— Ты не в настроении, милый? — деланно обиженно поинтересовалась она.
— Нет, наоборот. Но ты мне пока не нужна.
— А почему ты уже одет? Я думала, что застану тебя еще в кровати. — Девушка улыбнулась, лукаво прикусив свою нижнюю губу, и ее рука дернулась к ремню темных штанов.
— Я, кажется, ясно выразился, — голос Ринслера приобрел стальные нотки.
— Конечно, — тут же одернула руку "лапочка".
— Кстати, у меня для тебя новость.
— Какая? — глаза рыжей загорелись азартно-страстным огнем.
— Теперь тебе придется работать в два раза меньше.
— То есть?
— Тебе будет помогать новенькая, как ее там... Олиф.
— Что-о? — улыбка медленно сползла с ее лица, огонь из глаз исчез практически так же неожиданно, как и появился.
— Ты не рада? — наигранно удивился Ринслер. Он прекрасно видел отношение этой рыжей бестии к девчонке, и оно его очень забавляло.
— Но ведь она же... она же...
— Что?
— Зачем ты это сделал?!
— Сделал что?
— Взял ее!
— Ее я еще не брал, — похабно усмехнулся мужчина, а затем более спокойно добавил: — Не знаю, захотелось.
Он подошел к серванту, налил в заранее приготовленный бокал хорошего виски и с наслаждением выпил ядреную жидкость.
— Дорогая, побудь здесь, ладно? — Подошел к девушке, чуть приобнял ее за талию, на секунду уткнувшись носом ей в волосы. — А мне пора на тренировку. Нужно быть готовым к лучшему дню в моей жизни.
Это будет действительно лучший день в его жизни. Он, наконец, поквитается со своим лучшим другом. Бывшим лучшим другом.
* * *
Олиф скромно топталась на месте, не зная, что делать с разобиженным змеем. Несмотря на тот позорный случай, ее все же оставили с Кнутом, и даже позволили самостоятельно его вымыть. Правда, взгляд Макса, прожигающий дырку в ее спине, больше раздражал, чем помогал.
— Кнут? — робко начала девушка.
Змей поглубже уткнулся мордой в стену, которая все никак не давала ему отвернуться полностью.
— Прости меня, — жалостливо добавила Олиф, вдруг поймав себя на мысли, что извинения у нее выходят одинаковые, что для человека, что для змеи.
Как еще его разжалобить, она не представляла. Вертикальные зрачки имели одно преимущество — если уж они изображали злость, то злость эта была такой впечатляющей, что по телу пробегала дрожь. Девушка в который раз устало вздохнула, чувствуя себя собакой, укравшей котлету со стола любимого хозяина, и решила, что раз слова не помогают, нужно приступать к действиям. Она взяла тряпку (на этот раз так тщательно ее рассмотрев, что даже свирепый Макс уважительно закивал), смочила ее в спирте и приблизилась к змею, чтобы начать его мыть. Тот, помня печальный опыт прошлой тряпки, шарахнулся от нее, как от оголенной сковородки. Стена так впечатляюще заскрипела, что Олиф тут же рассыпалась в извинениях:
— Не надо, стой-стой-стой! Прости! Слышишь меня? Извини. Все, видишь, я кладу тряпку обратно. Вот так, хорошо, видишь, да? Прости, прости меня.
На Макса было страшно смотреть. Такого злобного лица она даже у Лекса не видела.
— Ты! — выплюнул он. — Ты!!! Это все ты!!! Ты все испортила! Ты оставила в его душе рану на всю жизнь! Он никогда тебя не простит!! Никогда!!
— Но...
— Никаких но! Вымаливай прощение! Живо!!! Иначе ноги твоей здесь больше не будет!
"И слава Берегиням", — зло подумала Олиф, но вслух ничего не сказала.
— Давай-давай! Чего стоишь?
— Макс!! — донесся до них истеричный голос одной из "змеемоек" или, скорее, "змеенянек".
— Что? — нехотя крикнул в ответ тот.
— Макс!!! — было ясно, что проблема ждать не может. Парень, обречено вздохнув, надавал Олиф кучу указаний и наставлений, и отправился устранять причину таких жутких криков.
Девушка повертела в руках тряпку. Как обходиться с детьми, она еще более менее имела представление, но со змеями?! По сути — это тот же ребенок, вот только силы у него раз в сто больше, и чуть что не так, можно получить такие увечия, что потом вообще на всю жизнь останешься калекой — в лучшем случае. При воспоминании об увечиях, спина тут же заныла, словно только и ожидав какого-то сигнала.
Олиф потерла лоб, потопталась на месте, попыталась как-то поговорить со змеем, даже обошла его с двух сторон, но никакого результата не получила. Макс все не возвращался, и, в конце концов, устав от бесплодных попыток расшевелить ранимого змееныша, девушка просто уселась на пол рядом с ним, устало вздохнув.
— Знаешь, — злобно всплеснув руками, сказала она, — был бы тут Лекс, ох тебе бы не поздоровилось! — Именно его манере общения девушка в данный момент очень позавидовала.
Кнут так быстро развернул свою морду, что Олиф чудом не вскрикнула от неожиданности. Два зрачка злобно посмотрели на нее, и девушка искренне подивилась такой перемене настроения.
— Ого, — опешила она и поднялась на ноги. — Что вызвало такую реакцию? Лекс, верно? Да, точно. Что-то тут все странно реагируют на это имя...
Зрачки чуть сузились и снова расширились.
— Знаешь, кто это? — попыталась продолжить беседу (вернее, монолог) девушка. — Вижу, что знаешь. Что, он тебе не нравится?
Кнут презрительно зашипел.
— О, я тебя понимаю. Мне он тоже не нравится. Редкостный гад, да?
"С-с-сволочь", — прошипел мужской голос у нее в голове.
— Удивительно, он что, тут всем успел насолить? А тебе он что сделал? Предал?
"Нет".
— А за что ты его не любишь?
"Прос-сто так". — Кнут снова отвернулся к стенке.
— Просто так? — удивилась Олиф. — Правда?
Но змей решил, что на сегодня он достаточно наговорился и снова впал в состояние "меня здесь нет, но это не значит, что меня не нужно любить". Девушка разочарованно уселась на пол и печально вздохнула. Ей не хотелось нянчиться с избалованной змеюкой, прислуживать Ринслеру и вообще терпеть все это. Был бы у нее выбор...
— Милая картина, — раздался рядом до жути слащавый голос.
Олиф повернула голову и увидела перед собой две женские ноги. Медленно подняла глаза, чтобы посмотреть на их обладательницу, и встретилась с ее взглядом, более презрительным. Рыжая надменно возвышалась над растерявшейся девушкой, и медленно водила длинным коготком по стенке, на которую опиралась.
— Пушок решила, что всех умнее? — поинтересовалась "лапочка", и, не дождавшись ответа, добавила: — Ну конечно, она же и впрямь умнее.
— Чего ты хочешь? — осторожно спросила Олиф, копчиком предчувствуя надвигающуюся бурю.
— А ты? Я слышала, ты в служанки к Ринслеру заделалась...
— Он сам...
— Ты решила, поиграть в кошки-мышки? А, мышка? — Рэй особенно подчеркнула последнее слово, явно давая понять, кто в этой несуществующей игре победитель. — Хочешь мое место занять, Пушочек?!
— Он же сам... — пыталась возразить девушка.
— Еще раз увижу тебя с ним, — рыжая поближе наклонилась к Олиф, чтобы угроза прозвучала внушительнее, — огребешь по полной, детка. Ты, видно, забыла, где твое место. Мы тут с такими дурочками не церемонимся, ясно? Я тебя утоплю, если ты попытаешься хотя бы заговорить с ним. Он тебя возненавидит, ясно тебе, Пушок? Ясно?!
— Ясно, — буркнула Олиф, осознавая, что Ринслер с этой чокнутой — идеальная пара. Два неуправляемых, бешеных зверя.
— Вот и хорошо. А теперь вставай.
— Что?
— Вставай, сказала. Или мне еще раз повторить?
Олиф продолжала сидеть на месте.
— Я сказала: вставай!
— Зачем? — Ор она еще могла стерпеть, но драку — нет, поэтому старалась говорить как можно четче и спокойнее.
— Затем. Видишь поднос? — "Лапочка" ткнула пальцем куда-то в сторону. — Бери его и неси на Бои.
— Что? — опешила Олиф.
— Не беси меня, Пушок. Бери поднос и неси на Бои. Приказ Ринслера, не исполнишь — тебе же хуже. Там сейчас такое, что лучше поспеши.
Наглая улыбочка, явно намекала на то, что если Олиф в очередной раз оплошает, то рыжая не расстроится.
— Я бы на твоем месте не стала нарываться.
С этими словами Рэй развернулась и быстрым шагом удалилась, так виляя при этом попой, что даже Макс споткнулся о ведро, пока шел к сгорбившейся и уткнувшейся лбом в коленки девушке.
— Ты чего сидишь, а?! — возмутился он, после того, как поднялся и отряхнулся.
Олиф не ответила. К черту какого-то Макса. К черту рыжую дуру. Они все тут ненормальные, абсолютно невменяемые и неуправляемые. Это было самым страшным, потому последствия за неподчинение были ужасными. Уж она это знала, как никто другой.
"Возьми поднос, и иди на Бои", — раздался ворчливый голос Кнута у нее в голове.
— Я не могу, — покачала головой она.
— Чего не можешь? Работать? Тогда проваливай отсюда, лентяйка! — тут же воскликнул рядом стоявший парень.
"Иди. Иначе Ринслер тебя накажет", — настаивал голос.
— Тебе-то что за дело?
— Мне? Мне?! Я тут главный, и я могу вышвырнуть тебя отсюда в любую секунду!!
"Там сейчас невероятный бой. Если расскажешь про него, позволю себя вымыть".
Олиф удивленно подняла голову.
— Правда?
— Конечно, правда! Что я, по-твоему, врать сюда пришел?! — возмущался Макс.
"Правда-правда, кроме тебя туда из этих никто не попадет. Иди быстрее уже!".
— Ладно, — кивнула девушка, встала, подошла к подносу.
Она никогда раньше такого не делала.
"Просто следи, чтобы у каждого была выпивка", — раздраженно подначивал Кнут.
— Хорошо.
— Ты куда это?! — заорал Макс вслед удаляющейся девушке.
Олиф шла быстро, при этом стараясь ничего не разлить и не уронить. В тюрьму ей больше не хотелось. Совершенно не хотелось.
— Мне нужно на Бои, срочно, — заявила она охраняющему дверь Песчанику. — Проводите меня. Пожалуйста.
— Не положено, — и головы не повернул тот.
— Прошу вас...
— Не положено, — как заведенный повторил он.
— Это приказ Ринслера. Если вы меня не проводите, он... он... будет очень зол.
Все-таки, если при имени "Лекс" все презрительно морщились, то при имени "Ринслер" все уважительно боялись.
Песчаник вывел девушку в темные тоннели. Огромных усилий ей стоило сохранять равновесие в полутьме, где не было видно практически ни единого выступа. Раньше она не придавала этому значения, пока ей не пришлось "подрабатывать разносчицей". Все-таки поднос был жутко тяжелым, и обе руки быстро затекли. Девушка не видела, насколько сильно качается жидкость в бокалах, и потому шла очень медленно, отстав от Песчаника на довольно большое расстояние.
— Быстрее, — еле выговаривая гласные, поторопил он.
— Иду, — сквозь зубы выдавила Олиф.
Тоннель все не кончался. Еще бы немного и по всему лабиринту наверняка бы разнеслось громкое звяканье разбившихся бокалов и всплеск разлившихся напитков, но Олиф вдруг поняла, что они, наконец, дошли. Еще даже не замелькал свет, а до них уже доносились яростные крики. Когда Песчаник довел девушку до конца, крики стали давить на уши так, что, казалось, еще немного, и тебя просто напросто расплющит. Олиф поморщилась, завернула за угол и... оторопела.
Помещение по размерам напоминало общую столовую: такое же большое. Только потолок был намного выше, и, судя по всему, за счет того, что достигал поверхности земли. В нем виднелись довольно объемные дыры, которые не только пропускали воздух, но и песок, осыпающийся на арену. Сама же арена была ограждена высокими выступами, чтобы в случае чего, зрителя случайно не побили вместо бойца.
На настоящую арену — круглую, с множеством сидений вокруг, и орущими на них людьми, — она походила мало, однако как раз орущих людей тут было хоть отбавляй. Вернее, для подземных лабиринтов — хоть отбавляй. Никаких выступов, чтобы присесть, и, похоже, зрители тут состояли исключительно из воинов и некоторых Песчаников, только изредка мелькали "лапочки" с подносами.
Олиф застыла посреди всей этой ликующей толпы. И хотя освещения от прорывающихся внутрь солнечных лучей явно было мало, распознать, что на арене дерется Ринслер, не составило большого труда.
Один из воинов схватил с подноса бокал с красной жидкостью, отхлебнул чуть-чуть и заорал во всю мощь: "БЕ-Е-ЕЙ!!!", а затем вернул бокал на место. С его края красноречиво капнула мужская слюна.
От шума вокруг у Олиф закладывало уши, ее пихали со всех сторон, буквально заставляя по инерции передвигаться серди всех этих упитанных тел, лишь бы не потерять равновесие.
Девушка с трудом пробиралась сквозь толпу, пытаясь найти более менее свободное пространство, чтобы хотя бы перевести дух. И нашла. Вот только дух перевести не получилось. Она, стиснув зубы, терпела все шлепки по попе (ответить у нее просто не хватало ни сил, ни мужества), любезно подставляя каждому воину поднос с наполовину опустевшими бокалами. Жуткие крики вокруг вызывали у нее только нескончаемую головную боль, но тут внезапно, по всему помещению разнеслось единогласное: "У-У-У-У!", и это заставило ее посмотреть на арену.
Лучше бы она этого не делала.
Теперь стало ясно, почему этот бой был таким важным для всех.
Наконец-то встретились два друга. Два кровных брата и два кровных врага.
То, что Лекс проигрывал, было ясно невооруженным глазом, даже можно было ближе не подходить. Весь в крови он лежал на песочной глади, и получал жестокие удары, то по ребрам, то по животу. Он даже не пытался подняться — в этом не было необходимости. Стоит ему встать, как Ринслер снова повалит его на землю и начнет бить еще сильнее. Рядом стояли люди и кричали настолько живо и бодро, словно это они участвовали в неравном бою, словно это их предал Лекс. Словно это они мстят с каждым новым ударом, с каждой лишней каплей крови.
Шум вокруг вдруг стал таким далеким, словно кто-то воткнул в уши девушки вату, и отгородил от внешних звуков. Она почувствовала, как слабеют руки, ноги. Кто-то прошел мимо нее, задев поднос рукой, и тот полетел на пол, дребезжа разбивающимся стеклом. Но это было уже не важно.
Олиф, освободившись от тяжкой ноши, кинулась ближе к ограждениям, распихивая локтями ликующих воинов. Казалось, что ноги налились свинцом — настолько трудно давалось ей каждое движение. Проскальзывая под руками и плечами сплотившихся мужчин, она пыталась не думать о том, чем это все может закончиться.
В ограждение она влетела, совершенно этого не заметив. Только почувствовала, как что-то уперлось ей в живот, и заставило согнуться пополам. Когда девушка снова посмотрела на арену, Ринслер победно размахивал руками, заставляя толпу разразиться еще более громкими приветственными кличами.
— Лекс... — прошептала Олиф, — вставай...
Но каждый тут понимал, что мужчина не встанет. И, наверное, только она понимала — почему. Как можно бить того, перед кем виноват? С таким же успехом она могла бы наброситься с ножом на Хэнка.
— Лекс... вставай... он же убьет тебя... — она сама-то едва различала свой голос, но все равно продолжала говорить, как будто стояла прямо там, рядом с обездвиженным телом.
Ринслер выхватил из толпы заботливо протянутый кем-то меч и щит, развернулся и направился к окровавленному бывшему другу. Сплюнул рядом с ним.
