Очевидно, что факт гибели батальона княжьих стрелков неоспорим лишь для нас — случайно выживших свидетелей. Канцелярии Князя Белоярова всех павших выгоднее зачислить в предатели-перебежчики и затребовать себе пятьсот голов свежего пушечного мяса. Следуя букве устава — дезертиры мы и есть, поскольку приказ идти на соединение к экспедиционному корпусу Армии освобождения никто не отменял. То, что корпус, скорее всего, окружен у вольного города Грыма, батальон княжьих стрелков фактически уничтожен, а тракт Висельников блокирован превосходящими силами противника, никто учитывать не будет.
Как обычно фактическую информацию предоставил мне Ральф, а две двойки я сложил самолично, развивая мыслительный аппарат. Вот и нашел логичное объяснение буянов депрессняк, да и до меня таки дошло, откуда росли ноги у странной жадности моих подчиненных. Куланов они нагрузили безжалостно. Артиллерийские гамионы и джамья подлежали обязательной эвакуации вместе с оружием и боеприпасами. Мешки с чаем спас начальничьим произволом, сам виноват, не спорю, да и по соотношению цены и веса сплошной выигрыш. А вот тащить в обозе штуки дорогой ткани, керамические кувшины с ашем, короба с мылом и свечами, бидоны с алхимическими красителями и светильные лампы с запасом масла своего позволения я не давал. И совершенно напрасно, по мнению моих подчиненных и Ральфа.
— Так вот и у меня есть, что сказать вам... — Понимая, что пауза затянулась, я посмотрел в глаза всем собравшимся. — Помочь семьям погибших — дело доброе. Обещаю сделать все от меня зависящее, когда доберемся до расположения наших войск. Оставшаяся казна батальона пойдет на эти цели.
— А офицерские кошели? А иная добыча? Что с бою взято, то свято, — молвил Буян при общей поддержке. Оно и понятно. Та же 'золотая шкатулка' интенданта Глаттона легко покрывала батальонную казну. О восьми артиллерийских гамионах знали единицы, но и они имели только общие представления об их стоимости. Ральф определил цену одного изделия как 'очень высокую' и предупредил, что со сбытом возникнут проблемы. Пришлось наивного парня успокоить, глупости вроде торговли подобным оружием Богдан совершать не собирался.
— Я тебя не перебивал, капрал Буян, — усмехнулся, понимая, что тот выразил общее мнение. Кроме, пожалуй, Белова. Евгений смотрел то на меня, то на капралов и не вполне понимал, о чем разговор.
— Взглянем правде в глаза, вы все — покойники, — мои слова лились с нарочитым спокойствием. — Даже хуже, дезертиры. И если в Ущелье Рока нет ни одного сквернавца, вы станете добычей или ватаги граничар или первого проходимца, купившего офицерский патент. И оставят вам только то, что под ногтями. Гуляй, рванина! И чем ты, мастер Буян и ты, мастер Молчун, ты нестроевой Никодим и ты рядовой Прохор сможете помочь семьям своих погибших товарищей?! И кто доставит тело княжны в Златую Рощу, если вас развесят вдоль дороги патрули? Я вас спрашиваю?!
На русинов стало больно и страшно смотреть. Буян сжал свои кулачищи так, что ногти до крови впились в дубленую кожу ладоней. Молчун явно метался между харакири и мятежом с убийством старшего офицера. Повар-обозник скомкал бороду, закрыв лицо руками. Прохор — доживший до седых висков солдат — тихо плакал. Самое трудное — было устоять, не влиться в общую волну эмоций. Рыдающий офицер — это был бы полный финиш — а я на одних каблуках стоял над самой пропастью, настолько мощный поток скорби и жалости к самим себе захватил души этих людей.
Теперь уже Ральф стоя аплодировал мне. Мимолетные фантазии на тему собственной военной структуры окончательно оформились в виде плана предстоящих действий. Настал момент истины, затягивать который смертельно опасно.
— Нет, братцы! Нет! Послушайте меня хорошенько. И мне без вас никак, и вам без меня только в разбойники или головой в болотину с разбегу. Милостью Асеня и княжны Киры теперь у нас одна дорога. Имя ей иностранное, но какое уж есть — кондотта. Отныне я ваш кондотьер, вы мои воины, Скверна наш враг, а Колонии — союзник. Вы мне подчиняетесь, а я за вас отвечаю перед богами и властями. После Золотой Рощи кто захочет, волен будет вернуться к князю, силком держать никого не буду. Остальным службы и добычи на годы хватит. Про семьи погибших уже говорил. Всю добычу, какая есть и какая будет, делим по обычаям 'вольных рот'. Жалованьем не обижу. Ваше слово.
Офицеры и рядовые бросились обнимать и колошматить по плечам друг-друга, не миновала эта участь и нас с Евгением. Незаметно собравшиеся погреть уши нижние чины грянули ура, бросая в воздух свои шапчонки, потрясая оружием и случайными предметами, оказавшимися в руках. Самые буйные изобразили гибрид казацкого гопака и танцев дервишей под звуковую импровизацию товарищей. Досаждавшие нам своим звуковым сопровождением жабы и москиты обратились в паническое бегство. Субординация и вбитая плетями дисциплина так же на время улетели к чертям. Опять убедился, что народ здесь не стесняется в проявлении эмоций, а сами чувства сильнее и чище. Ральф доложился, что в магическом плане ощутил заметный выплеск энергии, и весь такой прагматичный я пожалел, что не вся она в ружейные гамионы пошла.
Вот как завершился круг. Начали с денежного довольствия, свернули на тему долга перед павшими, затем прошлись по легитимизации нашей банды и вернулись к тому, отчего плясали, только на другом уровне. Развитие по спирали, однако. По воинским традициям этих мест, приняв из моих рук деньги, русинские солдаты фактически присягнут мне. Тем самым из рядового 'проходимца с офицерским патентом' превратят меня в фигуру, чей авторитет подкреплен полусотней стволов. А на мне, кроме ответственности за каждого человека, теперь решение самых различных вопросов с военными и гражданскими властями. В том числе обеспечить отряд обещанной кондоттой — договором на аренду наших ружей, штыков и сабель. То, что русины примут награбленные деньги, теперь я ничуть не сомневался.
Хорошо то, что хорошо кончается. Точнее все только начинается! Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить первый шаг, все-таки посреди проклятого болота торчим. В мире, где есть не только мечи, но и магия. Тьфу, еще раз тьфу!
Повелел мастерам и сержантам привести в чувство и отогнать от штабных кустов народ, путем постановки задач. Финансовые и имущественные вопросы, как известно не терпят суеты и щенячьих восторгов, зато любят светлые головы и чистые руки. Ральф, пользуясь паузой, 'скинул' мне информацию о принятых в наемных отрядах правилах раздела добычи.
— Деньги, отнятые у предателей, разделим сейчас, — объявил подчиненным. — Драгоценности и товары будут оценены и реализованы при удачной возможности на безопасной территории. Все пригодные к войне трофеи объявляются имуществом отряда, разделу и продаже до особого решения не подлежат! Тряпье и обувь оценивать некогда, кто воевал — имеет право на хорошую одежду и обувь. Да и особых богатств никто вроде не нахапал. Но в дальнейшем предстоит строгий учет и честный дележ!
Механику попила хабара взяли предельно понятную и отработанную десятилетиями войн и сотнями 'вольных рот' до нас. Половина всей добычи после ее детальной оценки отходит в казну отряда на текущие расходы, вроде выплаты жалования, закупок вооружения, тяглового скота и фуража, медицинского обслуживания, оплаты постоя и прохода по мостам, дорогам и частным владениям, прочую хозяйственную деятельность. Из 'текущих расходов' будет оказана денежная помощь родственникам погибших стрелков. Современное оружие, экипировка, равно как и транспорт зачисляются в основные средства и продаже подлежат только в случае крайней необходимости.
Вторая половина честно награбленного делится на равные доли. Рядовому полагается одна доля, добыча мастера-стрелка и канонира удваивается, капрал и специалист уровня каптенармуса и обозного главы получает пять, офицеры и доктор по десять долей. За полученное ранение полагается компенсация — нижнему чину в одну долю и прочим в две, 'заработавшим' увечье прибавляется три... Свой вклад в общее дело скромно оценил в пятнадцать долей. В качестве апофеоза справедливости к участию в сегодняшнем дележе пригласили обозный люд.
— Любо, братцы? — я гордо подбоченился, надеясь произвести впечатление удачливого атамана.
Предложение вызвало самое горячее одобрение. Еще бы! Позавчера на острове свинцовые гроши собирали на пули переплавлять, а тут в руках у каждого бойца окажется изрядная сумма! Да и перед павшими товарищами будет совесть чиста.
И если вопрос с обозниками и нестроевыми решился ко всеобщему удовольствию, то с древичами возникло затруднение. Денежного содержания им по уставу не полагалось, только продовольственный паек, так как эта категория солдат являлась армейским имуществом со всеми вытекающими. Да и деньгами они почти не пользовались: выпивка, продажная любовь, азартные игры и прочие статьи солдатских расходов их не интересовали в принципе. Никодим предложил изящный выход — начислить каждому древичу по половине доли и получившуюся сумму пожертвовать Золотой Роще. Я немного подумал и согласился.
Капралы и каптенармус по моему приказу отправились готовить личный состав и площадку для пристрелки оружия. А мы с Беловым и обозным главой погрузились в бухгалтерию войны.
Деньги-деньги-дребеденьги. Внушительная россыпь нумизматических радостей, обрамленная пузатыми кошелями и шкатулками покрывала солдатское одеяло. Новенькие золотые и серебряные кругляши подмигивали и переливались в редких лучах солнца, пробившегося сквозь нависшие серые тучи. Угрюмо и тяжеловесно покоились горки меди и свинца. Столбиками казиношных фишек высились цехины и империалы, выполненные из загадочного материала.
Задачка нам предстояла нелегкая — сортировать, подсчитать, а потом конвертировать ценный металлолом, представлявший почти полмира, в имперскую валюту, поскольку Армия Освобождения получает денежное довольствие именно в ней. Юнилендовские марки, талеры, дукарские дукаты и гроши, рубли и копейки, а так же их клоны из Колоний и Скверны — какой только монеты в добыче не было! Углубляться в местные банкирские премудрости чревато — вот где и самый ловкий чертяка рога поломает, но, увы, необходимо. Надо подчиненных честь по чести рассчитать, да прикинуть, какими финансовыми ресурсами располагает новорожденная 'вольная рота'.
Прежде всего, имперская система поражала простотой и функциональностью. Один империал равнялся десяти золотым цехинам весом в пять грамм чистого металла каждый, а один цехин содержал в себе сто частей, именуемых центами. Изготовленные из специального колдовского пластика империалы и золотые цехины, полновесные серебряные полуцехины и кварты, медные центы наполняли собой 'кровеносные' жилы имперской, да и мировой экономики. Денежная масса двигала не только караваны и флотилии, но армии, которые сносили целые государства с политической карты. И вот малая частица этой страшной силы оказалась в наших руках. Магия-шмагия, ха-ха три раза! Вот она, настоящая власть над миром! Мои ладони, к слову, тряслись как у старика, даже в бою подобного мандража за собой не припомню. Никодим кряхтел, потел и сжимал кулаки, как перед дракой, а Евгений краснел и почему-то прятал взгляд. Вот и настала пора ответить себе, кто мы такие есть перед властью денег? Фу-ух, глаза бояться, руки делают. Приступим, братцы, помолясь.
Происхождение империалов и центов вполне объясняли их названия. С цехином дело обстояло сложнее. В некоторых областях островной сверхдержавы эту монету называли 'чеканом' по способу производства. Но знатоки выводили этимологию 'цехина' от городских промышленно-торговых объединений — цехов, которые долгое время обладали эксклюзивным правом чеканить золотую монету из чистого золота. И те и другие сходились во мнении, что золотые цехины существовали еще во времена Первой Империи. Это я к тому, что вон та наполовину истертая 'блямба' весом примерно в двадцать пять граммов презренного металла и есть тот самый раритет. Нумизматов среди нас нема, поэтому пойдет по цене лома, проба, по словам Ральфа, в седой древности была не хуже современных.
Полуцехин и кварта в современном исполнении чеканятся из серебра высокой степени чистоты и имеют вес в двадцать пять и двенадцать с половиной граммов. Сделано это для удобства подсчетов, поскольку серебряные монеты обмениваются на золото по принятому в границах империи твердому курсу десять к одному. Больше всего в обороте и добыче оказалось медной монеты малого достоинства в десять, пять, три, два, один цент и половину цента. Медь и серебро металлы сами по себе ценные, высокий технологический уровень чеканки служит дополнительной защитой от фальшивомонетчиков, считать в имперской денежной системе удобно, поэтому имперские монеты принимают охотно по всему миру. А чтобы мошенники не обрезали края идеально ровных серебряных монет, их ребра защищает тонкий рисунок, воспроизвести который под силу лишь самым современным монетным дворам Юниленда.
Ситуация с обеспеченностью валюты единственной на планете сверхдержавы немного напомнила мне ту, что сложилась в нашем мире. Процентов девяносто так называемых 'золотых цехинов' в обороте имперский монетный двор уже давно заменил негорючим, нестираемым и легким чудо-пластиком, подделать который невозможно, зато легко и просто обменять в банке самого богатого государства на кругляш 'презренного металла' весом в пять граммов. Вот только меняют не всем и не всегда. Наоборот, система трудится гигантским пылесосом, собирая в метрополию благородные металлы со всего света. Но если кто из иноземных купцов и государей вдруг откажется принимать пластиковые кругляши и похожие на игральные карты ассигнации, тот непременно узнает всю смысловую многогранность слова 'горе'. Как ни крути, но обеспечиваются имперские деньги не золотом, а свинцом, чугуном и сталью самой мощной армии и флота.
Благодаря Ральфу я знал, что серебряные и золотые монеты остальных государств на глобусе соотносятся с имперской валютой по 'плавающему' обменному курсу в пользу последней. В Колониях сплошь и рядом процветают менялы, под разными предлогами снижая курс юнилендовских валют до крайне невыгодного. Армия Освобождения, банки и крупные торговые компании все свои финансовые операции проводят строго в рамках имперской денежной системы.
Но вернемся к прозе жизни. Помнится, Ральф сетовал, что отвалил канцелярии Светлейшего Князя Белоярова за капральский патент тридцать империалов — целое состояние! Рекруту Армии Освобождения в день полагалось четыре цента зарплаты за его нелегкий и опасный труд, а капралу первого года службы аж сорок два. Нетрудно посчитать, что годовое жалование Ральфа составило бы чуть больше полутора сотен цехинов, что лишь наполовину покрыло бы затраты на патент. Хорошо, что документ бессрочный: приходи, как накопишь денег на следующий чин. А надоело воевать, читай: грабить врагов, красть военное имущество и обирать подчиненных, — продай или передай другому, отстегнув положенное патентодателю. Весьма привлекательная ценная бумага. Но ведь надо еще кушать и выглядеть соответственно статусу. Нижние чины для организации своего питания отдавали половину денежного довольствия и полученные сверх того муку и крупу специально нанятым людям вроде Никодима. Подофицерам в русинских частях было не зазорно питаться из одного котла с рядовыми, старшие офицеры держали для себя отдельную кухню. Ее то хозяйственный Никодим и приватизировал после разгрома лагеря предателей. Очень удобная оказалась штука мобильная полевая кухня, жаль пришлось бросить.
