Сумерки богов (Мв-8)

Я был у Кравченко кем-то вроде зама по разведке, приходилось заниматься и штабной работой. Боевая подготовка и политвоспитание личного состава были чрезвычайно интенсивными. Как сказал Федор Иосифович, надо думать не об одной Победе, но и о том, что придет после нее. Нам совсем не нужно, чтобы Гарибальдийские бригады завтра легли все, штурмуя Рим — нам надо, чтобы эти ребята стали бы итальянской Красной Гвардией, закаленной победами, фанатично преданной делу коммунизма и готовой рвать в клочья любого классового врага! Такая сейчас линия, одобренная Москвой: Коминтерн объявлен наследием троцкизма, а мировая революция должна прийти не на штыках Красной Армии, а по добровольному выбору народа своей страны, но долг наш помочь, чтобы этот выбор был правильный. Короче — где ступила нога советского солдата, там капитализму должен быть хрен! А если народ не захочет — значит, мы его убедить не смогли, показать его же, а не наш, интерес — мы же не фашисты, одной силой свою идею пропихивать, словом не меньше можно сделать, особенно если оно нашим оружием поддержано.

И лучшая агитация — это наши победы! Немцев бьют на Одере, в Чехии, под Веной. Лишь на итальянской границе затишье, как перед грозой. И разговоры — что будет, если завтра начнется? И что советские собрали там огромную силу, причем за них и итальянцы воюют — в русской форме, но по-итальянски говорят. И что раньше там на передовой едва до братания не доходило — теперь немцы узнали, и ставят на фронте своих, а итальянцев в тыл.

Пятнадцатого февраля вызывает меня Кравченко и говорит: "По твою душу прилетели". У прибывших товарищей все инструкции, мне же приказано оказать полное содействие. Два дня на подготовку — и в Рим!

Капитан Юрий Смоленцев, Брюс. Италия, по пути в Рим, 17 февраля 1944

А смог бы я так, как он?

Сначала два года ценнейшей работы! С тридцать четвертого по тридцать шестой, после прихода Гитлера, немцы с нами военное сотрудничество уже свернули, но у себя поначалу открыто нарушать Версальские ограничения боялись, и разрабатывали новейшие вооружения в "шарашкиных конторах" на стороне — в Голландии, в Швеции, в Испании, а особенно в Италии, все ж союзник! А проверить, как это работает в реальных боевых условиях, можно было лишь на войне же — Эфиопия, Испания. Ну а владелец патентного бюро просто обязан быть в курсе всех технических новинок.

Два года, на которые пришелся прорыв в авиации, смена поколений боевых самолетов. Если в начале тридцатых в строю стояли бипланы, мало отличающиеся от тех, что сражались в прошлую войну — то в тридцать шестом на чертежных досках, на испытательных полигонах, а кое-где и в войсках уже появлялись машины "новой волны" — монопланы с убирающимся шасси, закрытыми кабинами и мощными моторами: "харикейны", "спитфайры", "мессершмиты". СССР тогда отставал, наши И-16 и "чайки" были вроде промежуточного звена — от старого ушли, к новому не пришли, сохранив еще многие прежние черты. Очень много было неясно — например, какой мотор на истребителе выгоднее, воздушного или жидкостного охлаждения? Вооружение пушечное или пулеметное — ответ не очевиден: пушечные модификации истребителей имели, как правило, больший вес и худшие летные данные. Какой должна быть защита — броня, протектированные бензобаки? Какая схема уборки шасси выгоднее — в фюзеляж, в крыло, по размаху или с разворотом назад? Вопросов было море, ответы на них можно было добыть лишь опытным путем. И Кертнер-Маневич, сумев завести многочисленные знакомства на авиазаводах и даже в строевых авиачастях, добывал и слал в Москву бесценную информацию о состоянии дел у нашего будущего противника.

Его выдал предатель. Но даже заключенным в тюрьму, Маневич сумел совершить невозможное! Сохранив через остатки своей сети связь с нашим посольством, а порядки в итальянской тюрьме все же куда свободнее, чем, например, в немецкой — и имея в соседях по камере, по этажу арестованных рабочих-коммунистов с авиазаводов, сохраняющих через родственников связь с волей и с товарищами, он сумел наладить получение информации — анализировал обрывки, делал выводы и отсылал донесения в Центр!

Тогда ему пришел прямой приказ из Москвы подать прошение о помиловании. Он отказался! Заявив, что прошение может быть отклонено — но доверие товарищей по тюрьме он тогда терял бы однозначно. И не только доверие.

Он говорил (в той истории, эти слова дошли до нас через одного из его товарищей, вышедших на волю), политзаключенные делятся на четыре категории. Выше всех — бойцы, кто даже в неволе ищут малейшую возможность для протеста. Затем, "законсервировавшиеся", рассматривающие себя как резерв во временном отпуску, и готовые продолжить борьбу, когда выйдут на волю. Затем уставшие, еще не просящие пощады, но уже мечтающие с тоской лишь о доме, о семье — им ничего уже больше не надо, оставьте их в покое! И ниже всех сломленные, кто просит пощады у врага — внутренне они уже готовы на любое предательство.

И он видел, что сам будучи бойцом, дает веру другим, помогает не скатиться вниз. Что будет, если товарищи примут его поступок за малодушие — и ведь он не сможет объяснить истинную причину!

Готовился план его освобождения. И снова он сам категорически отказался! Заявив, что при малых шансах на успех, операция с высокой вероятностью приведет к гибели нескольких наших товарищей, ради его одного. Поскольку сам он, при том физическом состоянии, будет обузой. Нас там не было, блин! Тюрьма Санто-Стефано — это старый форт на острове, размером в треть квадратного километра, гарнизон там едва взвод тюремщиков, береговой обороны и военно-морской базы нет! Высадиться с подлодки или с какой-нибудь яхты ночью, при должном планировании и разведке, пожалуй, что и одной нашей команды, девять человек, при внезапном нападении хватило бы, чтобы без потерь перебить всех полицаев, освободить из камер хоть десяток наших и исчезнуть еще до утра! Но у СССР тогда не было военно-морского спецназа и не было флота в Средиземке.

В иной истории он так и не вернется домой, освобожденный из Санто-Стефано американцами в сентябре сорок третьего — чтобы в Италии попасться уже немцам и угодить в Маутхаузен. Там его туберкулез, начавшийся еще в итальянской тюрьме, обострится — и он умрет в мае сорок пятого, еще успев на несколько дней пережить свое освобождение и конец войны. Останется лишь папка в архиве Разведупра в Москве с грифом "хранить вечно" и документальный роман "Земля, до востребования", бывший в шкафу моего отца. Выходит, мы, попав в это время, перевели стрелку истории и тут. И быть полковнику Маневичу (на звание аттестован в тридцать седьмом, когда был в заключении, приказ подписал сам знаменитый Берзин — Старик), конечно, уже не разведчиком-нелегалом, а сидеть во Втором ГУ Генштаба (военная разведка), в той самой конторе, которую Суворов-Резун "Аквариум" назвал, на управлении, координации, анализе информации — будет ему и награда, по совокупности уж на Звезду Героя точно заслужил! — и генеральские погоны, и персональная пенсия, когда выйдет срок. Очень нужны такие люди новому СССР — поскольку войн и конфликтов в это мире будет как бы не больше, чем в нашем! Только для этого нужно, чтобы он свою миссию в Риме выполнил и вернулся живым. А вот для того мы есть — я, Валька и Скунс, Серега Куницын, из местных, "первого состава" (самые продвинутые из нашего пополнения, с нами еще с сорок второго, натренированы почти до нашего уровня). Куницына взяли, во-первых, за хороший немецкий, а во-вторых, он отлично сработался с Валькой, друг друга понимают с полуслова — в бою качество ценнейшее. Ну, а я как старший — надеюсь, деквалифицироваться не успел!

Огромной проблемой было, что готовили операцию буквально "с колес". Но времени осталось крайне мало, на той стороне уже были отданы все приказы, и тикали часы. Нам надо было успеть раньше! А оттого велика вероятность, что сработать по-тихому не удастся и придется прорываться с боем! Опираясь исключительно на нашу подготовку и опыт — без спецсредств как бы мы протащили их через любой досмотр? А уж про нашу легенду вообще молчу!

У Бушкова, которого я читал давным-давно, в прошлой еще жизни, запомнилось — что удаются, как правило, или авантюры предельно скрытые и тихие, или, напротив, донельзя наглые, идущие напролом, прежде чем публика и враги успевают опомниться и сообразить. Считается, что разведчик должен быть неприметным "серым мышом", обывателем, незаметно добывающим и передающим сведения. В мирное время, да — потому что горы трупов, взрывы и стрельба тут же ставят на уши весь аппарат полиции и контрразведки — но в военное время действуют иные правила. Особенно когда рейх стоит на краю пропасти, и не может уже везде сохраняться прежний орднунг!

Самая убедительная легенда — та, в которой меньше всего вранья. Кем может быть в воюющей Италии русский, не знающий языка? Хотя пытались мне его втолковать, так разве за пару-тройку дней возможно? Достаточно, что наиболее ходовые слова запомнил — но за итальянца себя выдать лучше и не пытаться. Испанский знаю достаточно — но тоже вопрос, сумею ли с настоящим испанцем остаться неразоблаченным. Немецкий — поднатаскался за последнее время, уж сколько порицаний получил за "неполное соответствие", так что теперь кое-как шпрехать могу и понять, о чем говорят — но акцент просто чудовищный, как Валька заметил. И кем же я при всем этом могу быть в Италии, чтобы не только подозрений не вызывать, но и считаться своим?

Да русским же! Белоэмигрантом — вернее, по возрасту, сыном эмигранта — офицером армии Франко! Тут как раз и мой "почти правильный" испанский в тему. И уважение — союзники! И хрен проверишь быстро — при том бардаке, что творится в Испании сейчас. И оружие можно иметь вполне легально. Ну, а детали вроде мундиров и документов — если ГБ хорошо напряжется, то за два дня и не такое можно достать. Документы вроде бы ведомство Лаврентий Палыча в таких случаях рисует на нашей технике — сканер, компграфика, цветной принтер (даже порошок каким-то образом научились делать!). Наверное, при лабораторном исследовании обнаружат, что чернила не те — но для патрулей и прочих случайных проверок, все выглядит безупречно.

И где Кравченко достал для нас этих монстров — здоровенные "маузеры-астра" в деревянных кобурах? Вообще-то к традиционному (по фильмам) оружию красных комиссаров и революционных матросов сей продукт испанских оружейников имеет весьма отдаленное отношение — да, внешне похож, но по внутреннему устройству отличается. Например, другой ударно-спусковой механизм. А еще в этой модели, "астра 903", есть возможность автоматической стрельбы и отъемный магазин на двадцать патронов, для чего в кобуре сделан особый вырез — по сути, это пистолет-пулемет! И носится это чудо исключительно на немецкий манер — на левом боку, или даже на животе слева, рукояткой вперед — не на ремне, а на перевязи через плечо, как сабля. Если нацепить по-уставному, справа и сзади, то, чтобы достать, очень неудобно тянуть руку до подмышки, длинный ствол мешает — так что не верьте фильмам про Гражданскую, где маузер надет именно так! Ну и конечно, у каждого из нас есть что-то карманное, малогабаритное и по нескольку единиц холодного оружия, в том числе и метательного. Паршиво, что ни "калаш", ни снайперку не протащить. Лишь надежда, что если очень потребуется, на месте добудем — как тогда, в Будапеште, взяли пулемет у немецкого мотопатруля.

Жалко, что после пришлось его бросить. Был бы после в музее, с табличкой: "Из этого пулемета 9 января 1944 был убит обер-диверсант рейха Отто Скорцени". Ну а сейчас нам даже убивать и взрывать не придется, если все пойдет по плану — тихо придем, проследим, чтобы товарищу Маневичу не помешали, и так же тихо проводим назад.

Поезд Ницца — Рим. Раньше ходил от самого Парижа, но сейчас во Франции на железных дорогах творится нечто: саботаж, забастовки и бомбежки. А здесь, в Италии, Муссолини гордится, что поезда ходят по расписанию, прямо с немецким орднунгом. Мы сели на маленькой станции, где стоянка три минуты, в темноте, чтобы меньше народу нас видело (билеты доставали ребята Кравченко).

И вот, в купе вагона сидят французский аристократ и промышленник граф Этьен де Лакруа (Маневич), капитан испанской армии русского происхождения Андрэ Курбатов (это я), лейтенант испанской армии Валентин Бецкой (Валька). Вообще, мы могли придумать хоть Оболенский или Юсупов — вы не представляете, сколько в белой эмиграции как-то внезапно оказалось титулованных особ с громкими фамилиями, наверное, на порядок больше, чем было их в Российской империи! Сочинение себе биографий у эмигрантов за особый грех не считалось — зато могло бы дать поверхностное объяснение нестыковкам при проверке. Но мы подвергаться проверке не собирались — поскольку запрос в Испанию, по месту нашей "службы", однозначно показал бы, что таких людей в списках указанной в документах воинской части (реально существующей) нет. Оставалось лишь надеяться, что при имеющихся средствах связи и учета и творящемся в Испании бардаке на проверку уйдет не меньше недели — мы же рассчитывали обернуться гораздо быстрей.

И наконец, старший сержант, естественно, франкистов же, Серж Печурин — молод еще для офицерских погон. В принципе, Валька и Скунс могли бы и немцев сыграть — но во-первых, нет уверенности, что их язык абсолютно безупречен, во-вторых, если нарвемся на проверку, запрос пойдет не в Испанию, а в немецкую комендатуру здесь, срок не неделя, а пара часов. Рассматривался еще один экзотический вариант играть русских же, но подданных Парагвая (кто помнит в 2012 парагвайско-боливийскую войну, выигранную армией, которой командовал русский эмигрант, врангелевский генерал Беляев, а полками, батальонами и ротами — русские офицеры?). По размышлении отбросили, хотя легенда становилась непробиваемой, то есть почти непроверяемой. Вот только лицо латиноамериканского гражданства в воюющей Европе было, цинично говоря, никто и звать никак — а значит, его по первому подозрению можно было кинуть в тюрьму и подвергать там допросу третьей степени. А поводом для такого подозрения могла стать малейшая нестыковка в рассказе, как оказались в Италии — ведь в этой истории нет нейтралов, Португалии и Испании, куда приходят из Южной Америки корабли?

Вкус какой-то оперетты или водевиля? Плевать, если сработает! Зачем вся наша компания следует в Рим — так ведь паломничество к христианским святыням никто не отменял, даже в войну. Особенно в войну — если завтра убьют, что с душой будет? Французский аристократ и трое русских испанцев едут поклониться собору Святого Петра! Не будут же итальянские полицейские посылать запрос относительно каждого иностранца, вроде бы не запятнавшего себя пока ничем? Тем более проверку на границе мы "прошли" — визы в документах стоят. И ехать меньше суток.

Все дороги ведут в Рим? Вопрос не отвлеченный — если там и сейчас столь же пестрая толпа, с обилием приезжих, какая была, по утверждениям Маневича, до войны, наша задача облегчается на порядок. Реальная опасность может быть, если "Конрада Кертнера" узнают, тем более что для своей миссии он должен будет воспользоваться кое-какими старыми связями, а если возникнет еще какой-то знакомый знакомых? Или полицейский чин с хорошей памятью на лица, знающий фигурантов того "дела Кертнера"?