со мной на одной ступени, а то и чуть пониже...

Резкий рывок, заставляющий женщину остановить занесенную руку. Звенья ожерелья, впившиеся в плоть над кружевным воротником. Удивление в карих глазах, быстро сменяющееся ужасом, потому что янтарная нить, затянувшись, не позволяет вдохнуть. Глухой хруст ломающихся позвонков на следующем шаге внезапно замедлившегося времени. Выпущенная из затянутых в перчатки ладоней голова Келли безвольно и слишком свободно для живого человека склоняется на сторону, а тело, лишенное последней поддержки, остается стоящим менее вдоха. Моего, конечно же, потому что грудь под нежно-желтым кружевом вздыматься больше не будет. Никогда.