Генри, ты - Охотник!

Но оставалось совсем немного. Михаэль взошёл по ступеням, над ними был козырёк на котором однажды можно будет увидеть название, о котором будет знать любой Нелюдь. Михаэль Рихтер положит на это свою жизнь. И не только он. Рихтер оглянулся, уже держась за позолоченную ручку, чтобы посмотреть на Генри. Мальчишка с ясными зелёными глазами, ещё не выгоревший от борьбы и трудностей которые их всех только ждут. Не заматеревший, наивный и ничего не умеющий. Михаэль будет наблюдать за тем, как взрослеет этот маленький щенок, как совершает ошибки.

Рихтер дождался, когда Генри остановится у угла, чтобы найти своё транспортное средство с мерзким характером.

Генри не прочитал инструкцию и ничего не знал о единорогах, поэтому, когда он завернул за угол и столкнулся с осуждающим взглядом — он не ожидал последовавших за его появлением событий.

Кларент развернулся целиком к нему, окатил взглядом полным осуждения и самым простым гуманоидным баритоном сообщил:

— Ты нарушаешь правила.

Генри раскрыл рот и довольно глупо переспросил:

— Правила?

— Да, — кивнул единорог, — Правила. Меня нельзя оставлять одного.

— Что?

— Да, — последовал новый важный кивок, — Я вожак стада, мне положено лучшее место, внимание и чистка шкурки раз в час.

— Чистка... шкурки?

Лицо Генри выражало скептицизм, но Кларент не был в силах распознать эту эмоцию, он важно продолжил, со злым сарказмом:

— Именно, глупый человек. Прекрати переспрашивать.

— А ты значит — умный, — кивнул Генри, прикрывая глаза и размышляя о том, что ему в этом городе и так достаётся, так ещё и транспорт — болтает. И оскорбляет.

— Ответ — положительный.

Блэк поджал губы и закатил глаза:

— Подставляй бок, умный и положительный, мне нужно в седло, мы отправляемся к Библиотеке.

— Туда нельзя.

— В библиотеку? — Генри вскинул брови, — Почему?

— В седло.

— Нельзя — в седло, — повторил Генри, кивая, — Потому что?

— Ты правила нарушаешь.

— Поэтому ты работать отказываешься?

— Правила — для всех, — гордо сообщил единорог и задрал голову, вздёргивая нос. У лошади это смотрелось странно, отметил про себя Генри.

— Я их не знал!

— Незнание правил, человек, не снимает с тебя ответственность за их нарушение, — наставительным тоном сообщил Кларент и снисходительно скосил глазом на Генри. Тот смотрел на единорога со скепсисом и недовольством:

— Я тебя тут сейчас тогда кину.

— Нельзя, — качнул головой тот в ответ и собирался что-тодобавить, но Генри прервал его:

— Правила не позволяют?

— Так ты всё же не медузьи мозги имеешь! — обрадовался единорог и всхрапнул, что, возможно, должно было означать смех.

Генри снова закатил глаза и вздохнул с усталостью.

— А сделать Кыздырма по правилам можно?

Кларент вперил недоумевающий взгляд в Генри, который в этот момент очень гордился тем, что смог вспомнить когда-то слышанное татарское слово. Единорог опустил его с небес на землю:

— Кого из дырма?

Генри озадаченно моргнул в ответ на вопрос и закатил глаза, чувствуя, что очень долго сейчас будет спорить и пытаться куда-то добраться.

Смотрительница ждёт Генри лишние полтора часа. Не то чтобы она в полной мере смогла заметить это пропавшее время, но его видел сам Генри. Когда он появился перед безразличным взглядом Реджины — Блэк не знал, куда себя деть. Смотрительница же окинула взглядом Кларента и словно и так всё поняла. Генри не знал, знакома ли она вообще с этим конём, он бы не удивился, но она точно не выразила никаких вопрос.

Генри слез со спины единорога, попытался выполнить его требования под недовольные комментарии и поспешил следом за уже развернувшейся и пошедшей вперёд Реджины.

Он догнал её на поворот, и Смотрительница благородно сделала вид, что не видит, как он задыхается и как отстал.

Реджина не торопливо шла по улицам, то и дело внезапно сворачивая и Генри начал подозревать, что они ходят кругами. Он бы был в этом уверен, если бы не помнил о том, как меняется город. Иногда дома весьма кардинально меняют своё местоположение, и Генри сомневался даже в том, не меняются ли Ратуша и Библиотека. Блэк спешил за Смотрительницей, впервые отвлекаясь, по-настоящему, на окружающую действительность.

Блэк с сомнением покосился в сторону Реджины, снова окидывая её взглядом, как когда-то при первой встрече и задержался на тонкой цепочке, которая уходила за ворот свитера. Генри не смог бы себе объяснить, почему был уверен, что это крест. Сама Реджина пожала бы плечами и сказала, что это он свою религию навязывает другим и считает единственно правильной. К счастью для себя Ген не приходило в голову как-то обсудить подобное.

— Я хотел бы узнать кое-что. О городе.

Реджина бросила в его сторону плохо читаемый взгляд, и Генри предпочёл понять его как поощрение говорить дальше:

— В городе есть кристианский костёл?

Реджина сбилась со своего ровного плывущего — как в болоте — шага, но не остановилась. Лицо её не выражало вообще ничего и Блэк растерялся, силясь решить — стоит ли ему снова задавать вопрос или это плохая идея вообще.Генри был по-настоящему верующим человеком и нуждался в возможности посещения воскресных служб — хотя бы их — и потому решительно повторил свой вопрос в другой форме:

— Возможно, я могу где-то посещать службы?

Смотрительница — в этот раз она не сбилась с шага — прикрыла глаза на пару мгновений.

И ничего не сказала, снова полностью проигнорировав Генри, как будто тот ничего не спрашивал. Блэк нерешительно прикусил губу, думая, что, может быть, Нелюди не могут посещать службы и вообще верить в бога.

Касательно веры Генри ждал большой сюрприз уже в конце их нынешнего пути.

Каменный дом, к которому Смотрительница привела Блэка — стоял на холме. Один его вид вызывал в Генри столько удивления, что она замер широко распахнув глаза и раскрыв рот так широко, что у залетевшей бы туда мухи были все шансы добраться до пищеварительного тракта в самый конец по прямой. Массивный и огромный дом в античном стиле очень тяжело было даже мысленно называть "домом", он был странным, похожим на древнее античное здание, но с окнами на нормальном этаже и со стеклопакетами в них. Словно на обычный двухэтажный дом кто-то сверху натянул личину греческого храма с толстыми колоннами и статуями. Генри не мог определиться кажется ли ему дом красивым, или же он полностью и целиком ужасен.

В этот раз Смотрительница никуда не звонила, они даже не успели подойти к отсутствующей двери — вместо неё был проход, словно это и правда был храм, занавешенный чем-то прозрачным и лёгким — как им навстречу вышла высокая сероокая и русоволосая женщина. Она мягко улыбалась и смотрела так, словно уже всё знает. Мудрый взгляд заставил Генри усомниться в том, что женщина так молода, как выглядит.

— Афина, — Смотрительница улыбнулась, немного оттаивая, словно бы выныривая из мутной болотной воды в которой обычно существовала. Генри приподнял одну бровь, интуитивно ощущая, что не понимает чего-то очень важного, упускает из вида многое, что при этом у него под носом. Это ощущение Генри ненавидел с детства.

— Рада приветствовать, — Афина величественно кивнула и Генри ощутил, что ещё немного от захлебнётся от ауры, которую распространяла вокруг себя женщина. Он осторожно отступил назад, не слишком веря, что это поможет, но, не зная, что ещё предпринять. Афина повернула к нему голову, рассматривая.

Реджина молча ожидала вердикта, а Генри не мог понять, что происходит и почему Смотрительницы молчит. Генри мысленно обратился к Кресту и Джошуа, вопрошая о том, доколе он будет не понимать происходящего в этом дивном и новом мире.

Афина качнула головой в отрицании и Реджина разочарованно прикусила губу, впервые выглядя по-настоящему молодо.

— Вообще ни как?

Генри бросил в её сторону вопрошающий взгляд, но ответила ему сама Афина.

— Ты слишком честно веришь в собственного бога.

Генри, нахмурившись, посмотрел на неё, ощущая растущую внутри неуверенности и панику. И, глядя на то, как в его голове крутятся шестерёнки, Афина рассмеялась:

— Я Афина Паллада. Богиня мудрости, но обучаю я лишь тех, кто в меня верит.

Глаза Генри широко распахнулись, он в удивлении раскрыл рот, и где-то глубоко внутри него вспыхнул восторг. Афина заинтересованно приподняла брови, и её улыбка снова стала чарующей и таинственной:

— Может однажды в будущем, — проронила она в сторону Реджины и развернулась, чтобы вернуться в свой дом, уже стоя в дверях, она мягко произнесла, обращаясь только к Реджине:

— Была очень рада встретиться, рыжий совёнок.

Афина скрылась в доме, а Генри слепо последовал за Реджиной, в какой-то момент он аккуратно поймал Смотрительницу за локоть, останавливая, чтобы спросить:

— Она правда Богиня?

Та наклонила голову к плечу в своём неизменном птичьем жесте и проскрежетала в ответ:

— Всё может быть, — призналась Реджина, и добавила сказанные ей самой не так давно слова, — Мир очень не обычное место.

Расставшись со Смотрительницей у Библиотеки Генри, глянув на часы, бросился к дому капитана Бэр, не вспомнив при этом про Кларента. Единорог с осуждением посмотрел ему в след и возмущённо фыркнув, покосился в сторону читающего газету Анубиса и ничего не сказал.

Блэк обрался до нужного адреса с опозданием, дважды заблудившись по дороге и один раз, едва не угодив под единорога, впервые при этом встретив где-то другого наездника.

Эльза впускает его в дом и указывает на лестницу на второй этаж, на вешалке висит сумочка Лилит — и это подсказывает Генри, что его напарница уже тут. Блэк чувствует себя немного виноватым и смущено смотрит в сторону Бэр, но та ни как не показывает недовольство — если оно есть.

Генри благодарен за это. Он поднимается по лестнице, пока Эльза отвлекается на что-то на первом этаже, Блэк улавливает, что она кого-то зовёт, но не прислушивается. Ему больше интересны старые деревянные перила, с вырезанными лепестками и завитушками, и обои с вензелями. Генри кажется, что на стенах ткань, а не бумага, но он не трогает, чтобы проверить. Если бы ему пришло в голову провести рукой по стене, то он выяснил, что на стенах и правда ткань.

Генри замирает ненадолго в коридоре второго этажа, оглядывается и видит в конце — открытую дверь, от которой падает свет. Блэк отправляется туда, по коридору, когда слышит речь из одной из комнат:

— Милые, вам не получится тут остаться, — говорит кто-то басом, похожим на далёкий рокот камнепада, Генри всё ближе к комнате, из которой слышит голос и неосознанно замедляется, прислушивается (хотя сам не сможет объяснить, почему и зачем), — Вас нужно повесить в иное место.

Блэк не слышит есть ли какой-то ответ, в общем-то, даже подойдя к самой комнате, он ничего не слышал, только бас и тихий звон, словно бы хрусталя.

— Ну же, маленькие, не плачьте.

Генри заглядывает в проход, — дверь в комнату ещё не поставлена, стоит в той же комнате, рядом, — и видит огромную глыбу камня, она шевелиться и тихо воркует с люстрой, которую держит в руках. Блэк замирает, раззявив рот, смотрит во все глаза на живой камень.

— Вы говорите?

Генри сам не знает, о чём спрашивает: о том ли, что куча камней внезапно двигается и говорит, или же о том, что эта глыба говорит с люстрой, — точнее с камнями в ней.

Испуганное напряжённое "нет" не кажется Генри честным ответом, и он собирается сложить руки на груди и устроить допрос, но из комнаты в конце коридора — кухни — выглядывает Лилит и закатывая глаза шипит:

— Отстань от гнома!

И Блэк, поджав губы, спешит к ней.

Лилит смеётся, глядя на его лицо и нежно произносит, дразня:

— Миленький обиженный щеночек!

Блэк только фыркает себе под нос и ничего не говорит.

Центральный городской почтамт находится к Северу от Площади Роз. Пять минут через не большую аллею, в три рябинки и пару сиреней, и потом по кругу вокруг не большого пяточка травы и чахлых тюльпанов. Здание почтамта — приземистое, всего в один этаж и сильно вытянутое в разные стороны, когда-то в нём была конюшня при монастыре.

Здание несколько раз пытались перестроить, там какое-то время квартировал местный театр, ныне полностью закрытый, после этого здание использовалось как склад, а несколько лет — как временная церковь, пока костёл реставрировали.

Сейчас большие окна раскрасили витражи, и внутренности расцвечивали цветные лучи, танцующие по полу и стенам, а в здании обосновалась почта.

Реджина разглядывает общественный телефон на почте, деревянную дверь кабинки, испачканное стекло и чёрный металл трубки, полустёртый циферблат. Она пришла, потому что в городе больше нет общественных телефонов, а собственного мобильного Смотрительница не имела, тратя все деньги на Библиотеку.

Реджина не решительно тянет на себя дверь, чтобы оказаться в маленькой каморке метр на метр. У неё в руках оборванный лист бумаги, исписанный телефонными номерами с разными приписками. Мелкие цифры и буквы едва можно разглядеть, но Реджине нет до этого дела. Номера ей оставил ей наставник, последний, о ком она думает, размышляя о поисках наставника для Генри. Вообще-то изначально первый, но Медичи нет в городе, и только теперь Реджина решается позвонить.

Она осторожно набирает номера один за другим, ждёт, когда линия оборвётся или голос в трубке сообщит, что абонент не доступен. Реджина набирает цифры, одну за другой, держит трубку у уха, смотрит растерянно в лист. По ту сторону провода нет никаких изменений. Она не знает что это за номера — гостиничные или квартир, не имеет представления, к каким странам они относятся, просто надеется, что Медичи ответит на звонок.

Реджина набирает последний номер и, дождавшись коротких гудков, кладёт трубку. Несколько минут Смотрительница смотрит на написанные острым резким подчерком буквы и цифры и не знает, что ещё предпринять. Она чувствует не отчаянье, но усталость, не знает как быть и как справиться с той ответственностью, что на неё свалилась.

За дверью почты, на крыльце, она налетает на Михаэля, упирается носом ему в грудь и задирает голову, чтобы посмотреть в пронзительно-голубые глаза. Прежде, чем она открывает рот, чтобы что-то спросить — он машет руками и качает головой:

— Ну, я, конечно, могу ему мозги повернуть нужным углом, но не лучше ли чтобы они как надо сами встали?

Реджина захлопывает рот и виновато краснеет. Рыжий смеётся, мягко улыбается и, погладив её по голове, огибает, чтобы пройти дальше. Он оборачивается в дверях почты и смеётся снова:

— Не бойся ты так, Медичи вернётся и всё наладится.

========== 20. ==========

Генри идёт домой вечером, впервые не смотрит по сторонам, просто идёт вперёд и, иногда, задирает голову, чтобы посмотреть в небо. Он не чувствует лёгкости или спокойствия, но ему всё равно уже больше не плохо. Не плохо — это почти хорошо, это не "ни как" и уже "я пока жив". Генри идёт по плохо знакомым улицам, иногда заглядывает в карту и иногда забывает посмотреть под ноги. Ему нравится поднимать голову, чтобы посмотреть на звёзды. Усталому мозгу кажется, что они двигаются и меняют своё положение. Он запинается пару раз, смеётся сам над собой и с его губ не сходит лёгкая улыбка. Генри чувствует себя живым, после общения с Эльзой, Шарлоттой и Лилит. Он мог бы даже влюбиться в Шарлотту, но не судьба.