Паранойя окрепла, а то Оля с утра шибко сомневалась насчёт моего очень уж решительного плана. Ей думалось, что я совсем сбрендил, если решил цинично ограбить перспективного заказчика, которому транспортные услуги могут потребоваться ещё не раз.

Зашёл я на посадку, приземлился и подкатил к этой самой куче так, чтобы угадать в сторону троих ждущих нас пассажиров точнёхонько дверцей — верхняя кромка крыла как раз прошла над их головами с крошечным недолётом. Я же и саму эту дверцу открыл, и лесенку вывесил, наклонившись, чтобы её пристроить к порожку. В этот момент над моей согнувшейся спиной Ольга и открыла огонь. Не из браунинга, (у этой модели не хватило силёнок даже на то, чтобы Ленина с двух попаданий убить) а из табельного ТТ. Я же из наклонного положения нырнул головой вниз — тут меньше метра — кувыркнулся и, сев на попу, тоже выхватил пистолет. Опоздал я с готовностью — Оля успела в каждого всадить, как минимум, по одной пуле. То есть, в тех, кто ещё не упал, я, конечно, тоже пальнул, но были эти парни уже небоеспособны.

У одного в руках, кстати, пистолет, всё-таки был — он явно собирался применить его, как только закончатся с посадочные церемонии. За спиной держал. Отсюда вывод — в этой команде имелся свой лётчик, а мы им были без надобности. Главное, заправленный самолёт и отсутствие свидетелей.

Дальше действовали быстро — затащили весь груз в салон. Его оказалось многовато — ещё одно очко в пользу того, что наше участие в полёте не предполагалось. Нас планировали тут же и прикопать. Ну а мы прикопали предполагальщиков, потому что лишних двести кило Фосетту будет чересчур. Он всего-то на семьсот рассчитан, а мы ещё и горючего налили в расчёте на очень дальний перелёт.

— Куда летим? — спросила Оля, когда устроилась в пилотском кресле и запустила мотор.

— На острова Хуан-Фернандес, — ответил я. — Там, где жил Робинзон. В Союзе меня расстреляют, если вернусь. А здесь нас обоих могут отыскать люди, пославшие усопших в эту необычную командировку. Для всего мира мы должны умереть, не вернувшись из полёта над горами.

— Понятно, — кивнула Оля. — Полчаса летим на северо-запад, скрываемся из виду относительно этой точки и поворачиваем на ранчо дедушки. Сначала сочтём алмазы в каменных пещерах, — повела она плечом в сторону кучи разнородных вещей, громоздящихся за нашими спинами, — а потом станем принимать решение.

— Не годится. Засветим точку. Соседи наверняка увидят, а кто кому что расскажет — этого заранее не угадать. Нужно заправиться в Сальте, как планировали, и оттуда уйти в сторону гор, где пропасть из виду. Общаться с обитателями аэродрома буду только я, потому что шляпу надену — она запоминающаяся, — показал характерный такой головной убор со специфически загнутыми полями и пёрышком. Было в ней что-то тирольское... или, из фильма "Три орешка для Золушки". Точнее не скажу, потому что в национально-исторической костюмерии не разбираюсь.

Оля обиженно надула губки и пошла на взлёт. Курс взяла точнёхонько на Сальту.

* * *

До аэродрома, расположенного на горном плато, лететь было около трёх часов — нашлось время покопаться в награбленном. Золота в слитках здесь оказалось много, наверное, как раз около полутоны. Остальное — палатка, бивачное имущество и личные вещи с запасом продуктов, говорили о намерении некоторое время пожить на природе, где хорошенько упрятать драгметалл. Кроме того, отыскался и футляр с проявленными фотоплёнками. Мне такие запомнились, и в качестве детских диафильмов, и в качестве носителей технической документации. Почему-то назывались эти неудобные для чтения через проектор штуковины микрофильмами, хотя до понятия "микро" было им, как до Луны пешком.

Оля изучила их с помощью увеличительного стекла и спрятала обратно. Я даже не пытался, потому что немецкого толком не понимаю. А были они именно на этом языке. Вообще-то тут всё указывало на принадлежность к Третьему Рейху. Маркировка слитков, оружие, имена в документах. То есть, это определённо были немцы — Оля, как только убедилась в этом — успокоилась окончательно. А то всё сомневалась, не невинные ли души мы погубили.

Золото мы прикопали в безлюдном месте по нашу сторону Анд неподалеку от одного из притоков Параны. Просто нашлась подходящая для приземления площадка ещё до предгорий. А вот аварию сымитировали рядышком с другим притоком — сбросили самолёт с обрыва прямиком в бурлящий поток — наверняка, хоть какие-то обломки принесёт к людям — тут, ниже по течению, уже встречаются селения. Для достоверности и пару слитков оставили в салоне — задавили в груди жабу, и принесли необходимую жертву на алтарь достоверности.

Немцы, пославшие этих кладозакапывателей, раскроют нашу хитрость, если раскопают захоронение на месте отправления. В других же ситуациях шансов быть уличёнными у нас ничтожно мало — в месте, где найдут обломки самолета, даже пираньи встречаются. А эти рыбки оставят от любого раненого только голый скелет. Поэтому отсутствие тел на месте катастрофы никого не удивит.

Самолёт же наш видели в Сальте, где запомнили белого в приметном головном уборе. То есть, имеются все основания полагать — до места последней посадки всё гло по плану. Немецкому плану. Возможно, наша импровизация пройдёт успешно.

Сами пешочком двинулись на запад через горы в сторону Чили. В этих местах имеются седловины между вершинами, да и высоты умеренные. Компас есть, тропы найдём. Главное, людям на глаза не попадаться. Провизия с собой и торопиться некуда.

— Ты, Кутепов, поскольку мы с тобой теперь ото всех в бегах, может, признаешься, откуда наверняка знаешь такие вещи, которые ну никак знать невозможно? — спросила Оля, устраиваясь рядышком со мною на ночлег.

— Не скажу, — ответил я. — А то ты меня разлюбишь.

Иногда, для того, чтобы женщина перестала задавать вопросы, требуется не так уж много. Тем более, что в горах жутко холодно — мы одеваемся в теплые куртки, укутываемся пончо и тесно прижимаемся друг к другу.

* * *

Если кто-нибудь смотрел фильм "Роман с камнем", где героиня оказалась в горах Южной Америки, то может представить себе ландшафт, среди которого мы оказались. Чуть больше скал и меньше растительности, но, в целом, оно самое. Жутко живописно и безумно трудно идти. Поначалу мы поднимались, потом, километров через шестьдесят, начали спуск. Тропы встречались редко, причём ни к какому жилью они не вели. Ручьи, озерца, ущелья и склоны. Пышная растительность сменялась скудной. То лес, то голые камни — красоты на любой вкус. Думаю, если считать по прямой, то за день мы проходили не больше десяти километров, хотя ногами отмеряли втрое больше. Однако, поскольку не спешили, то и не переживали особо. Рыбачить или охотиться не пытались — тратили продукты, захваченные с собой. Вверх особо карабкаться не старались — нас снеговые вершины не манят, потому что склонности к альпинизму не испытываем. А тут начались открытые места — пологие склоны, поросшие травой, на которой пасутся верблюдики размером с ослов. Думаю, гуанако.

Погода стояла пасмурная, изредка случались дожди, которые пережидали в палатке. Ни людей, ни строений не встречали дней десять. А потом вышли на укатанную дорогу, петляющую по склонам, которая долго нас никуда не выводила. И движения по ней не было. Наконец впереди замаячило селение, потянуло дымком, а там и домики показались. Место называлось Льюльяйльяко — это, на самом деле, название горы, что маячит неподалеку и является действующим вулканом. Вот уж не думал, что занесёт нас в столь примечательные места.

Отсюда мы на наёмном автомобиле добрались до побережья — города-порта Антафагаста, где и сняли недорогую квартиру на окраине. Нужно было осмотреться и сообразить — оставаться на месте, или податься куда-нибудь. По первому впечатлению местечко показалось нам подходящим — тут сухо, потому что находится этот город прямиком в пустыне. Ну, или совсем рядом. Тут как раз грузят на морские суда то селитру, то гуано, которые где-то в пустыне и добывают. Места здесь солнечные и не жаркие, хотя, считай, у самого южного тропика. Какая-то природная хитрость, связанная с идущим от Антарктиды холодным течением.

Главное же для нас — место здесь не слишком оживлённое. Город вообще вытянулся вдоль берега, потому что дальше сразу кручи — горы подступают к самому океану. И есть почта с телеграфом. Оля отправила открытку в Монтевидео, подписавшись чужим именем, где выразила восхищение номером, с которым выступает её матушка. То есть — обычный комплимент артистке цирка, на адрес которого послание и ушло. Надо же было дать знать родителям, что мы не погибли, а то они ведь переживают из-за нашей пропажи.

— По почерку узнает, — хмыкнула моя роднуля, когда я спросил, как матушка поймёт, что это именно она.

Потом я искал себе работу, что без документов не так-то просто. Ведь бумаги, выписанные на моё имя, показывать нельзя, а другими мы не запаслись. Так что на особо доходное место претендовать не следовало — стал частным порядком ремонтировать машины местным автовладельцам. Как раз на оплату квартиры и пропитание и выходило. А уж потом получил предложение поработать механиком в одном из частных же гаражей. То есть, если по-нашему — в небольшом автохозяйстве.

Жили мы тихо и неприметно. Оля вела домашнее хозяйство и вместе с соседками перемывала косточки всем, на кого ложился взгляд — мужьям, продавцам из магазинчиков, городской администрации и действиям стран-участниц войны. А я по пути с работы заглядывал в пулькерию — это название местных пивнушек — где пропускал чашечку мате — тутошнего чая — под разговоры с коллегами о всеобщей несправедливости и жадности работодателей. То есть вносил посильный вклад в классовую борьбу. Мы попросту вживались в окружающую действительность и абсолютно ничем не выделялись, старательно сливаясь со средой обитания. Продолжалось это около двух месяцев, пока в местной газете среди объявлений не появилось несколько ожидаемых строчек — с нами искали связи. Ну да — город известен по штемпелю на открытке, а остальное — дело техники.

По указанному адресу мы нашли нашего старого знакомого — Виктора Сергеевича. Он забрал у нас и футляр с фотоплёнками, и схему, следуя которой легко отыскать припрятанное золото. Велел продолжать сидеть тихо, потому что последствия нашей авантюры и ему показались сомнительными. То есть, таинственное исчезновение самолёта в горах, действительно наилучшим образом снимает вопросы, которые могут возникнуть у немцев.

— Так, скажи мне, пожалуйста, Кутепов! Что за интригу ты затеял с королём Георгом? А то и мы гадаем, и они. Надуваем, понимаешь, щеки на высоком международном уровне, но никак в толк не возьмём — к чему ты клонишь?

— Знаю, что будет, но ума не приложу, что с этим поделать, — ответил я совершенно искренне. — Америка выйдет из войны самой сильной, причем флот её, навоевавшийся с японцами, превзойдёт своей мощью даже британский. И это при разграбленной Европе и разрухе у нас и в Германии. Чисто теоретически международная традиция подсказывает, что подобную мощь хорошо бы уравновесить, объединив усилия двух самых сильных стран, оставшихся после подобного рубилова. То есть Советскому Союзу и Великобритании надо бы найти общие интересы и сгладить противоречия, чтобы иметь возможность проводить независимую политику, не оглядываясь на заокеанского богатыря. Да, придётся в чём-то уступать друг другу, но это ведь и есть политика! Тут я абсолютно неискушён.

— Знаешь, говоришь, — задумчиво проговорил Сергеич. — В том-то и загвоздка, что знания твои достоверны. Да и шаги, на этих знаниях основанные, эффективны. А тут, — он развёл руками, — просто уму непостижимо, что такого интересного мы сможем предложить англичанам. Да так, чтобы они потом нас с потрохами не съели, и не обчистили до нитки, колонизаторы хреновы.

— Чисто умозрительно, ничего, кроме транспортного коридора через собственную территорию, — улыбнулась Оля. — Они нам помогут увеличить пропускную способность железных дорог, и подтянут навстречу ветки из Ирана, Афганистана, Индии. У них сразу улучшится связь с зависимыми территориями.

— Это политически не соответствует курсу партии, — мотнул головой наш куратор. — Но я всё равно доложу. И отмечу, что длительное пребывание за границей отрицательно сказывается на вашем моральном облике.

На этом мы и распрощались.

Глава 27.

Еще с месяц ничего в нашей жизни не происходило, пока снова не прибыл старый добрый куратор — всё тот же Виктор Сергеевич.

— Товарищи комиссары госбезопасности! — торжественно произнёс он прямо при встрече. — Поздравляю вас с высокими правительственными наградами — орденами Красного Знамени.

При ответе, произнесённом негромко, мы с Олей допустили разнобой. Я признался в том, что служу Советскому Союзу. А она — трудовому народу. Почему признался? Потому что мы ведь не дома и даже слов подобных не должны произносить, тем более — по-русски. А потом у меня возник вопрос:

— Виктор Сергеевич! Что это за головотяпство? У нас явно прошла смена званий и знаков различия. Переаттестация, одним словом. Удобный случай устранить недоразумение, возникшее явно по недосмотру. Спокойно, без нервотрёпки записываете майоров госбезопасности майорами госбезопасности — звуки те же, но, фактически, мы понижаемся в звании, как минимум, на три ступеньки. Уже не так сильно голова болит от тяжелых звезд на погонах.

— Присядьте, пожалуйста, товарищи комиссара госбезопасности. Дело в том, что примерно это и планировалось, но футлярчик со снимками документов, когда руководство ознакомилось с их содержанием.... В общем, моё предложение не нашло понимания наверху, потому что команда была: "Повысить в звании и наградить" — не удалось удержать вас даже на прежнем уровне, а то были бы вы полковниками, как я. Уж извините, пожалуйста.

— Вот ведь невезуха! — всплеснула руками Оля. — Для моего звания в женском роде даже слова нормального нет, потому что "комиссарша" — это жена комиссара.

— Так ты и есть комиссарша, — подколол её я. — Да ещё и комиссарица, если правильно словообразую. И вообще, Виктор Сергеевич, хоть маразм и крепчает, но вы всё равно наш куратор. Без чинов?

— Без чинов, — улыбнулся гость. — Но данные на тех плёнках, действительно важные. Меня ознакомили с фрагментами, касающимися нашей зоны ответственности.

— Только не говорите, что там было, — поторопился остановить его я и покосился на Ольгу — она-то наверняка хоть что-то, да смогла разобрать через увеличительное стекло.

— Не скажу, конечно. А вот что не забуду отметить, так это успех с выводом из строя подводных рейдеров, действующих в южной Атлантике. В сумме через подстроенную вами западню их прошло восемь штук. А потом они перестали там появляться. Просто неизвестно, закончилась выделенная квота для этого района, или немцы что-то заподозрили. Но всё равно, результат просто замечательный. А вам неплохо бы вернуться в Москву — руководство заинтересовано в подробном изучении того, что подсказывает твоя, Кутепов, логика.

— Она не про всё догадывается. Только иногда, причем всегда ни с того, ни с сего, — попытался отбиться я. Но Оля оказалась решительнее: