Уходя с крыла мостика в боевую рубку "Варяга" Руднев злорадно усмехнулся. Даже если его сладкая парочка на десятидюймовке вообще никуда сегодня не попадет, свое дело они уже сделали. Камимуре пришлось форсировать сближение и теперь догонять опережающих его русских под огнем. Кстати об огне, неплохо бы сблизиться еще на пяток кабельтов, пока Ками не закончил поворот. С "Варяга" взлетела в небо одна ракета белого дыма и одна зеленого, что было отрепетовано следующими за ним кораблями...
Еще во время маневров в окрестностях Владивостока, в голову Руднева пришла забавная идея. Тогда не правильно разобрав поднятый на мачте флагмана сигнал о повороте "Все вдруг", шедший концевым "Рюрик" вывалился из линии и, не имея запаса скорости, полчаса потом не мог ее догнать. Теперь перед любой эволюцией фланман не только поднимал сигнал, но и пускал ракеты соответствующего цвета. Белая — вправо, черная — влево. Одна — поворт "последовательно", две — "все вдруг". А количество румбов — количество красных (если влево) или зеленых (если вправо). Сначала была путаница, но потом, привыкнув, командиры кораблей уже не представляли маневрирования без помощи ракет. Метод этот был вскоре принят и на артурской эскадре, а затем через циркуляр ГМШ введен на всем флоте...
Сейчас "Варяг" принял на один румб вправо, и русская линия стала медленно и незаметно приближаться к японцам. На дальномерном посту "Варяга" лейтенант Нирод подобно метроному отсчитывал дистанцию до головного корабля противника. Японцы открыли огонь с 50 кабельтов сразу после поворота на параллельные курсы, но с русских кораблей в ответ летели только редкие десятидюймовые снаряды с "Памяти Корейца". Море вокруг "Варяга" кипело от недолетов и перелетов, но, даже получив шестидюймовый снаряд в борт, русский крейсер молчал. Молчала и остальная колонна, хотя последовательно поворачивающие японские крейсера уже начали обстрел "России" и "Громобоя".
Наконец, после пяти томительных минут под безответным обстрелом, с дальномера донеслось долгожданное "СоГок пять кабельтов!". Руднев, который до этого нервно барабанил по бронированному ограждению рубки, кивнул Зарубаеву, но тот и сам уже отправлял данные для пристрелки на три носовые шестидюймовые орудия правого борта. Не успели еще уйти в сторону "Идзумо" снаряды первого полузалпа, как на вторую тройку были отправлены данные с уменьшенной на три кабельтова дистанцией. Через две минуты на мачте "Варяга" взвился сигнал "Дистанция до головного 46 кабельтов. Курсовой 193", и одновременно с этим рявкнули носовая и кормовая восьмидюймовки крейсера.
Спустя примерно от тридцати секунд до минуты, понадобившихся артиллеристам крейсеров для определения дистанции между "Идзумо" и ИХ кораблем (тригонометрия, седьмой класс, дано расстояние от своего флагмана до флагмана противника и угол, от Норда, под которым это расстояние измерено, известно расстояние и от своего корабля до "Варяга", остается "всего лишь" вычислить расстояние от себя до цели), начали стрельбу и остальные крейсера эскадры. Еще до того, как снаряды отстрелявшегося последним "Рюрика" упали у борта флагмана Камимуры, "Варяг" и "Богатырь" увеличили скорость до 23 узлов...
* * *
Через пару минут перестрелки, Камимуре стало ясно, что его провели. Обстреливаемый огнем всех японских кораблей "Варяг" стал медленно, но верно отрываться от основных сил русских. Теперь во главе русской боевой линии была "Россия", пристрелку по которой надо было начинать с нуля. В то же время, Камимура, решив, что он разгадал финт Руднева — поставить в голову линии бронепалубные крейсера для отвлечения огня противника в завязке боя, а потом, используя их преимущество в ходе, оторваться и выйти на встречу "Ослябе" — даже несколько успокоился. Пара бронепалубных крейсеров, какими бы прекрасными они не были, не поможет "Ослябе" проскочить мимо двух броненосцев. А оказать поддержку своим броненосным товарищам русские бронепалубники уже не смогут. С сожалением бросив последний взгляд на медленно удаляющиеся легкие крейсера русских, Камимура приказал перенести огонь на ставшую головной "Россию". Как показали дальнейшие события, расслабился японский адмирал преждевременно.
Не успев отойти от сцепившихся в схватке броненосных колонн и на милю "Варяг" с "Богатырем" легли на новый курс. Повернув "вдруг", и приняв строй пеленга, они медленно, но верно стали склонятся в сторону флагмана Камимуры, держась, однако, от него на дистанции порядка 6 миль. Когда они вышли почти в голову японской колонны, "Варяг" снизил скорость и позволил японцам самим его догонять. Когда Камимура понял, что наглый Руднев фактически сделал ему crossing t силами двух крейсеров, даже не защищенных поясной броней, он оказался перед не простым выбором.
С одной стороны — выйти из-под обстрела пары русских бронепалубников было просто — всего-то навсего отвернуть на пару румбов вправо. Но тогда из зоны огня выходили основые силы русских, по которым только только пристрелялись наконец-то его корабли. На "России" как раз разгорался пожар на шканцах.
С другой стороны — отогнать наглую русскую пару огнем не так просто — из всей эскадры по ним может вести огонь только носовая башня самого "Идзумо" и три его носовые шестидюймовки правого борта. От огня остальных кораблей эскадры их прикрывает корпус самого флагмана. Поразмыслив, Камимура решил терпеть огонь пары наглых крейсеров пока будет такая возможность. Прекрасно зная характеристики русских шестидюймовок, которым были вооружены "Варяг" и "Богатырь", японский адмирал понимал, что ни утопить, ни серьезно повредить его корабль с расстоянии более 20 кабельтовых русские не смогут. Русским снарядам просто не пробить даже 127 мм брони верхнего пояса "Идзумо", а уж тем более 152 мм брони башни или 178 мм главного пояса, прикрывающего ватерлинию. А то, что русские шестидюймовые подарки вполне могут снести орудия на верхней палубе или пробить борт выше пояса, это можно и придется перетерпеть. Сначала надо разобраться с броненосными противниками, а уж потом можно будет заняться и мелочью.
Когда за неделю до выхода в море Руднев изложил Небогатову свой план охвата головы Камимуры силами двух не броненосных, но скоростных крейсеров, тот задал простой вопрос:
— Всеволод Федорович, а что помешает Камимуре просто отвернуть на два румба, встать к вам бортом и расстрелять бортовыми залпами?
— Ну, во-первых, — Вы тогда от него уйдете, Вы то курс менять не будете, а Вы — по легенде,— идете помочь прорываться "Ослябе". И главная задача Камимуры не утопить меня, а не пустить Вас! А во — вторых, вы не учитываете психологию японцев. Вы бы отвернули, да и я бы тоже принял в сторону, если это целесообразно. Но для японца отвернуть от более слабого противника, даже если тот в заведомо лучшем положении — это потеря лица. Так что максимум, что мне грозит, это огонь одной башни с парой восьмидюймовок.
— Вашим крейсерам может и этого хватить.
— Ну, пробить скос японским снарядом с 20 кабельтов, даже восимьдюймовым — это вряд ли. А все остальное — не смертельно. Пока будет хоть пара орудий, способных стрелять, я с головы Камимуры не слезу! Если потеряю скорость — отползу к Вам за линию, Николай Иванович. Пустите?
— Вас не пустишь, пожалуй, — шутливо проворчал Небогатов, и уже серьезно продолжил, — Я только теперь понимаю, почему Его Величество в приватной беседе мне настойчиво порекомендовал прислушиваться к тому, что говорите. И хотя по времени производства в чин я Вас и превосхожу, но неофициально император меня попросил выполнять Ваши просьбы, как его собственные. Я, признаться, даже обиделся. Но теперь вижу, смысл в этом есть.
Когда "Варяг" с "Богатырем" увеличив ход стали отрываться от "России", Небогатов вздохнул с облегчением, хотя и немного нервно. Ему казалось, что за последние дни он сильно постарел. И, похоже, что виной тому был не возраст, хотя и не малый. Да и к такой работе по обучению он привык, последний год на Черном море этим и занимался. Правда, тут был жесткий лимит времени, но на то и война. Да, приходилось решать довольно сложную задачу по совмещению сплаванных броненосных крейсеров ВОК и новичков в одном отряде. Однако строки Пушкина, пришедшие в голову по-началу: "в одну телегу впрячь неможно коня и трепетную лань", а именно такой поначалу показалась задача, последнее время в голове не крутились. И хотя новые крейсера упорно не хотели делать то, что от них требовалось, но опыт эскадренных плаваний "старичков" сильно помогал, да и экипажи на "новичках" были не новобранцами. В последние дни отведенного срока уже удавалось сносно маневрировать, а артиллеристы утверждали, что с орудиями они разобрались...
Ну, в полигонных-то условиях они ничего себя показали, но каково будет в бою, все ж таки орудия несколько непривычны? Оптимизма добавляла только десятидюймовая башня "Памяти Корейца". Парочка, командовавшая ею, мало того, что великолепно "спелась" и показывала отличные результаты стрельбы, так еще и не просто выполняли приказы, но и сами активно проявляли инициативу. Если учесть, что один из них побывал в бою, (да еще в каком!), то за эту башню в бою можно было не беспокоится. Не подведут ни люди, ни техника управляемая этими людьми.
Но вот когда Руднев излагал ему свой план боя, Небогатов и поймал себя на мысли, что чувствует себя стариком, перед этим молодым человеком... Но разве Руднев молод? Да он младше, но не столь уж и намного. А вот, поди-ж ты. Даже если не принимать в расчет того, что про него рассказывают, того что Небогатов видел своими глазами — хватало. Что он сделал с кораблями? И как ему такое пришло в голову (он же не инженер), и как он добился выполнения своих планов? Ни одному из встречавшихся ранее Небогатову морских офицеров и в голову не приходило менять конструкцию и состав вооружения вверенных ему кораблей. Плавали на том, что давали, жаловались, но перевооружать заново уже готовые корабли?
А их первая встреча? "Варяг" вернулся, взорвав японскую дамбу. Мост на ней. Ну, где это видано? Даже не канонерка — крейсер, быстроходный крейсер атакует... мост! Да откуда Руднев про него узнал и зачем вообще он ему сдался? Мало у Японии вариантов перевозки войск? Дальше — больше, мало ему моста. Пошел резать кабель, узнав о новой пакости японцев. Ну, дите, чисто дите! Контр-адмирал обиделся на японцев. А минеры еще говорят, какую-то хитрую мину на кабель прицепили. И ведь опять — получилось.
А с этим портным! Полдня слушал объяснения Руднева, кто этот Ляо такой, откуда он тут взялся, откуда Руднев про него знает, и зачем надо к нему идти им, адмиралам, а не послать парочку жандармов. А уж свои речи учили, прямо как в театре. Ну, какие актеры из старых адмиралов? Но пока разговор не стал получаться более или менее сносным, Руднев все начинал сначала. Одно это заставляло задуматься. Откуда столько энергии, опыта и знаний, причем в большой степени отнюдь не относящихся к компетенции морского офицера? Но и как морской офицер: эскадр, правда, Руднев пока не водил, но кораблями командовал успешно, да и организация действий вспомогательных крейсеров требовала, по крайней мере, штабного опыта, а он все сделал практически один, и, по-сути, между делом.
В какой-то момент Николаю Ивановичу показалось, что Руднев и не собирается брать его, Небогатова в бой. План боя разработан. Корабли расставлены. Кстати, Небогатов бы расставил их по-другому, и несколько раз порывался изложить свои соображения. Но уверенный тон Руднева и его веские, хотя и не бесспорные аргументы каждый раз останавливали. Командиры кораблей, да и что греха таить, он сам — контр-адмирал, проинструктированы. Экипажи сработались, настрой в командах бравый... Небогатов в итоге почувствовал себя мебелью и даже с каким-то облегчением отдался воле контр-адмирала, который хотя и был в том же звании, но формально был вторым после Небогатова. И вот теперь, проведя завязку боя в кильватере крейсеров Руднева, Небогатову предстояло взять управление пятью броненосными крейсерами на себя...
Орудия грохотали уже несколько минут, но все его боевые приказы пока свелись к формальному "Открыть огонь по флагманскому кораблю неприятеля". Минут через пять "Россия" содрогнулась от взрыва первого, попавшего в крейсер снаряда. Началось, подумал Небогатов, и теперь уже облегченно вздохнул. Началось!
Как и предполагал Руднев, японцы пока полностью игнорировали огнем пару дерзких русских бронепалубных крейсеров. Основной огонь японцы сосредоточили на концевых кораблях русской колонны, головной "России" и концевом "Рюрике". Русские в долгу не оставались, и действовали примерно по тому же сценарию — по флагманскому "Идзумо" били "Россия", "Громобой" и "Память Корейца". Видимых повреждений на японце пока не было, русские снаряды с пироксилином давали при взрыве мало дыма, да и взрывались чаще внутри корабля противника, или уже отрикошетив от брони.
Зато то "Рюрик", то "Россия" периодически скрывались за облаками черного дыма, от красочных шимозных разрывов. Кроме этого, в местах взрывов японских снарядов загоралось все, что хотя бы теоретически может гореть. Не смотря на массовую борьбу с деревом на русских кораблях, сейчас на "России" вовсю полыхал красивый пожар. К месту возгорания с носа и кормы, судорожно раскатывая шланги, бежали пожарные дивизионы. С борта "Рюрика" уже в двух местах, подобно лоскутам отшелушившейся кожи, свешивались в воду листы котельного железа, которыми так долго и старательно "добронировали" в доке оконечности старого крейсера. Впрочем, приняв на себя энергию взрыва, свое дело это железо уже сделало — пробоины в борту старого крейсера были очень скромных размеров, и уже заделывались деревом.
Впрочем, не смотря на внешне идеальное состояние японских крейсеров, на них тоже сейчас было "весело". Отрикошетивший от боевой рубки "Идзумо" снаряд ушел свечкой вверх и разорвался под боевым марсом, изрешетив его и превратив в пыль прожектор. В левом носовом каземате 12 фунтового орудия взрывом русского снаряда и последующей детонацией складированных у орудия патронов вывело из строя и само орудие и весь расчет. Другой снаряд, пробил навылет паровой катер и сдетонировал аккурат между раструбов двух вентиляторов, подававших воздух в кормовую кочегарку. Кроме ранений, полученых тремя членами машиной команды, это привело к падению тяги. Ну, и, наконец, первый русский снаряд, пробивший в этом бою броню верхнего пояса "Идзумо", разорвался, не дойдя до скоса бронепалубы всего полметра.
"Якумо", поставленный в хвост японской колонны как самый тихоходный, поначалу страдал меньше — по нему вели огонь только переметнувшийся на русскую службу "Память Корейца", причем главным калибром только из кормовой башни, и старик "Рюрик". Но и у него хватало проблем — неожиданно плотный и частый огонь "Рюрика" стал для командующего крейсером каперанга Мацучи откровением. Для верности открыв в Джейне страницу с "Рюриком" Мацучи снова и снова переводил взгляд с изображенного на бумаге силуэта на ощетинившийся вспышками выстрелов оригинал. Ну, смену мачт на более легкие не заметить было тяжело, но почему с "Рюрика" прилетает настолько много снарядов, причем явно, калибром больше шести дюймов? Прописанные в Джейне и ожидаемые две восьмидюймовки на такое не способны даже по паспорту. А уж в реальном бою и подавно.
