Человек в шляпе и призраки прошлого

— А? Да... извините, я задумался. На самом деле антропология их совершенно не интересует. Доктор Окира микробиолог и токсиколог, и столь близкий к человеку биологический материал буквально незаменим для его исследований...

— И вы используете этих пигмеев для опытов? Как морских свинок?

— Карликов. Карликов, не пигмеев... Не путайтесь в терминах. Да. Используем. А что?

— А вам не кажется, что это... это... несколько бесчеловечно?

Геллинг улыбнулся.

— Вы допускаете стандартную ошибку. Ставите себя на место жертвы, представляете каково бы вам было, ужасаетесь и начинаете осуждать науку.

— Мне отчего-то казалось, что это свойство называется не ошибкой, а сочувствием и состраданием и во многом делает нас людьми именно оно, а отнюдь не способность изготавливать причудливые железки...

— Смотрю, вы довольно склонны к философии. Тем не менее, а чем эти существа принципиально лучше морских свинок?

— Вы же сами сказали, что они люди!

— Почти люди, Танкред, почти... Где проходит черта отделяющая человека от животного? Как её определить? Обратиться к пастору? А если мы имеем дело с буддистами? Или атеистами? Как поступить?

— Например, не использовать для опытов существ, умеющих считать? — предложил я.

Геллинг улыбнувшись, откинулся на спинку кресла.

— Что бы с вами не думали по этому поводу, но доктор Окира имеет собственное видение проблемы. А японской армии нужны новые средства ведения войны...

— Я так понимаю, он занимается отнюдь не исследованиями лекарств от тех самых опасных возбудителей?

— Вы совершенно верно понимаете... И эти исследования никак не зависят от наших с вами этических оценок.

— Но ваша помощь ему зависит? Даже если вы не можете помешать, разве обязательно участвовать?

— Во-первых, жалко упускать такой случай. Когда ещё может представиться возможность изучить этих существ...

— А во-вторых?

— Во-вторых... — он задумчиво сложил перед собой пальцы рук, — во-вторых мне нужна война.

— Нужна война? — не понял я.

— Древний философ Гераклит говорил: война — отец всех, царь всех: одних она объявляет богами, других — людьми, одних творит рабами, других — свободными. Наша цивилизация размякла и одряхлела. В ней накопилось слишком много лишнего и ненужного. Религия, дремучие нормы морали, условности и обычаи. Мы были почти богами, а кем мы стали? Мы учим другие народы воевать лучше нас. Мы предаёмся праздности и развлечениям... Война с этим покончит. Она сделает нас богами снова.

— Вы когда-нибудь видели войну, Геллинг? Настоящую?

— Не надо драмы, Танкред. Жертвы во имя великой цели — ничто. А жестокость мира лишь закаляет человека. Таковы законы эволюции — слабый должен погибнуть. Чтобы стать сильными, мы должны очиститься от слабых. К сожалению, наши правительства этого не понимают. Они не готовы к новой войне, так что мне ничего не остаётся, как сотрудничать с теми, кто готов.

— Вам мало прошлой войны?

— Мало. Это была война двух держав. Даже не самых сильных. А для настоящего очищения требуется настоящее испытание. Война должна быть мировой. Никто не останется в стороне, и мир выйдет из неё очищенным и сильным...

— Моя страна вышла из неё по частям, Геллинг. А не очищенной и сильной... А я, между прочим, любил свою страну. В ней был свой шарм.

— Это была дремучая феодальная империя, давно отжившая свой век. Ничего личного, Танкред. Только через мировые войны Европа снова станет великой.

— Вы идиот, профессор... Кабинетный теоретик. Война убивает не слабых. Она убивает всех подряд и кого попало. Это не спорт и не рыцарский поединок. Снаряду глубоко всё равно кого он перемешает с чернозёмом — гения или тупицу. Мировые войны станут концом Европы.

— Вы слишком мягкотелы, Танкред. Я надеялся, что вы сможете проникнуться величием идеи, но ошибался...

— Политика слишком опасное дело, чтобы доверять его учёным... Не спорю, вы разбираетесь в своём деле, Геллинг. Но не надо пытаться учить других, как жить, и создавать проекты нового мироустройства. У вас это не получается...

— Посмотрим. Посмотрим. Я хотел ещё раз предложить вам сотрудничество, но вижу, что энтузиазмом вы не горите.

— Учёный всегда в ответе за джиннов, которых он выпускает из бутылок. Я не готов взять на себя ответственность за очищение Европы посредством мировой войны...

— Жаль. Вы казались мне умным и многообещающим человеком, Танкред.

На обратном пути я наткнулся на Линду. Она явно нервничала.

— Вы говорили с Альфредом?

— Да, я как раз от него...

— И что? В смысле, я не то хотела сказать... понимаете... я тоже с ним говорила, и... мне нужен твой совет... наверное...

— Пройдём, — я приоткрыл дверь в комнату.

Мы вошли.

— Ты говорила с Геллингом, — уточнил я, — и хочешь знать моё мнение?

Девушка молча кивнула.

— Позволь угадать, он предложил тебе с ним сотрудничать?

Она снова кивнула.

— И тебе нужен мой совет?

— Да...

— Нет.

— Что нет? — она непонимающе моргнула.

— Понимаешь, Линда, — я взял её за локоть, — у меня, в общем-то, нет никакого права тобой командовать или за тебя решать. Это должен быть твой выбор. Но я свой сделал. Мне не нравится Геллинг и мне не нравится то, что он делает...

Девушка мягко высвободила локоть, и прошлась по комнате. Веснушки, высыпавшие на тропическом солнце, казалось, выступили на бледной коже особенно ярко.

Она остановилась, суетливо комкая пальцы.

— Я не знаю... Я понимаю, но... Это немыслимый, невозможный шанс. Я даже мечтать не могла... Новый вид человека! Переворот в науке. И мне... мне предлагают в этом участвовать! Я даже не знаю, что сказать... Это просто... просто...

— Я понимаю. Нам не часто везёт с очевидностью выбора. А выбирать приходится.

Она снова заходила по комнате.

— В конце концов, — снова заговорила Линда, — я ради этого сюда ехала...

— Не ради этого. Ты хотела найти сенсацию, а не делать опыты над людьми...

Она стиснула пальцы.

— Нет. Всё не так страшно... Мы должны их исследовать. Я говорила с Геллингом, даже с Окирой... Я могу как-то повлиять... Что-то сделать.

В её голубых глазах застыло умоляющее выражение.

— Решать тебе. Я им не доверяю. Даже если сейчас они готовы сотрудничать, кто знает, как они поступят дальше? Они хотят нас использовать. Но это не те люди, которые постесняются выбросить использованное на свалку.

— Нет... Ты не прав, — мне показалось, что она почти готова заплакать, — я говорила с Ланой. С ними можно работать. Они ценят своих сотрудников, заботятся о них. Прислушиваются к ним. Я смогу их убедить смягчить отношение к подопытным. Они не могу не понимать всей ценности этих существ!

— Они не существа, Линда, они люди...

— Я знаю... знаю... Наверное не стоило тебя беспокоить. Извини.

Я про себя выругался. Успокаивать расстроенных девушек явно не самая сильная моя сторона...

Скрипнула дверь. На пороге возникли Геллинг, Альжбета и пара вооружённых громил из её отряда.

— На выход. Оба.

Приказ аргументировался парой стволов, так что возражать я не стал. Фред и Эмили уже были в коридоре.

— Вынужден сообщить вам, — грустно сказал Геллинг, — что принято решение переселить вас в дальнюю часть комплекса...

— Вещи брать, или это уже необязательно? — хмуро поинтересовался я.

Альжбета чуть усмехнулась.

— Берите. Пригодятся. Пока...

— А от вас, — Геллинг повернулся к растерянной Линде, — я жду обещанного решения. Увы, но больше времени на размышления не остаётся.

Девушка до белизны стиснула пальцы и закусила губу.

Я... я... — она сглотнула, — я остаюсь.

И она резко отвернулась к стене, сдавленно всхлипнув.

Эмили сплюнула.

— Идём, — скомандовала Альжбета.

Нас провели в нижнюю пещеру. В глубине оказался незаметный сверху, довольно широкий, но низкий проход. Его перекрывали массивные деревянные ворота. Альжбета отодвинула засов, и мы вышли на небольшой скальный карниз. Под и перед нами расстилалась широкая долина, заросшая лесом. Вершины тропических деревьев покачивались в дюжине метров ниже наших ног. Мне стало нехорошо. Я с детства боюсь высоты...

Эмили хмыкнула.

— Вы не держите на чёрном входе часового?

— Мы не рассчитываем, что кто-то из наших гостей умеет летать, — усмехнулась Альжбета.

— А канатная дорога?

Только сейчас я увидел протянутый от забитых в скалу металлических балок двойной трос. Ещё один, запасной, лежал рядом, собранный в бухту. Канатная дорога шла над долиной к одиноко торчавшему у противоположного склона долины каменному столбу. Вершину столба занимали лёгкие деревянные постройки, нависавшие в стороны и придававшие ему отдалённое сходство с огромной поганкой.

— Эта дорога в один конец... Грузитесь. Живо.

Я посмотрел на деревянную коробку, служившую вагонеткой. Она представляла собой довольно большой ящик, снабжённый по периметру неким подобием сидений и мотоциклетным двигателем, приводившим с движение небольшой блок с навитым тросом.

— М-м-м...

— Живо, я сказала!

Проклятая боязнь высоты. На негнущихся ногах я доковылял до вагонетки и, мёртвой хваткой цепляясь за всё попадавшееся под руки, забрался внутрь. Сиденья были на самом краю, и я сполз на дно ящика. Там пахло сыростью, гнилью, ржавчиной и кровью...

— Что с тобой? — удивилась Эмили.

— Боюсь высоты...

Альжбета рассмеялась.

— Никогда бы не подумала.

Один из её людей дёрнул стартёр. Мотор чихнул, но заводиться не спешил.

— Каждый человек имеет право на слабости, — огрызнулась Эмили.

— Тем хуже для него.

— Вы на редкость жестокая особа, надо заметить.

— А почему я не должна быть жестокой? Если мир относится ко мне так, отчего я должны быть другой?

— Мир разный... — сказала Эмили.

— Мир это жестокость и лицемерие. И я точно такая же... — мотор, наконец, завёлся, и его тарахтение заглушило её слова.

Я откинулся на бортик вагонетки. Отсюда уже нельзя было разглядеть, что находится внизу, и ко мне вернулось самообладание.

— Мне довелось посидеть и в окопах, и в плену, — сказал я, — и вот какой я для себя сделал вывод: чтобы оставаться человеком, нужно понимать, что тебя им делает.

Альжбета лишь пожала плечами.

Вагонетка ткнулась в стопорную балку и остановилась. Конвоир заглушил мотор. Мы один за другим выкарабкались на дощатый настил. Конструкции, державшие тросы канатной дороги, были укрыты от тропических дождей лёгкой крышей. Дальше за ними, в полутьме ангара, виднелось отгороженное решёткой пространство. Я старался держаться подальше от края и оперативно проковылял глубже в темноту. Эмили же подошла ближе к кромке настила и поглядела вниз.

— Это что, — поражённо сказала она, — кости?

Я заставил себя немного скосить взгляд за край помоста. Здесь было уже не так высоко, как с той стороны долины. Каменные осыпи, громоздившиеся у скального подножия, лишь метров на пять-шесть не доставали до помоста. И среди шиферно-серых валунов и зелени действительно что-то обильно белело.

— Это вообще остров костей, — усмехнулась Альжбета, — он убивает тех, кто сюда приходит. Вы же, говорят, интересовались судьбой "Риска"?

— Да... — с некоторым удивлением протянула Эмили.

— Я была там, — Альжбета задумчиво поглядела вниз, — старый граф, как подобрал меня, так везде таскал с собой... Они думали, что этот остров станет их триумфом, а он стал их могилой. Искали знания, а нашли только свою смерть. Это знание их убило. Знания вообще часто убивают...

— Интересная трактовка, — хмыкнул я, — впрочем, знание это сила, а сила нуждается в разумном использовании... А что, всё таки, случилось с экспедицией "Риска"?

— Они умерли, — сухо ответила Альжбета.

— Мы видели кости... в старом лагере, — пробормотал Фред.

— Вот как? Вижу вы времени даром не теряли... Думаю, ваши кости, тоже кто-нибудь когда-нибудь отыщет.

Фред нервно вздрогнул.

— Смотрите! — воскликнула Эмили, указывая вниз, — они движутся! Камни движутся...

Ну почему мне всё время надо смотреть вниз?

Я вцепился покрепче в край вагонетки и осторожно посмотрел через край. Там действительно что-то двигалось. Но это были не камни. Это были ящерицы. Сверху они казались обычными, но опыт подсказывал, что на самом деле они огромны. Те же самые чёрные пупырчатые твари, что мы видели в джунглях. Только теперь ящер был не один. Их было не меньше десятка, один за другим, они медленно выползали из щелей между камнями и двигались к основанию скалы. А за ними, среди ветвей, возникали новые...

Один из конвоиров усмехнулся.

— Зря пришли. Сегодня обеда не будет...

— Обеда?

— Отличная методика утилизации тел, — кивнула Альжбета, — сначала их жгли, но потом сообразили, что куда проще скормить этим зверушкам. Единственное — пришлось оборудовать этот пост. Несколько десятков этих тварей возле самой базы — не лучшее соседство.

Я поёжился и отковылял подальше от края.

— А откуда столько трупов?

— Окира с Геллингом работают не покладая рук. И у них много... отходов. Ладно, заканчиваем с трепотнёй. Заприте их.

Один из конвоиров открыл решётчатую дверь, и указал стволом автомата на чёрный проём.

— Опять... — простонала Эмили.

— По крайней мере, здесь есть крыша, — пробормотал я.

— Спасибо, Танкред, ты всегда можешь утешить в тяжёлый момент...

Дверь захлопнулась, мотор снова затарахтел, вагонетка медленно уползла в сторону базы, и мы остались в тишине и одиночестве...

— Добро пожаловать, — сказал голос из темноты, — я же вам говорила, что всё это плохо кончится.

Голос был женский и определённо знакомый.

— М-м-м... Лизель? — вспомнил я, — очень приятно... в смысле... не вижу, конечно, ничего приятного, но всё же...

Я прищурился в темноту. Говорившая сидела в дальнем углу, обхватив руками подогнутые колени. На ней было тоже жёлто-зелёное платье, что и в Моулмейне, только сильно пообносившееся.

— Так вы и есть та самая Лизель? — Эмили подошла ближе.

— Почему "та самая"?

— Мы должны были вас отыскать и спасти, но как видите у нас это не слишком получилось...

— Спасти? Меня?

— Ваша мать просила нас об этом, — уточнил я, — что ж, полдела уже сделано. Найти мы вас нашли...

— Моя мать? — девушка удивлённо привстала, — я думала, что про меня все забыли... или сочли мёртвой. Так много времени прошло. Я уже сбилась со счёта... Месяц? Два? Три?

— Чуть меньше двух. Ласло обещал вас убить, если она что-то предпримет... а нам было нужно время, чтобы сюда добраться...

Девушка чуть заметно усмехнулась.

— Никогда бы не подумала, что мою мать можно шантажировать чьей-то смертью...

— Вы ошибались. Она боится за вас...

— За меня? Или за свою репутацию несгибаемой королевы? Впрочем, это несущественно. Всё равно уже ничего не изменится...

— Отчаиваться ещё рано. Если я отказался с ними сотрудничать, это ещё не означает, что я сдался...

— Пока твои действия заставляют меня думать, что ты жаждешь героически погибнуть, — пробурчала Эмили, — Геллинг мне сказал, что ты ухитрился отказаться от их предложения дважды. По крайней мере, он говорил, что давал тебе второй шанс. Значит, был и первый?