Неправда

— Это еще не установлено! — воскликнул Лешка.

— Ну-ну, не горячись! Установят. Поверь, в дурку попасть очень легко.

— Ты что лежал там?

— Нет, зачем же. Я там санитаром подрабатывал, когда в медучилище учился. Насмотрелся вашего брата... Вроде бы нормальный, нормальный, и вдруг накатывает. То инопланетян считает, то с духами разговаривает, то стихи дикие пишет. Помню, привезли как-то одного, работал раньше инструктором обкома КПСС в атеистическом, что ли отделе? Митрич, ты не помнишь были атеистические отделы?

— Чё я помню... Я вообще безпартейный был. — Отозвался молчаливый шофёр.

— Нет такой приставки "без-", надо говорить "беСпартийный"! — выделил свистящий звук Саня.

— Сам ты бес партейный. — Не оборачиваясь, ответил Митрич. — И при мне так не выражайся, я человек православный и беЗпартейный. — и также выделил в спорном слове теперь уже не свистящий, но звенящий звук. Дальше давай рассказывай.

— Ну вот, этот самый инструктор, — продолжил рассказ Саня, — чтобы знать противника в лицо, как говориться, решил почитать Библию. И в один прекрасный момент, после того, как он первую часть прочитал... Митрич, как она называется?

— Ветхий завет. — Буркнул водитель.

— Ну вот, после Ветхого Завета на него снизошло просветление, что он избран силами Света, для того, чтобы спасти человечество.

Лешка, сначала от скуки слушал рассказ сопровождавшего его фельдшера, напрягся, услышав знакомые до жуткой боли слова:

— Ему этими самими голосами было дано задание, чтобы он посчитал количество букв в Библии. Сколько "А", сколько "Б", сколько "В" и так далее. Причем, сколько в целом, в какой книге, какой главе и каком стихе. И высчитать процентные соотношения. Несколько лет он этим занимался, сначала в свободное время, потом каждый день после работы, потом и вместо работы. И тут как раз партию запретили...

— И слава Богу! — буркнул Митрич.

— И этот мужик, оставшись без работы, занялся только своим подсчетом. Жена, в конце концов, не выдержала и сбежала от него вместе с дочкой. В одиночестве он совсем опустился. Три года ел только вареную картошку с огурцами, да чеснок. Потому как эти голоса светлых сил не велели ему есть убитых животных. Просветлять свое сознание можно, оказывается только убитыми растениями! А чесноком он отгонял злых духов, которые ему начали являться...

— Вот дурак! — не выдержал Митрич. — Разве ж можно беса чесночиной выгнать?

— А чем можно? — постарался скрыть нетерпеливое волнение Лешка.

— Так понятно чем, молитвой, крестным знамением, а самое главное, Причащением Святым.

И Лешка застонал от бессилия и собственной дурости. Ведь он же читал где-то или слышал от кого-то, что крест — лучшее средство от нечисти. И забыл, забыл об этом, словно кто-то постарался стереть эту память! Да кто-кто... Сам, конечно, кто ж еще! И ведь с самого детства к месту и не к месту он и одноклассники тыкали друг в друга поговоркой: "Если кажется — креститься надо!" Откуда в головах третьего поколения атеистов была эта поговорка, если они даже не знали КАК надо креститься?

— Ты чего? — забеспокоился Сашка над Лешкиным стоном.

— Ничего, просто ногу свело, отлежал... — почти соврал Лешка. Тело его и впрямь затекло от вынужденной обездвиженности. — Ты рассказывай, рассказывай!

— Потерпи уже недолго осталось. — Утешил его Саня, но продолжил. — Значит этот чеснок у него везде был, гирляндами по стенам, в шкафах, на телевизоре и, обязательно, под одеждой.

— Иконы бы лучше развесил! — снова встрял Митрич, покачав головой.

— А когда тот псих посчитал буквы, перемножил их, потом возвел в проценты, извлек корень квадратный и получил дату конца света. Я уж не знаю, "Эврика!" он кричал или еще что, но очень он взбудоражен был, когда его к нам из министерства внутренних дел привезли. Он туда пошел, чтобы сообщить им о Конце Света, что бы через радио и телевидение подготовить людей и страну к Апокалипсису...

— К Армагеддону! — поправил его Митрич.

— А какая разница? — поинтересовался Сашка.

— Апокалипсис — это последняя книга Нового Завета и вообще Библии. Она же Откровение Иоанна Богослова. Армагеддон же — это последняя война в истории человечества. Начнется она в городе Мегиддо, оттуда и Армагеддон. Чем дело-то кончилось?

— Чем, чем... Менты его под белы рученьки взяли и пообещали отвезти в специальный центр подготовки к Апо... тьфу ты! — к Армагеддону. Там, мол таких специалистов тьма тьмущая, только вас, мил человек, не хватает. И, естественно, к нам доставили. У нас этих экстрасенсов и контактеров — каждый второй. Долго же он думал, что в этом центре находится. Пока огурцом не стал.

— Огурцом? А что это? — спросил Лешка.

— Огурец-то? А когда распад личности полностью происходит, то контроль над телом пропадает, сознание гаснет и все — нет человека. Туловище лежит, дышит, какает. Кормят его искусственно, а человека нет. Аллес. Шизофрения штука страшная. Но ты, Леш, не переживай, в литературе описаны случаи, когда она проходит сама по себе. Я, лично, этого не видел, но все может быть.

— Дураки вы! — подал голос водитель. — И менты дураки. Надо его было в монастырь везти, на отчитку.

— А это еще что за процедура? — поинтересовался Сашка.

— Сам ты процедура, прости Господи! — рассердился и перекрестился Митрич. — Это обряд такой, когда беса изгоняют из человека. Только его не все священники и монахи могут проводить. Только наиболее опытные.

— Я видел, фильм такой есть "Экзорцизм"! Там дьявол в девочку вселился, и с ним священник там дрался. Клёвая фантастика!

— Сам ты фантастика! Я тебе говорю, что в самом деле бывает, а ты фильм, фильм...

— Да ну! Ерунда это все ненаучная! — отмахнулся Сашка.

— Молодой ты еще, зеленый. Пороха не нюхал, и на бабу не залазил. Вот и чушь несешь. — Разгорячился шофёр. — Ты хоть знаешь, что эти самые одержимые отличают святую воду от обычной? А видел как их в церквах-то выворачивает наизнанку, когда бес выходит? То-то!

— А ты сам-то, Митрич, видел? — скептически отозвался на тираду шофера Сашка.

— Сам не видел, врать не буду. И не приведи Господь, такие страсти увидеть! А вот бабка моя, покойница, Царствие ей Небесное, видела. Страсть, говорила, внучок, какая — человека крутит, вертит, в воздух подкидывает. Бес-от сопротивляется, орет как оглашенный...

— Вот! — назидательно поднял палец Сашка. — Сам не видел, только сказки бабкины рассказываешь. А тому психу врачи четкий диагноз поставили — "параноидальная шизофрения"!

— Да они каждому второму эту шизофрению ставят. Как что не понимают, так сразу "шизофрения", Этак у них и Серафим Саровский, прости Господи, шизофреником станет, оттого, что с Божьей Матерью разговаривал. — Снова перекрестился Митрич.

— И поставят, а что? — Сашка, несмотря на его крупную, плотную комплекцию походил сейчас на взъерошенного воробья.

Митрич сплюнул с досады в окно и замолчал.

А Сашка почесал затылок и добавил:

— Как же этот синдром-то называется? Синдром, синдром... А вспомнил! Синдром Кандинского-Клерамбо!

— А что это за синдром? — поинтересовался, молчавший до того, Лешка.

— Не помню я.

— Хреновый из тебя фельдшер! — вздохнул Лешка. — Элементарных вещей не знаешь.

— Сам ты псих хреновый! — в тон Митричу ответил Сашка. — Я, вообще-то, акушер-гинеколог по диплому. А работаю на "Скорой". На фига мне психиатрия?! Ты бы меня чего из травматологии спросил или как утонувшего откачать.

— А дальше-то будешь учиться? — спросил Лешка.

— Хочу вот летом в медицинский поступать. А ты, гляжу совсем ожил?

— Совсем. В туалет только очень хочу.

— Приехали — уже отозвался Митрич и включил сирену с мигалкой, чтобы занять место на парковке, забитое таксистами. Но никто даже не пошевелился, чтобы пропустить "Скорую". Тогда опытный водила въехал прямо на тротуар у самого здания вокзала.

— Я быстро! — сказал Сашка и выскочил с какими-то бумагами из "рафика", громко хлопнув дверью.

Митрич закурил в открытое окно, а Лешка, помялся-помялся, но все же рискнул спросить у хмурого водилы:

— Слышь, Митрич, а в каком монастыре эту самую... отчитку делают?

— А тебе зачем? — спросил его, не поворачиваясь Митрич.

— Да я, это... Меня тоже, этот самый, бес преследует. — С трудом произнес Лешка.

— Ишь ты! — выглянул из-за сидения водитель. — Тоже буковки считаешь?

— Хуже. — Коротко ответил Лешка.

— Ты вот чего... — задумчиво произнес Митрич. — Тебя когда в дурку доставят, ничего психиатрам не ври, говори как есть. Только, что чертей видишь, умалкивай. Мол, срыв был, все такое. А главное, признавай, что больной. Они дюже любят, когда психи себя психами называют. Тебя недельки две, может месяц понаблюдают, а потом на дневной стационар переведут, если буянить не будешь.

— Это уж как получится. — Вздохнул Лешка. — Когда он во мне, я себя контролировать не могу.

— А ты постарайся! Бесу-то больно не уступай. И молитовку про себя постоянно читай. "Отче наш" знаешь?

— Нет.

— Эх, молодежь, молодежь... про девяностый псалом уж и спрашивать не буду. Тогда хоть Иисусову молитву читай. Она коротенькая. Сразу запомнишь. "Господи Иисусе Христе, помилуй мя грешного". Запомнил? Повтори-ка!

— Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешного! — как послушный ученик повторил Лешка.

— Молодец! — Одобрил Лешку Митрич. — Постоянно читай, а особенно тогда, когда чего странное увидишь или почувствуешь. И крестное знамение накладывай на себя. Понял?

— Понял. — кивнул студент.

— И когда тебя отпустят, ты сразу бегом в храм ближайший, в ноги священнику падай, говори — так мол и так, на отчитку мне надобно. У вас в епархии наверняка старец какой ни то отчитывает. Только смотри одной отчиткой-то не обойдешься. Какое-то время в монастыре поди пожить придется.

— Он говорит, что я друзей своих убил. — Неожиданно ляпнул Лешка.

— А ты ему не верь. Глаза небось отводит, а друзья твои живы-здоровы.

— Вряд ли... — снова вздохнул Лешка. Слишком реальными были воспоминания, от которых хотелось сбежать на край света.

Но тут прибежал Сашка, при котором разговор вести не хотелось.

— Ну все! — радостно открыл он дверь. — Там начальник вокзала с начальником поезда еще матерят друг друга, но, в принципе, вопрос уже решен. Отправят тебя через пару часов домой. Радуйся, псих.

И Лешка, правда, обрадовался. Перспектива сгнить заживо в стенах бахчисарайской клиники повергала его в такое отчаяние, что он не хотел и думать об этом, что понял только сейчас.

— Митрич! Помогай! — открыл Сашка задние двери "буханки".

— Развяжи ты парня, пусть хоть кости разомнет. — Неожиданно пожалел Лешку Митрич.

— Не положено. С меня потом башку снимут, если он деру даст.

— Охо-хо, доля наша горькая... — вздохнул Митрич и взялся за ручки носилок.

Дотащили его до вокзального медпункта быстро и только там сняли ремни, оставив, впрочем, завязанной смирительную рубашку.

В комнате сидела симпатичная темноволосая женщина средних лет, естественно, в белом халате, и заполняла какие-то бумаги.

— Принесли? Пусть сидит в углу. Не буйный? — спросила она.

— Вроде нет, всю дорогу лежал не дергался. — Ответил ей фельдшер.

— Хорошо. Сейчас сопроводительную подпишу... А кто из вас сопровождающим едет? — посмотрела она на Митрича с Сашкой.

— Никто! — развел руками Саня. — Наша работа его до вокзала доставить.

— Так не пойдет! — возмутилась женщина. — Его же нельзя одного отправлять! Натворит чего по дороге... Кто отвечать будет?

— Я сейчас прямо здесь натворю, если меня в туалет не сводят. — Угрюмо пробурчал Лешка.

— Дай ему утку. — Приказала женщина, сразу разонравившаяся Лехе.

— Ладно, чего утку, давайте я его в туалет свожу. — Ответил ей Митрич и, не дожидаясь разрешения развязал рукава рубашки. Лешка едва повел руками, как завыл от боли в затекшем теле.

— Эй, тебе кто разрешил! — вскинулась тетка, явно бывшая выше в своих медицинских званиях и Сашки, и тем паче, Митрича, и даже их обоих вместе взятых.

— Не сбегёть. — спокойно ответил ей Митрич и обхватил ладонь Лешки своей лапищей. — Пойдем, псих! — и вывел его из кабинета в коридор

— Ирина Витальевна! Мы тут никак не причем! — раздалось за закрытой дверью. — Нам приказано его доставить и все! А там вообще — хоть трава не расти! У нас, между прочим, вообще выходной сегодня. Мотаемся тут...

— Не орите, молодой человек, я вам еще раз говорю...

Чего там тетка еще раз должна была сказать, Лешка уже не услышал, так как Митрич вывел его на жаркую и пыльную симферопольскую улицу.

Он молча довел его до перронного бесплатного туалета и закрыл в кабинке. С огромным трудом, Лешка сделал свои дела, еле успев непослушными пальцами расстегнуть молнию на штанах.

— Молишься? — неожиданно спросил его через дверь Митрич.

— Н-нет... — растерянно ответил Лешка. — Я ж в туалете!

— В твоем положении без разницы где молиться, лишь бы молиться, понял?

— Хорошо... — и произнес про себя молитву, правда, когда уже вышел из туалета.

— Пошли еще покурим, пока там эти собачатся. — Буркнул Митрич и опять крепко схватил Лешкину руку.

— Ты какие сигареты куришь? — спросил он студента у табачного киоска.

— Любые. — Пожал тот плечами.

Тогда Митрич купил три пачки "Монте-Карло" и сунул их Лешке:

— На-ка вот, куряка. На дорогу хватит тебе. А больше, прости, помочь не могу ни чем. Да в церкви еще свечку поставлю за тебя, раб божий Алексий.

— Спасибо вам, Митрич. Звать-то вас как? — запихал Лешка сигареты по карманам штормовки и едва не расплакался от неожиданного участия совершенно чужого ему человека.

— На что тебе? — покосился водитель на Лешку.

— Хоть помнить буду, да и тоже, свечку потом поставлю.

— Раньше Ванькой кликали, а таперича просто Митрич. — буркнул Иван Дмитриевич и скрылся в клубах табачного дыма сердитой папиросы "Беломорканал". — Ладно-ть, почапали до медпункта, эти поди доругались. — И, выплюнув недотлевший окурок в урну, потащил Лешку обратно.

"Эти" действительно доругались. Сашка спокойно сидел на кушетке, разглядывая потолок и покачивая ногой, а врачиха по имени Ирина Витальевна так же спокойно, как и до их приезда продолжала писать.

— Слышь, псих! А тебе повезло! — встал Сашка, улыбаясь. — В твоем поезде сейчас студенты мединститута проводниками подрабатывают. Так что как генсек поедешь, с личными медсестрами и в купе. Радуйся, что сезон только начался, отдыхающие домой еще не ринулись. А то бы в тамбуре последнего вагона бы поехал.

— Замотайте его обратно. — Равнодушно, не подымая головы, сказала врачиха.

Сашка молчаливо развел руками и скорчил такую физиономию, что сразу стали понятны его мысли безо всякой медитации — мол, прости брат псих, но что тут поделаешь. Рубашку надели на него быстро и усадили у пыльного окна, чтоб Леха не скучал в ожидании поезда.

— Ну пока, шизик! Счастливой тебе дороги! — потрепал его по голове Сашка.