История С Продолжением

Пятый влетел в медпункт и остановился на пороге. Опять! Они же говорили — через час! Как же так!

— Ты позвонил? — Лукич повернулся к Пятому, лицо его было покрыто испариной, он тяжело отдувался. — Позвонил, я спрашиваю?

Пятый не ответил. Он повернулся и снова бросился бегом по коридору — прочь, прочь, прочь от этого ужаса, от своего страха, от своего бессилия. Лукич пожал плечами и, повернувшись к медсестре и второму хирургу, спросил:

— Ну что?

— Давление упало немножко, но он, кажется, очнулся, — ответил второй хирург. — Глаза пояснее стали и реагирует.

— Сейчас проверю. Лин, это я, помнишь меня?

Лин слабо кивнул. Ему было дурно и страшно хотелось пить. Слабость, пересохший рот, боль... Даже дышать больно. Везде больно...

— Ты понимаешь, что с тобой такое?

— Я... пить хочу... — прохрипел Лин.

— Нельзя пока, — ответил Лукич. — Тебе плохо было, мы тебя прооперировали, так что пить нельзя. Володь, давай попробуем капельницу поставить, хоть глюкозой поддержим немного. Крови-то нету.

— Давайте попробуем. Только вены больно плохие, боюсь, мы только потеряем время.

— Тогда давай так — сначала руки проверим, а потом, коли не выйдет — катетер в подключичку. Хорошо?

Руки надежд не оправдали — вены рвались, словно были сделаны из бумаги. С огромным трудом врачи всё же ввели катетер и общими усилиями поставили капельницу. Лин к тому времени снова отключился. Ему перевязали израненные руки и снова укрепили фиксаж. Как оказалось, вовремя. Снова случился приступ судорог, через полчаса — ещё один. Давление упало ещё сильнее, но стимулировать сердце Лукич побоялся — отравленная сердечная мышца могла и не выдержать. А ещё через полчаса приехала, наконец, вторая бригада врачей. Во главе с Эдуардом Гершелевичем. Он эту бригаду привёз, внимательно выслушал Лукича, покачал головой, пожал плечами, согласился со всеми назначениями, осмотрел Лин и отбыл. Вторая бригада заступила на вахту, а Лукич вдруг с удивлением понял, что Пятого он не видит уже довольно давно и подивился — где же он? И пошёл поискать.

* * *

— Не видели?.. Как — на улицу пошёл? — искренне удивился Лукич.

— Да он всё равно с территории сейчас выйти не сможет. Сказал — вы его отпустили подышать...

— Понятно... И куда он направился?

— Да куда-то в сторону котельной, — пожал плечами охранник на входе.

— Спасибо.

Лукич брёл по тропинке, протоптанной в снегу, то и дело спотыкался, чуть не падал — тропинка была узкой. "Где носит этого дурака? — с раздражением думал Лукич. — Он же ничего не взял — ни куртки, ни другой одежды. А вышел часа три назад".

Лукич остановился и прислушался. Где-то за зданием котельной он различил посторонний звук. Сначала не понял, а потом сообразил. И бегом бросился к источнику этого звука.

Пятый сидел прямо на снегу и размеренно бил кулаком в кирпичную стену. Кулак был уже в крови. Пятый беззвучно плакал, лицо его было мокрым от слёз, он иногда останавливался и пытался вытереть слёзы разбитой рукой.

— Это что такое?! — возмутился Лукич. — А ну, иди сюда!

Он силой оттащил Пятого от стены и заставил встать на ноги.

— Рассказывай давай, что случилось, — потребовал он.

— Он... бригаду... он отказал... — у Пятого заплетался язык, его трясло от холода. — Сказал, что только если я... информацию... то он... врачей... а я... я не смог... Лин теперь умрёт из-за меня...

— Во-первых, приехала бригада, — жестко сказал Лукич. — Во-вторых, немедленно пошли в тепло, пока ты не схватил какую-нибудь мерзость. В-третьих, я считаю, что ты должен быть от Лина неподалёку, потому что он плохой и на самом деле может умереть в любую минуту. И никакая вторая бригада его не спасёт. Но сдаваться и устраивать истерики ты морального права не имеешь, понял? От тебя наполовину зависит, выживет он или нет. Знаешь, почему я тебя пошёл искать? Он о тебе спросил.

— Он очнулся? — на лице Пятого появилась безумная надежда.

— Да, очнулся... не совсем ещё, правда, но иногда в себя приходит. Пошли, психопат. На вон куртку мою накинь...

* * *

— Горячего чая, смазать руку йодом — и в комнату, — распорядился Лукич. — Как согреешься — сразу туда.

— Я уже...

— Сиди! И принесите ему переодеться, он промок насквозь.

...Пятый уже несколько часов сидел рядом с Лином. Врачи заглядывали каждые полчаса, пытались как-то поддержать его, что-то кололи, что-то говорили... Пятый видел — всё хуже и хуже. Лин постоянно просил пить — кровопотеря, лекарства, наркоз — всё это вызвало страшную жажду. Стали поить — началась рвота. От малейшего глотка воды Лина выворачивало наизнанку, он стонал от боли в свежих швах, плакал... ненадолго отпускало — и по новой. Опять просил пить. Снова...

Где-то ближе к утру Пятый заметил, что Лин дышит всё тяжелее и тяжелее. Лин не спал всю ночь, Пятый, естественно, тоже, поэтому и обратил на это изменение внимание Пятый не сразу.

— Рыжий, — позвал он тихонько. — Лин, что такое?

— Мне.. плохо... не могу... воздуха мало... — Лин говорил бессвязно, речь его путалась, в глазах плескалось непонимание и страх. Он смотрел на Пятого, как ребёнок на взрослого — вот придёт дядя и всё исправит. — Открой окно...

— Лин, там холодно, — ответил Пятый. — Нельзя открывать. Ты простудишься.

— Ладно... — Лин облизнул пересохшие губы. — Дай... попить...

— Не надо, опять вырвет. Ты поспи немножко, хорошо? — попросил Пятый. — Отдохнёшь — а потом дам водички. Ладно?

Лин кивнул. Полчаса пошли в тишине, Лин лежал, прикрыв глаза, тяжело с хрипом дыша, и, казалось, спал. Пятый сидел неподвижно, силясь понять — что происходит? Но то, что происходило, стало вдруг происходить гораздо быстрее, чем он мог себе представить. Лин вдруг приоткрыл мутные глаза и прошептал:

— Пятый... я, кажется.... умираю...

Пятый вскочил, как подброшенный, и кинулся в коридор.

— Алексей Лукич! — закричал он. — Скорее! Ему плохо!

— Что такое? — Лукич, видимо, спал, но проснулся по давней военной привычке, на удивление быстро.

— Он задыхается!

— Буди остальных, живо! В комнату не входить, понял!

...Пятый сидел в коридоре, прислонившись спиной к стене и, помимо своей воли, слышал почти всё, что делалось в медпункте. Его трясло всё сильнее и сильнее. "Только бы мне не слышать, только бы не слышать... О, Господи!.. Не хочу это всё слышать", — думал он. А обрывки голосов всё звучали и звучали...

-...кровотечение из шва... стол готов?.. да, поскорее...

-...а я и говорил, что будет... надо было сразу начинать...

-...цианоз, отёк лёгких... Нет, товарищи, после такого...

-...да срежь ты эти нитки!.. на кой они теперь... чёрт, его опять рвёт!.. давай наркоз вводи, пока я держу...

— Куда?!

— В катетер... давай... эй, он ещё дышит? А, это нормально... кладите...

-...это из внутреннего. Ничего, зашьём... только неизвестно, проснётся ли он после этого всего...

— Жди, проснётся!.. фиксируй, Володь, время... чёрт, да что же это такое, а?.. ну сколько можно?.. вы зашли в полость?

-...давным-давно. Всё, там нормально... ну, насколько это может быть нормально... всего лишь один сосуд, а вы орёте, как оглашенные... Эй, почему он дёргается?! Кто наркоз давал, придурки?!

— Я не успел...

— Лукич, я этого оглоеда к свиньям собачьим урою!..

-...тише, тише... что случилось?.. наркоз? Не надо наркоз, всё правильно, не надо давать, он и так еле дышит... Надежда, шей, ты это лучше всех умеешь... всё, уже всё... это похоже не на отёк, а на плеврит...

— Лукич... да что же это такое?! Стеноз...

— Дыши сам, урод!.. Чтоб тебя, прямо не знаю...

Несколько минут в медпункте было подозрительно тихо, потом в дверь высунулся Лукич.

— Пятый, — позвал он. — Руки у тебя мытые?

— Да, — ответил Пятый. — Что делать?

— Принеси три чистые пелёнки, простыню и пару полотенец, в темпе, — попросил Лукич. — Занесёшь, положишь — и иди.

— Что такое? Зачем?

— Иди... Зачем, зачем... не твоё дело!

— Лукич, — позвали из-за двери, — пойди сюда! Он опять не дышит...

— Сейчас. Ты реанимируй, пытайся, надо же поддерживать...

— Спазм, горло дыхательное перекрыто, — посетовали из медпункта. — Лукич, он синеет уже... Иди, сам делай трахеотомию.

Лукич скрылся за дверью. Пятый отыскал сумку с чистым бельём, отобрал нужное и бегом рванул в комнату.

— Вот так-то лучше, — удовлетворённо заметил кто-то. — Вроде дышит пока...

— Вот именно — пока. Пятый, принёс?

Пятый протянул медсестре то, что она просила, а сам подошёл к койке.

— Что такое? — еле шевеля губами спросил он.

— Отёк лёгких, плеврит, — ответил за всех Лукич. — Начались судороги, разошёлся шов. Зашили. Стало останавливаться сердце. Вкололи адреналин. Перестал дышать. Сделали трахеотомию. Сейчас поменяем бельё, перевяжем по новой, посадим, как положено — и пойдём молиться Богу. Пятый, пойми — это конец. Мы больше ничего сделать не сможем. Эй, только в обморок не падай мне тут, пожалуйста! Выведите его на волю, пусть там посидит. А мне работать надо. Я тебе полный отчёт дал?

Пятый кивнул. Он и вправду еле стоял на ногах.

— Всё, свободен.

— А всё это... зачем? — Пятый указал трясущейся рукой на простыню.

— А затем, что когда дыхание останавливается, всегда происходит... всё, вали отсюда! Иди искать подушки, их нужно ещё как минимум штуки три. Понял? Иди. Хоть до Москвы дойди, но вернись с тремя подушками.

Пятый нашёл подушки быстро — просто прошёлся по каптёркам и выпросил всё, что надо, у надсмотрщиков. Отдали. Не пожалели. Потом Пятый отнёс подушки в медпункт, а сам пошёл и позвонил Эдуарду Гершелевичу. Просто спросить совета.

— Я, правда, не практикую, — ответил тот, когда Пятый выложил ему всё, что знал. — Но... позови Лукича. Может, стоит попробовать сделать пункцию плевральной полости... Чем чёрт не шутит!.. Зови.

Старики говорили недолго. Лукич, задумчиво почесал в затылке, крякнул, сказал "Была — не была!" и снова исчез на дверью. Через пятнадцать минут он позвал Пятого.

— Так, дружок. Сейчас ты при нём посидишь немножко, мы пойдём, обсудим технику, и приступим. Если что — позовёшь. Мы скоро. Не переживай.

Лин был не просто бледен, он был какого-то зеленоватого оттенка. Его высоко посадили, чтобы хоть как-то немного уменьшить отёк. Трубка, вставленная в дыхательное горло, требовала, чтобы голова была откинута назад, поэтому Лину зафиксировали подбородок, протянули широкий кусок бинта под ним и подвязали к спинке кровати. Лин дышал еле-еле, руки его были холодны, лоб тоже, губы посерели, лицо стало восковым. Пятый уже не мог что-то говорить или думать, он просто просидел те пятнадцать минут, которые отсутствовали врачи, держа Лина за холодную мёртвую руку. Он молчал. Даже молиться он не мог.

— Пятый, поди в коридор, — Лукич ласково взял Пятого за плечи и развернул к себе лицом. — Нам надо поставить дренаж. Это может помочь. Так что пойди, милый, хорошо?

Пятый кивнул и вышел за дверь. Несколько минут в медпункте была тишина, а затем кто-то произнёс:

— Ух ты! Литр, не меньше!..

— Ну, не литр... пол литра точно. Смотри, а он дышит получше. Прямо сразу задышал...

— Не говори под руку, Володя! И дайте пластырь, нужно зафиксировать трубку. Кстати, позовите психа из коридора, пусть успокоится...

Пятый вошёл сам, не дожидаясь приглашения.

— На, смотри, — позвал Лукич. — Видишь, сколько экссудата? Он сдавливал всё, что можно. Сейчас экссудат через шунт будет выходить и ему станет полегче дышать. Всё теперь зависит от того, заработают ли почки. Если да — тогда может выжить. Если нет... о плохом не будем. Всё, сиди, следи, наблюдай. Тут Надежда остаётся, так что вы на пару и присмотрите. А я его уже видеть не могу! Дайте мне сегодня хоть кофе попить спокойно.

— Обойдётся, — успокаивающе сказал кто-то. — Я такие вещи чую.

— А сколько времени? — спросил врач из второй бригады.

— Шесть утра. С добрым утром вас, дорогие товарищи! Радостно и бодро начните новый трудовой день с производственной гимнастики!

— Тьфу на тебя, усохни! Семён, ну перестань, — попросил Владимир. — Хоть перед этим не выступай...

— В качестве разминки мы предлагаем вам поставить дренаж и потренироваться в искусственном дыхании, — продолжал веселиться Семён. — А потом...

Семёна вытолкали из медпункта просто взашей — шутки, конечно, ничего плохого в себе не содержали, но спокойно глядеть, как Пятый стоит посреди разорённого медпункта и неподвижно смотрит на веселящегося врача, Лукич не смог. Конечно, тут всё понятно — что для одного — горе, для другого — просто работа, но... Всё имеет свои пределы.

— Ты бы пока посидел, — попросила медсестра. Она была пожилая и полная. И очень спокойная, в чём позже Пятый убедился на практике. — Чего торчишь на дороге?

— Что? — не понял Пятый.

— Сядь и успокойся малёк. Хочешь, чайку попьём? — она вытащила из какого-то тайничка заварку и литровую баночку. — Заварить тебе? Ты, поди, всю ночь не спал. Угадала?

— Да, не спал... Только не надо чай, я не хочу.

— А ты через "не хочу", — посоветовала сестра. — Мы ему сейчас тоже водички кипячёной приготовим, лимончика добавим. Он скоро проснуться должен, вот и попьёт.

— Вы думаете, что он сможет? — Пятый опустил голову. — Они говорили, что он не проснётся...

— А ты в голову не бери, что они говорили, — посоветовала сестра, размешивая заварку в банке маленькой ложечкой. — Они врачи, только болячки и видят. Мало ли кто что говорит!.. Так и с ума сойти недолго. Вот увидишь сам — очнётся.

— Он выживет? — Пятый тяжело сел на стул около с кровати.

— Не знаю, — подумав ответила Надежда. — Я же не Бог. Но если ты будешь так нервничать, ты ему не только не поможешь, а даже наоборот. Понял?

— Какое у вас имя... — вслух подумал Пятый. — Надежда... а как отчество?

— Михайловна, — подсказала она. — Ты меня из виду не теряй. Надежда, говорят, последней умирает. Так что если хуже станет — про меня вспомни. Что тётя Надя говорила... Может, и выживет. Давай поправим подушки, а то низковато ему. Ты трубку придержи... вот так... всё, отпускай.

— Вы капельницу ему не поставите? — спросил Пятый.

— Пока не поставлю, только когда они скажут.

— Почему?

— Так пусть отдохнёт он, поспит, отлежится. Торопиться не надо, потихонечку, полегонечку. Не знаешь, стаканы тут есть?

— Посмотрите в шкафу, — Пятый сел рядом с Лином и взял его за руку. — Мне пока не надо чая, я потом...

— Потом остынет. Ты где себе так руку раскровенил? Болит небось.

— На улице. Случайно. Я и забыл уже, — Пятый пересел на стул, пододвинул к себе стакан с чаем. — Что мне делать? Я же ничем ему помочь не могу...

— Он твой друг? — участливо спросила Надежда Михайловна.

— Да... даже не просто друг, а ещё ближе...

— Брат?

— Не совсем... да, пожалуй, брат... о, Господи... — Пятый судорожно вздохнул, зажмурился, потряс головой. — За что это всё?! Он не выдержит, я чувствую, он совсем... он...