— Что-то маловато, — икнул Полупушистый. — Вот бы добавить.
— Сейчас раздобудем где-нибудь, — заверил друга Помидоров, тоже плохо осведомленный, как коварно медленно действует спиртное на сильном морозе.
— А где взять?
— Ты что, маленький? Счас, по хуторам прошвырнемся. Они все самогонку варят, гады. Неужели, не поднесут по стаканчику защитникам Родины.
— Пошли, — решительно встал Полупушистый.
Единственный хутор, который они знали, располагался за пределами гарнизона, неподалеку от КПП, где они сегодня, так ударно трудились. Через некоторое время, друзья, пробравшись, как партизаны темным зимним лесом, подлезли под колючую проволоку никем не охраняемого периметра аэродрома и оказались за пределами части.
Старик-эстонец сильно удивился, увидев на своем пороге двух солдат. Несмотря на то, что они едва стояли на ногах, тут же прозвучало категоричное требование поделиться самогоном. Хуторянин поначалу пытался все решить миром. Даже когда друзья, оттолкнув его, ввалились в дом, он продолжал уговаривать их уйти и клялся, что у него нет ни капли спиртного. Бойцы, однако, продолжали настаивать на своем в ультимативно-матерной форме.
Терпение эстонца окончательно лопнуло, когда Помидоров плохо ворочая языком, заявил, что они лили кровь, освобождая Эстонию, а он, курва фашистская, теперь жалеет глотка спиртного для своих защитников. Старик сделал вид, что соглашается и идет в погреб за самогонкой, а сам накинул пальтишко и побежал прямо на проходную гарнизона. Минут через двадцать на хуторе появился патруль, который застал нарушителей дисциплины в полной отключке. Теплое помещение после мороза подействовало на выпивших друзей не хуже пулеметной очереди в упор.
Гусько начал уже потихоньку собираться, чтобы попасть в казарму к отбою, как в гостиницу ворвался начштаба-2. Когда сквозь матюги, обыкновенно сдержанного Чернова, до Юры, наконец, дошел смысл происшедшего, он даже слегка удивился. Ну, большое дело, выпили ребята. А он то здесь причем? Да, ему было приказано довести бойцов прямо до казармы. Но это же явная глупость! Они же не дети, чтобы их и на горшок со старшим водить. И потом, те солдаты, если захотели, то могли бы и позже из казармы улизнуть и напиться. Свинья, она везде грязь найдет!
Шагая вслед за майором, Юра собирался с мыслями, как лучше построить линию своей защиты. Шли они в штаб полка, куда их вызвал комэск. Дверь в класс второй эскадрильи была открыта. За столом сидел Паханов, что-то громко выговаривая стоящему перед ним навытяжку командиру нашего с Юрой звена — капитану Климову. В руках подполковник нервно мял какую-то газету.
Когда Гусько и Чернов вошли в класс, комэск поднялся во весь свой огромный рост. Едва взглянув на него, Юра тут же забыл не только свои оправдания, но и вообще любые русские слова. Стало ясно, что летчик находится в крайней степени бешенства.
Примерно с минуту они смотрели друг на друга. Паханов сопел, как паровоз. Юра часто мигал глазами, нервно дергал шеей и не знал, куда девать свои руки. Чернов и Климов, не дыша, затаились в разных концах класса.
— Ко мне! Бегом! — раздался, наконец, львиный рык комэска. Начиналось большое сафари.
Юра сделал два робких шага вперед и остановился.
— Ближе!
Гусько сделал еще один шаг. Теперь между ними был только хлипкий канцелярский стол. Паханов бросил газету, которую он к тому моменту успел свернуть в трубочку, и уперся в стол руками, нависая огромной глыбой над лейтенантом.
— Ты что?! Ты приказ получил?
— Я..., я...
— Молчать! Я тебя спрашиваю! Получил?
— Так точно.
— Почему приказ не был выполнен?
Юра переминался с ноги на ногу.
— Повторяю вопрос дважды: почему?
Тут какой-то маленький бесенок дернул Гусько за язык, и он не удержался:
— Мне кажется, этот приказ был немножко глупым...
Договорить техник не успел.
— Чего?!!! — взревел комэск, и его огромный кулак-кувалда взметнулся в воздух.
Юра инстинктивно сорвал с лица очки и закрыл глаза. Однако, в последнюю секунду, Паханов сообразил, что может запросто с одного удара убить своего подчиненного. Тогда, увидев, свернутую в трубочку газету, валяющуюся на столе, он схватил ее и изо всех сил принялся хлестать ею Юру по щекам, приговаривая после каждого удара:
— Трое суток ареста! Трое суток ареста! А теперь, пошел на х**!
Гусько постучал и толкнул тяжелую дверь с надписью 'Комендант'. Его взору предстало помещение средних размеров. Убранство включало в себя стол, несколько стульев, старый канцелярский шкаф и примитивный сейф. На окне была решетка из сваренных арматурных прутьев, выкрашенных зеленой краской.
Юра несмело дошел до середины комнаты и остановился. За столом, качаясь на стуле, сидел майор с петлицами красного цвета и эмблемами мотострелка. По всей видимости, он и был комендантом. Возле окна стоял, скрестив руки на груди, капитан, того же рода войск. Увидев вошедшего, они прервали разговор и вопросительно уставились на Юру. Тот немного помялся, потом вежливо поздоровался и положил 'направление на отсидку' на стол.
Едва взглянув на бумажку, комендант выпрямился и рявкнул:
— Вы что из колхоза? Доложитесь, как положено по форме, лейтенант!
От неожиданности Гусько сильно мотнул головой и с него слетели очки. Он нагнулся за ними, потом передумал и приложил ладонь к фуражке. Потом опять нагнулся и снова, передумав, оставил их лежать на полу и выпалил:
— Лейтенант Гусько, явился для дальнейшего прохождения службы на гауптвахте!
Майор с капитаном едва сдерживали улыбки.
— Являются только духи. Да и то наше заведение они предпочитают обходить стороной. Ты, двухгодичник, что ли? — поинтересовался майор.
— Да. То есть, так точно!
Комендант забарабанил пальцами по столу, как будто что-то обдумывая и, переглянулся с капитаном.
— Сидеть хочешь? — спросил он у Гусько.
Юра неопределенно пожал плечами. Майор после некоторой паузы продолжал:
— Ты вот что. Очечки то подними, а то ненароком наступишь. У нас тут нет собаки-поводыря, чтобы тебя в камеру отвести.
Капитан прыснул в кулак. Подождав пока лейтенант водрузит окуляры на место, комендант неторопливо протянул:
— Отпустить, конечно, возможно, но есть одна закавыка. Кто-то же должен сесть вместо тебя. Сам понимаешь, если завтра вдруг проверка, какая, то все арестанты должны быть в наличии.
— А, правда, можно? — Юра с надеждой вытянул шею.
— А у тебя есть подходящие кандидатуры? — в тон ему ответил майор.
Гусько печально развел руками.
— Ну, раз нет, так попроси кого-нибудь. Вон, хотя бы товарища капитана. Ему один хрен, целыми днями заняться нечем.
Юра окинул взглядом мощную, словно отлитую из чугуна фигуру, стоящую возле окна и решил на всякий случай промолчать. Не дай бог, тот поймет его неправильно и обидится. После явно затянувшейся паузы, капитан сам разлепил узкие губы:
— А что, я не против. Если человек хороший, то, что же и не пострадать за него. Святое дело! Вот только сидеть насухую — никакого интереса.
— Так говорите, что надо? — Юра, наконец, сообразил, к чему клонят его собеседники.
— Бутылку коньяка.
— Каждому! — голосом Моргунова из 'Операции 'Ы'' перебил своего подчиненного майор.
— Хорошо, я сейчас! — Гусько бросился к двери.
— Куда? — едва успел перехватить его капитан. — Ты знаешь, где магазин?
— Нет.
— Ты вот что, дружок, сначала положи свое удостоверение личности на стол. Это, чтобы ты случайно не потерялся. А во-вторых, магазин здесь, сразу налево, через два квартала. Только грузинский не бери, бутылку об голову разобью!
— Ты это, — снова подал голос комендант, — налево лучше не ходи. Там проходит маршрут патруля. Сразу, как выйдешь, за комендатурой узкая улочка. Прямо и приведет тебя куда надо. И чтобы мигом, одна нога здесь, другая там. А то, оформим тебе побег из-под ареста!
Юра со всех ног летел за коньяком, боясь поверить в свое счастье. Он то думал, что нет хороших людей в СССР. А вот ведь, пожалуйста... Совершенно незнакомый человек готов на гауптвахту ради него сесть! Может, ну его к черту, этот Запад.
Через несколько часов двухгодичник вышел из вагона на железнодорожном вокзале города Риги, радуясь своей находчивости и трем дням неожиданного отдыха. Сладко мечтая о том, как лучше провести это время, Гусько так задумался, что не заметил идущего ему навстречу полковника и не отдал ему честь. Полковник поднял крик на весь вокзал. На его истошные вопли появился офицерский патруль. Юра был препровожден в комендатуру, где за нарушение уставов, пререкания и попытку дать взятку коменданту, получил трое суток ареста.
— Есть у вас хоть какое-то офицерское достоинство, в конце концов?! Хоть какая-то гордость за родной полк? Неужели вам самим бардак этот не надоел?
Видно было, что Нечипоренко находится в отвратительном настроении, уже битых полчаса читая нотации, дрожащему на ледяном ветру составу полка.
— Вот у меня это уже где! — он провел по горлу ребром ладони. — Куда только не приедешь, на любое совещание и везде чихвостят наш 666-ый истребительно-бомбардировочный. И все сразу весело начинают переглядываться: 'А, это же тот самый дикий дурасовский полк, обитающий в лесах северо-западной Эстонии'.
Подполковник перевел дух и продолжил делиться наболевшим:
— А тут еще эта беда — двухгодичники. Мало мне других проблем. То лючок, понимаешь, закрыть забудут, то солдат напоят! На гауптвахте и то по-людски отсидеть не могут — их посылают в комендатуру Таллина, а они зачем-то прутся в Ригу! Там что, нары мягче? И вообще...
Командир полка потер свой огромный, как флюгер нос:
— Что вы вообще за люди такие? С кадровыми мне все понятно. Ну, напьются. Ну, лицо кому-нибудь начистят, или в чужую постель по ошибке залезут.... Но когда наступит время, жизнь свою за Родину отдадут не задумываясь! А эти, тихушники.... Сидят, а что у них на уме непонятно. Ох, чувствую, казачки засланные. Нужно крепко к вам приглядеться. Ой, крепко!
Мы с Юрой переглянулись, но обменяться мнениями не успели — на сцену выходил замполит.
— Я, товарищи офицеры, хотел бы выступить с персональным обращением к техникам, — задушевным тоном начал Птицын. — Вот, вы все жалуетесь, жалуетесь. А зря, между прочим. Кто вам такую глупость сказал, что работа ваша грязная, а главное, непрестижная? Тот, кто мог сделать такое взаимоисключение — человек не момента, отстающий от современной жизни. Все это в далеком прошлом. Орудия производства, подтверждая правильность марксистско-ленинской теории, постоянно совершенствуются. Правильно? К примеру: до революции кузнец кувалдой махал. А теперь, что? Наш советский рабочий в белой рубашке и при галстуке идет на завод управлять полностью автоматизированным прокатным станом. Так, и в армии. У вас в руках современная техника. Техника сложная, вся насквозь пропитанная электроникой. Это уже не просто самолеты, это настоящие боевые летающие комплексы. Поэтому, и вы, товарищи, не просто техники, а каждый из вас теперь — директор летающего комплекса!
Первый раз в жизни я увидел, как лицо Нечипоренко потеряло свое обычное невозмутимое выражение. Он всем корпусом развернулся в сторону Птицына и уставился на него с неподдельным удивлением.
Шувалов открыл дверь гостиницы и вышел на улицу. Мартовское солнце на мгновение ослепило его. Когда, наконец, глаза привыкли к яркому свету, он огляделся по сторонам и с удовольствием вдохнул полной грудью пьянящий весенний воздух. Было еще прохладно, но отступление зимы уже шло по всем фронтам. Темнел старый слежавшийся снег, который кое-где на пригорках успел стаять окончательно, обнажая черную землю. Повсюду текли веселые ручейки. Барахтались в маленьких лужицах серые шустрые воробьи, отмываясь от зимних холодов.
У Славки поднялось настроение, ему показалось, как будто бы он сам просыпается от зимней спячки. И это солнце, и оживающая природа, и даже маленькие жизнерадостные птички, словно бы посылали тайный сигнал, о том, что скоро все изменится. Любовь, тепло и покой снова вернутся в этот холодный белый мир, чтобы уже не уходить больше никогда.
Шувалов спустился с высокого гостиничного крыльца и остановился, не зная, в какую сторону идти. Будучи человеком очень рациональным, он крайне редко выходил на улицу безо всякой цели. Однако сегодня был именно такой случай. Куда же пойти: направо или налево? После коротких раздумий, Славка загадал, что если он сейчас пойдет направо, то это обязательно принесет ему удачу. Шувалов решительно тронулся с места, но, пройдя несколько шагов, поскользнулся на льду. Какое-то мгновение он умудрялся сохранять равновесие, но, в конце концов, опрокинулся назад, больно ударившись о землю затылком. Удар был такой силы, что у него потемнело в глазах.
'Ну вот, уже начало везти!' — промелькнула злая мысль. — 'Первый раз в жизни не пошел налево и вот — результат!'. Голова гудела, как колокол. Перед глазами плыли радужные круги. Чтобы хоть немного придти в себя, Шувалов отошел в сторонку и присел на скамеечку рядом с детской песочницей, наполненной темным ноздреватым снегом. Сжимая виски обеими руками, он неподвижно застыл на узких деревянных досках.
Недалеко от того места, где сидел офицер, группа мальчишек развлекалась тем, что пускала кораблики по широкому, протянувшемуся почти через весь двор, ручью. Кораблики были бумажными. Они быстро размокали в воде и шли на дно. Поэтому ребята шумно спорили, чей проплывет дольше. Голова у Славки стала потихоньку проходить, и он сам не заметил, как увлекся наблюдением за этим соревнованием. Почти все мальчишки были одного возраста — лет восьми — десяти, кроме одного. Ему вряд ли исполнилось больше шести. Своими неумелыми руками он не мог правильно согнуть тетрадный лист, чтобы придать ему необходимую форму. Если даже и выходило что-то похожее, что могло держаться на воде, как тут же на него обрушивался град камней и кусков льда, которые бросали старшие дети. Естественно этот артобстрел быстро топил хрупкую конструкцию.
После третьей или четвертой попытки, глядя, как в очередной раз идет на дно творение его рук, мальчуган не выдержал и горько заплакал.
— Давай, иди отсюда, мелюзга! Это наш ручей, — зло смеялись обидчики.
Славка, с детства не терпящий несправедливости, встал со скамейки и подошел к мальчику, растирающему слезы по грязным щекам.
— Не реви, ты же мужик! Мужики никогда не плачут. Хочешь, мы им всем сейчас нос утрем? Только одно условие: ты сейчас же перестаешь и больше никогда в жизни не плачешь. Как тебя зовут?
Тот сразу начал успокаиваться и согласно закивал головой:
— Петя. Хочу, чтобы всем нос...
Славка наклонился к нему поближе. Лицо мальчика показалось ему знакомым.
— А как твоя фамилия? — поинтересовался он.
— Яковлев.
'Так, вот только этого мне еще не хватало!' — подумал Шувалов, сразу пожалев, что начал этот разговор, но деваться уже было некуда.
— Ну, что ж, давай начнем, — он огляделся по сторонам, в поисках подходящего материала.
