Потом и обрывы остался позади. Земля снова спустилась к океану, трава стала выше и зеленее, и бесчисленные цветы сияли в ней как звезды. Но соленый ветер и ревущие волны терзали берег так яростно, что поневоле начинаешь думать об океане неодобрительно. Земля же оставалась к нам дружественна. Прибрежный лес дарил нам дичь, пресную воду и алые неведомые мне ягоды. Но в один из дней видно мы и Мать-землю чем-то прогневили. Не знаю, чем мы, тихие люди, ей не угодили. Ибо путь нам преградила узкая, но студеная река. Рейг сказал в задумчивости:
— Нашла ты, речка, место разливаться, чтоб тебя за это кабан выпил! Знаком я с тобой, знаю я, что выше по течению есть мост через тебя. Но где мост, там и люди... К тому же, на мосту нас легко будет заметить. Однако перебираться через холодную реку тебе, моя ведьма, здоровья не прибавит. Костер для просушки и согрева тут тоже не разведешь, чтобы свое присутствие не выдать. Еще совсем расхвораешься и станешь потом мне говорить, что беременна четырьмя близнецами. Ладно, пойдем к мосту. За этим лесом опасности уже не будет. Возле города дорогу охраняет стража. Торговцы ее нанимают, чтобы люди с деньгами и товарами для обмена не боялись идти к ним в город. Там и сторожевые башни есть, чтобы видеть окрестности. Я сам когда-то в этой страже на жизнь зарабатывал. А тут охраны еще нет. Место опасное. Но куда нам деваться. Доверимся судьбе.
Мы пошли вверх по берегу реки и дошли до моста из сосновых бревен. Мост висел на толстых и крепких канатах. Рейг тревожно прошептал:
— Нам надо бежать по мосту так быстро, чтобы даже наши тени не угнались за нами.
Видно было, что ему страшно. В тот день я поняла, что Рейг никогда не боится зря. Мы успели добежать лишь до середины моста, когда из леса нам навстречу вышли двое. Оба одетые в медвежьи шкуры и вооруженные: один топором, другой — секирой. Ясно было, что не для того они идут чтобы нас в гости позвать. Брели они неспешно, ступали тяжело. Мы оглянулись и увидели, что спешить им было некуда. От леса с другой стороны шли еще четверо в медвежьих шкурах. Хозяева здешние. Рейг схватился за топор, но один из четверых сказал ему:
— Иди себе своей дорогой. А женщину оставь нам для жертвоприношения. Не уйдешь — обрубим ноги и руки и сбросим с моста.
Мне стало холодно. Холоднее чем если бы мы пошли вброд через реку. И тошно было смотреть на них. А Рейг так и стоял неподвижно, будто его Гранс взором заворожил. А потом он вдруг очнулся и закричал:
— Смотрите! Богатство!
Он положил топор, выхватил из своей сумки горсть цветных камней и монет и пересыпал их из руки в руку, чтобы они заблестели на солнце. И снова закричал:
— А ну ловите — кто быстрее!
Он подошел к краю моста и швырнул цветные камни и монеты в траву. Враги бросились собирать сокровища. Мы тем временем перебежали через мост. Рейг проворно перерубил один из канатов, что его поддерживали. Мы побежали прочь от реки, туда, где лес был выше и гуще. Быстро влезли на дерево и спрятались в ветвях. Теперь мы все сверху видели, а нас видно не было. Промелькнули среди стволов плащи из медвежьих шкур, блеснули секиры. Но Рейг стал стрелять из лука и отогнал их. Потом убрал колчан и пнул с обиды ствол дерева:
— Вот и закончилась история про Рейга-мореплавателя. Сидим как две белки на суку. Повезло нам, что у них не было вожака, чтобы запретить им драться из-за моих драгоценностей. Знало мое сердце, шептал мне Гном-Который-Живет-Внутри, что из-за тебя я за море уплыть не смогу. Оттого-то я всю дорогу заранее злился на тебя. Так и вышло по моему предчувствию, только ты оказалась не виновата. Они тебя хотели захватить в плен, чтобы продать морякам. Те, чтобы обезопасить себя, приносят красивых женщин в жертву морским чудовищам.
Я удивилась:
— А я разве красивая?
Рейг тоже удивился:
— А то зачем бы я тебя, рыба из лесного озера, поймал на мою острогу? Ты самая такая, каких драконы любят. Чего ты плачешь-то? Никто ж тебя пока не убил.
Он ласково прижал меня к себе и стал гладить, утешая. Только тогда я почувствовала, что по щекам у меня и правда текли слезы. А грудь под рукой Рейга вдруг налилась горячей тяжестью. Рейг провел по ней ладонью и вздрогнул. Рад ли он был? Нет. Он прошептал обреченно:
— Небо, за что мне это? Лучше бы ты оказалась обманщицей... Такой была грудь моей матери, когда она ждала появления моего младшего брата. Мой отец радовался и не отходил от нее, и показал мне, какой будет грудь моей женщины, когда в ее теле зародится моя жизнь, продолжение нашего рода... Если бы отец и мать видели меня сейчас....
Рейг казался птицей, попавшей в ловушку. После долгого молчания он наконец заговорил, с обычным своим спокойствием, но по его глухому голосу слышно было, как тяжело у него на сердце:
— Ифри, помнишь лесную просеку, на которой ты согласилась отправиться в плаванье вместе со мной? Эта просека зовется Путь Уходящего Света. Я пошел по ней, чтобы разбойники побоялись идти за нами. Ведь жрец древнего лесного народа, изгнанного из этих мест, уходя, сказал: Лес не простит лесорубам
Гибель священных деревьев,
Скован заклятием грозным
Путь уходящего света.
Путь тот избрав, ты узнаешь
Месть разъяренного леса.
Зоркие совы увидят
Тени, что сон твой тревожат,
Ворон-вещун угадает
Что тебе смерти страшнее,
Хитрые лисы услышат
Шепот твой: "Только не это..."
Это придет за тобою,
Встанет из топи болотной,
Ветви омелы совьются
В то, что назвать ты боишься,
Ужас твоих сновидений
Выйдет по тропам звериным,
Чтобы узнал ты, как страшно
Дереву под топором!
Я вспомнила — слишком поздно! — как моя мать рассказывала мне это предание. А Рейг шептал:
— Проклятье мое, я прошел по той просеке. Я верил, что не может сбыться то, чего я боюсь. Вот что сниться мне в страшных снах: я снова и снова вижу, как Мертвоглазы забирают детей моего племени. На глазах у истекающих кровью отцов уводят их сыновей и дочерей. Раньше мне снилось, что я один из детей. Теперь мне снится, что я среди отцов, и что уходят в вечное рабство мои дети. Я знаю, что наши враги были ростом не выше меня, но до сих пор они мне сняться огромные, как видел я их в детстве. Тогда я не мог ничего сделать и мечтал стать взрослым. Стал я взрослый, но я пошел по Пути Уходящего Света! Лучше бы умереть мне, или лучше бы в битве мне отрубили ноги, чтобы я не смог пойти по заколдованной просеке. Если я уплыву за море, кто защитит моего ребенка от неволи?
Кто мог ему ответить? Я молчала, а лес шумел под береговым ветром, будто шептал: "Я сильнее вас, я хитрее вас, я владею всей землей от океана до восточного края мира, вы в моей власти".
Но лучше бы он молчал. Ибо Рейг был из тех, кто угрозу понимает, как вызов померяться силой или умом! Он встряхнулся и сказал решительно:
— Если сбываются бедственные предсказания, то волшебство все-таки есть на свете! А если есть злое волшебство, то должно быть и доброе. Оно поможет мне, и тебя защитит, потому что я плыву для хорошего дела. Хватит Смерти губить людей. Пойдем в город и увидим, удастся ли мне раздобыть лодку без платы. Если мне повезет, то это будет означать знак судьбы: чтобы я плыл за океан и сразился с Грансом!
Я бы сама этого Гранса придушила! Отчего Рейг думает не обо мне, а об этом чудовище? Небесные боги страны отца моего и лесные покровители страны моей матери! Почему мне не была судьба полюбить хорошего трусливого мужика в кладовке? Который жену боится, из дому не выходит и живет, как дуб, до ста лет.
Так говорила я с богами. А Рейг сказал мне: Ифри, не воздевай руки к небу, а то с дерева упадешь.
Как Рейг не поверил сказанию о Сингр
Зашло солнце, и мы в сумерках пошли крадучись по лесу, направляясь к самому краю земли. Сначала лес был безлюдным и безмолвным, а потом мы услышали шум голосов, лай собак, конское ржание. Рейг сказал, что здесь святилище Великой Матери Медведицы. Те, у кого есть семьи, уходя в плаванье, поручают жену и детей Ее защите. Место это святое, и этому есть знак: у входа в лес лежит огромный камень, похожий на медведицу. Пред камнем мы дали клятву всегда заботиться о детях, чьи родители умерли. Ибо без этого Медвежья Богиня не поможет твоим детям.
Там последнюю ночь провели мы вместе. Нам нечего было бояться, ведь этот лес — один из самых священных на всей земле. Утром Рейг решился для хорошего дела потратить цветной камень, из тех, что остались на дне сумки. На камень он выменял для меня и ребенка волшебный плащ-оберег, синий, дотемна выкрашенный соком черники из святого ельника. На плаще было изображение медведицы с двумя медвежатами, с лицами человеческими. Надев на меня плащ Медвежьей Богини, Рейг назвал меня своею женою, и попросил Мать-Медведицу защитить меня в его отсутствие. Но это не обрадовало меня. Ибо получив от него в дар оберег для семей без отца, я поняла, что он твердо решил плыть за океан, навстречу верной гибели своей.
Правильная женщина, такая как Семь-Зверей, его бы быстро привела к послушанию. А я, овечья душа, только прижалась к нему и стала молить Небо, чтобы он вернулся живым. Я тоже хотела дать ему дар на память. Да у меня ничего не было. Мы вышли из святилища и увидели пастуха, который привел свою собаку для жертвоприношения.
Серый пес на продажу был веселый и вида смелого, такой и в океане не струсит. Я выпросила его у пастуха в подарок Рейгу, пообещав, что с новым хозяином сего пса ожидает великая слава победителя чудовища Гранса. Разве не будет рада великая богиня, Мать Медведица, если мертвые вернутся в мир живых? Пастух согласился со мной.
Собаки Рейга любили, и пес пошел за нами с радостью. Имя сему зверю было — Блохастый. Осталось наречь будущего героя-мореплавателя подостойнее. Рейг сказал, что звезда Арн-Рейг, по названию которой ему было дано имя, находится в созвездии Небесного Пса Хоарденна. Посему он назвал свою собаку Земной Хоарденн.
Взяв с собою Земного Хоарденна, мы пошли в Гавань Единорога. Дорога плавно спускалась к берегу и была широкая, вымощенная гладко стесанными камнями. Камни шли в три ряда. Слева и справа по краю дороги они лежали ровно, для тележных колес, а в середине — торцом вверх, чтобы конское копыто не скользило на спуске или на подъеме. Вдоль дороги стояли воины, охраняли торговый путь от разбойников. Здесь нам не надо было озираться по сторонам, и Рейг завел разговор о нашем будущем ребенке:
— Не укоряй меня, что я покидаю вас. У нашего ребенка будет старший брат, твой приемный сын Волчонок. Если у тебя родится дочь, он будет оберегать ее. А если сын, то Волчонок воспитает его, как меня воспитал мой дядя Храбрый Бык. Будет учить его храбрости, водить его на охоту, знакомить с лесом и тайнами его.
Я ответила, что Волчонок и сам леса не знает. Его отец, Удар Молнии, был слишком ленивый, чтобы охотиться — мол я великий колдун деревенский, мы и дома на лежанке проживем в славе и сытости! А теперь Волчонок остался с племенем огородников, и живут они далеко от Звериных Владений. Леса они боятся, а все, что может дать лес, выменивают у лесных жителей, которые приходят к ним на торг.
Рейг нахмурился, потом молча думал о чем-то, наконец твердо сказал:
— Я назвал тебя моей женой, значит твой приемный сын стал моим сыном. Как отец, я имею право решать его участь. Нельзя уходить далеко от леса! Он лучший из наставников. Отрок должен видеть свободных диких зверей, а не свинью с овцой. Пусть повстречает он гордого волка, не боящегося нападать даже на зубра. Пусть берет пример с отважного оленя, защищающего свое стадо, и с умного зайца, путающего свои следы. Пусть он выйдет против них и сумеет стать сильнее, смелее, быстрее и умнее всего зверья лесного. Еще хорошо для юноши охотиться одному, зимними ночами. Или в поисках лучшей добычи идти в глухой лес, или на горные вершины, где нет ни жилья, ни троп. Так он научится полагаться только на себя, как хитрый лис или зоркий ястреб. Тогда он не продаст свою честь в обмен на подачку от хозяина. Мир мужчин — это лес, горы или океан. А те, кто живет далеко от границы Диких Земель, либо обленятся и обратятся в трусов, как твой Удар Молнии, либо забудут свое истинное призвание и станут охотиться за людьми. Поэтому веди твоего приемного сына в горные леса, где родилась ты сама. Там пусть он проведет свою юность. А потом пусть вернется на равнину и выучится благородному ремеслу кузнеца. Люди моего рода хотели сковать справедливое оружие, которое рубит только злых. Они не успели этого сделать, а я и вовсе ковать не умею. Пусть мой приемный сын сделает то, что не удалось нам.
Я ответила:
— Мало знаю я об охотничьих тайнах моего племени. Отец мой почти не охотился, а мать была хромой и редко выходила из дома. В отрочестве моем я была уведена в рабство, в страну полей. Ну а кузнецы, сам знаешь, чужих своему ремеслу учить не любят. Лучше бы ты сам, Рейг, остался со мной и занялся воспитанием Волчонка.
Рейг задумался, а потом будто забыл о нашем разговоре, замолчал, зачарованный тем, что открылось глазам его. Мы уже подходили к гавани Единорога. Паруса кораблей белели над волнами, и на каждом сиял под летним солнцем яркий знак родной страны моряков.
Береговой город был опоясан высокою стеною с восемью сторожевыми башнями. С высоты холма мы увидели, что за крепостной стеной теснятся дома странного и волшебного вида. Я спросила Рейга:
— Отчего в этом поселении в полдень на крышах розовый отблеск заката? Оттого, что эти земли на западном срезе земли?
Рейг ответил, что береговые жители кроют дома не соломой, а сухим розовым вереском. У них все не как у нас. Здесь кормят коней не овсом, а молодыми побегами златоцветного утесника6, растущего на прибрежных скалах. Поклоняются не Матери-Земле, а ветру и звездам, по которым ведут корабли. Соизмеряют свою жизнь не с восходом и закатом, а с приливом и отливом. Гадают о судьбе по шуму прибоя, а умерших бросают в океанские волны. Ибо так могуч океан, что и прибрежные земли подчинил власти своей.
Город был под стать океану, грозный и неприступный. Перед его стеной было заграждение из острых обломков огромных камней. У ворот стояли вооруженные стражи, они впускали только тех, кто шел продавать или покупать. Я надеялась, что они нас выгонят, без денег-то. Вот это была бы счастливая судьба! Но на беду стражи Рейга знали и встретили по-дружески. Они рады были видеть его, но старший из них предупредил:
— Себе на беду ты привел с собой смуглую женщину с темными косами. Город полон южан, и самого Валента Страбуса злые боги привели сюда из Крепости Холодного Огня. Ты знаешь его нрав: если узнает, кого привел ты сюда, не поленится, сам поедет ловить тебя. Лучше отдай твою женщину Белому Лису, за награду. Все равно здесь она встретит людей своего племени. Они заберут ее, их корабль уйдет за полуденным солнцем, и она не вспомнит тебя. Никогда южанка к тебе не привяжется сердцем. Смола не пристает ко льду...
Я надеялась, что Рейг раздумает идти в город, но упрямый сын оружейника ответил своему другу:
