Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Те идут вниз, а перед воротами городища разворачиваются меченосцы моей хоругви. Всего ничего. Последний заслон на пути врага. Точнее — заградотряд. Ни врагов, ни "горных", ни "луговых" — наверх не выпустят. Битва будет там, в овраге. Между высокими и крутыми обрывами.
— Ну, что, Любим, как тебе такая позиция?
— Будто боженька босичком по душе! Ежели они до половины оврага войдут...
— Не жадничай. Довольно и четверти.
— Широковато, далековато...
— Не жадничай. Дай и другим вражьей крови попробовать.
Я уже говорил: в колчане — 30 стрел, мои стрелки выпускают полный колчан за 2-3 минуты.
Это и есть бой. "Момент истины". Апофеоз, кульминация.
Всё остальное... "подход-отход". Всё, что происходило за последние дни с момента появления "дедушек-послов" на Стрелке, многое, что случилось раньше, за годы моей жизни в "Святой Руси", куча всяких мучений, болей, трудов, переживаний и нервничаний — так, "притопы-прихлопы". Вот для этого. Чтобы поместить "правильных" людей с "правильным" инструментом в "правильное" место.
Два десятка луков, шесть сотен стрел... Лишь бы противник вошёл в устье оврага, над котором, на высоченном обрыве с левой стороны, Любим скрытно располагает стрелков.
Илья всё сделал правильно: вывел марийское воинство на лёд реки перед устьем оврага, заставил "онов" выдвинуть в первый ряд стрелков, построил пешцев плотными рядами. Я бы сказал: "сомкнув щиты", но... Ни здоровенных викинговских или древнеславянских дур, ни "русского миндаля во весь рост"... Маленькие тощие мордовского типа щиты, "мордовки". Одна на троих...
А что по этому поводу говорил Юрий Ким?
"Не видно даже брюк на них,
Одна "мордовка" на троих,
И шорты, и шорты, и шорты".
Шорт — нету. Не сезон. А так — похоже: брюк — не видно, только — штаны.
Это же охотники! Не — воины. Они в "бега" шли, а не в битву. Даже у кого и было — третьего дня в "Великой Битве" покидали. Удирать со щитом неудобно. Остались только у самых храбрых. И у самых жадных — своё же! Вот кто со щитом — тот и "на щите" будет. В смысле: в первый ряд.
"Унжамерен" очень грамотно выпустили вперёд удмуртов — у тех стрелки почти все. Первые стрелы с обеих сторон легли в снег, удмурты перебежали поближе. После третьего залпа марийские стрелки завопили и побежали к копейщикам, после пятого — копейщики тоже побежали назад.
Охотники — очень терпеливые люди. Без терпения — зверя не возьмёшь.
"Без труда — не вытащишь и рыбку из пруда".
Только терпение и стойкость... чуть разные свойства. Стойкости здесь — не наблюдается.
Полусотня "горных" попыталась остановить бегущих — их снесли, просто затоптали. Илья попытался как-то организовать... Здоровый мужик, но когда "свои" лупят со всех сторон... Долбанули по кумполу и сшибли с ног. Панически орущая и вопящая толпа, отплёвываясь редкими стрелами и копьями, валила по оврагу. "Унжамерен", понимая, что такое счастье — "ворваться на плечах противника" — упускать нельзя, вместе с удмуртами ринулись в атаку. Все ж охотники! "Лови перепелку!" — с молоком матери.
Когда основная масса втянулась в узость, Любим скомандовал "бой".
По сути — всё. Через две минуты внизу не осталось и десятка бойцов противника, из которого не торчала бы стрела. Из многих — две.
Тут я выскочил на край обрыва и истошно завопил:
— Ончыко! Пуштын пытараш!
Что должно было означать: вперёд, режь-бей-убивай. И прочее нехорошее.
Все всё поняли, послушались и пошли. Но не сразу.
Сначала мои гридни, стоявшие в верхнем конце оврага, рявкнули дружно и, опустив обнажённые сабли перед собой, двинулись шеренгой на толпу беглецов. В середине шёл Салман, в обнимку со своим здоровенным палашом, и радостно улыбался. Человек собрался заняться своим любимым делом: "потрошением придурков". Что ж ему не порадоваться? От предвкушения.
Беглецы сообразили, что тут будет хуже, чем в любом другом месте, вспомнили моё "наведение порядка в строю", и повернули назад. Затоптанные в склон оврага "горные", само-откопались, выслушали мнение Саморода о них самих, об их матушках и о прочих предках, вплоть до мифической медведицы, и побежали за ним. Прямо на немногочисленных и раненых воинов противника. А уж когда и Илья, крайне обиженный за свою пострадавшую голову, выбарахтался из сугроба, да вытащил свой широченный двуручник, да вылез на протоптанную в снегу дорогу...
"Дорога — это место, по которому русские собираются проехать".
Здесь — пройти. Он уже вполне собрался. И что ему тот десяток бедолаг, которые сдуру оказались на том месте, по которому он собрался...? "Раз махнёт — будет улочка. Отмахнётся — переулочек".
Катящиеся вниз по оврагу мари радостно визжали и тыкали копьями во всё "унжамеренское". А с каким восторгом они рубили раненных врагов топорами! За всё! За всё! За всё! И за свой недавний страх — особенно.
У противника с поля боя ушло едва ли десятка два бойцов. Ещё осталась цела та сотня удмуртов, которая так и не вступила в бой в буреломах на горе. Через час Могута сообщил, что они убрались из леса. Позже мы узнали, что в тот же день среди наших противников возникла ссора, в которой все выжившие "унжамерен" были перебиты.
Наши потери — около тридцати человек. Половина — затоптанные своими же раненные, из тех, кто словил вражеские стрелы в первой фазе битвы.
Что больше всего меня порадовало: дорезание, вырезание стрел и обдирание покойников — обошлось без меня.
Ещё было приятно видеть, как Мадина перебинтовывала Саморода — его, всё-таки, зацепило, и приговаривала:
— Как меня перевязывать — тебе можно, а как мне тебя — нет. Я тоже хочу. Чтобы ты знал, как это больно.
Ну и бог им в помощь. Кажется, мужик начинает выходить из своего... "русского нацизма".
Как я теперь понимаю Боголюбского в Янине! Победа — только очередной шаг. Она решает одну проблему и создаёт кучу новых.
Устроили в таборе такой... йумаш. По случаю победы. Тут я и конкретизировал. Объявил о ближайших имплементациях "моего закона" и происходящих от этого э-э-э... "казусах":
— Вы присягнули мне, вы приняли мою волю, мой закон. Теперь вы его исполните. Велю: вся сегодняшняя добыча — моя. Тихо! У кого будет найдено хоть что с поля — вор. Вору — смерть. Молчать! Ещё: собрать и отдать мне всё цветное железо — золото, серебро, медь, олово, свинец, бронзу и латунь. Цыц! Кроме двух вещей: нательный серебряный крестик, как у меня. И обручальное серебряное кольцо. Крестик может носить каждый, принявший крещение, кольцо — венчанные. Ещё: сдать все драгоценные камни, шёлк и жемчуг.
* * *
"Имей совесть и ни в чём себе не отказывай" — всегда актуальное пожелание.
"Совесть" я поимел — пришёл, спас. Теперь — "не отказываю".
Этот пункт самый болезненный. Потому что — "отдай". И отдай — сразу. Но мне нужны цветные металлы. Золота у них почти нет. А вот грязного серебра, оловянистой бронзы... Придётся искать мастера по очистке. Нужен "кузнец по серебру".
Самоцветы, бриллианты... не здесь. Жемчуг... мелкий северный должен быть. Какие-то шёлковые тряпки... найдём. Десяток рубах, полсотни платков со всего народа.
"Крест и кольцо". Очень древние сакральные символы. Тут такие смыслы сыскать можно! Таких теорий накрутить! Но у меня цели чисто прикладные: чтоб к иконам прикладывались. Женщины без украшений жить не могут — вот и потянут своих мужей к попу. Что и сподвигнет сих язычников в веру христову. Ну, или куда-нибудь в ту сторону.
Конечно — они не отдадут. Попытаются. Но то, что на них одето сегодня — сегодня и заберу. Остальное они будут прятать. А я... потихоньку выдавливать. Выдавили же суздальские князья из славянских племён "бобровое серебро".
"У дверей сыграли будто бы туш Никанору Ивановичу, а затем гулкий бас с небес весело сказал:
— Добро пожаловать, Никанор Иванович! Сдавайте валюту.
...
— К сожалению, ничего сделать не могу, так как валюты у меня больше нет, — спокойно ответил Дунчиль.
— Так нет ли, по крайней мере, бриллиантов? — спросил артист.
— И бриллиантов нет.
Артист повесил голову и задумался, а потом хлопнул в ладоши. Из кулисы вышла на сцену средних лет дама, одетая по моде, то есть в пальто без воротника и в крошечной шляпке. Дама имела встревоженный вид, а Дунчиль поглядел на нее, не шевельнув бровью.
...
— В лице этого Дунчиля перед вами выступил в нашей программе типичный осел. Ведь я же имел удовольствие говорить вчера, что тайное хранение валюты является бессмыслицей. Использовать ее никто не может ни при каких обстоятельствах, уверяю вас. Возьмем хотя бы этого Дунчиля. Он получает великолепное жалованье и ни в чем не нуждается. У него прекрасная квартира, жена и красавица любовница. Так нет же, вместо того, чтобы жить тихо и мирно, без всяких неприятностей, сдав валюту и камни, этот корыстный болван добился все-таки того, что разоблачен при всех и на закуску нажил крупнейшую семейную неприятность. Итак, кто сдает?".
Смысл понятен? Реализуемо без всякой чертовщины. Бедные мари — они же незнакомы с Булгаковым.
Средневековые законы против роскоши построены по принципу — "запрещено носить". Советские — "запрещено владеть". Я — совейский человек? — Таки да. И шо ещё вы с под меня хочите?
Есть сию-местная и сию-моментная фича: полная прозрачность всего — имущества, отношений, планов и намерений — в патриархальной семье.
"От людей на деревне не спрятаться,
Нет секретов в деревне у нас.
Ни сойтись, разойтись, ни сосвататься
В стороне от придирчивых глаз.
Ночью в рощах такая акустика,
Уж такая у нас тишина,
Скажешь слово любимой у кустика -
Речь твоя всей округе слышна.
За полями, садами, за пасекой
Не уйти от придирчивых глаз.
Тем, кто держит свой камень за пазухой,
Ох, и трудно в деревне у нас".
Особенно, если этот "камень" из цветного металла. В здешних селениях такая "акустика"...! Только язык надо знать.
* * *
— А равно — сдать все вещи, покрытые письменными знаками. На чём бы они не были сделаны. И на каком бы языке.
В здешних краях могли осесть очень разные раритеты и артефакты. Учитывая мой специфический интерес к электрическому оружию в форме Ковчега Завета и лазерному в виде икон святых... Надо смотреть.
— Сдать всё боевое оружие. Шлемы, оплечья, наручи, щиты, рогатины, боевые луки и стрелы, длинные клинки, боевые молоты, чеканы, клевцы, булавы, кистени, секиры, брони, панцири, кольчуги и тегиляии.
Монополия на насилие принадлежит власти. И наоборот: кто насилует — тот и власть. Власть здесь — я. И нефиг примазываться.
Охотничье оружие довольно сильно отличается от боевого. Всё-таки, человек, вооружённый, в строю — очень специфическая добыча.
Конечно, есть те же короткие копья, длинные ножи, топоры...
Снова — фича мелкая, сиюминутная. В отличие от охотника-любителя 21 в., здесь занимаются "промыслом". Основная масса добытого — из силков, ям, ловушек, капканов, а не — "догнал-убил". Основной убойный инструмент — дубина, делать дополнительных дырок на шкуре — товар портить.
Разница между боевым и охотничьим... Англичане продавали ирокезам ружья. А французы гуронам — нет. И ирокезы истребили гуронов. А ведь весь остальной охотничий инструмент у обеих сторон — одинаков. Булгары продавали местным поволжским племенам длинные клинки. Пришли русские, клинки в захоронениях закончились, но охота-то осталась. Инструментарий для охоты и для боя — существенно различен.
— Сдать все вещи из шкур пушных зверей. И сами шкуры. Можете оставить себе коня, корову, козу и овцу.
Вот это — очень серьёзно. Совсем голыми они не останутся. Но подвижность населения в эту и следующую зиму существенно снизится. По домам сидеть будут — холодно. Резко подскочит потребность в тканях, расширятся посевы льна и конопли. А у меня уже пойдут массово прялки... Поднимется животноводство. Овечек с коровками больше держать станут. Соответственно — пастбища и укосы. Пойдут росчисти, корчёвка. Это требует соответствующего инструмента. Который будут делать у меня.
Последовательно на всех уровнях — инструмент-сырьё-полуфабрикат-продукт — пойдут товарно-денежные отношения. Что увеличит связность населения и уменьшит племенной сепаратизм.
— Не торговать, не продавать и не покупать, ни у кого, кроме как у моих купцов. Не пропускать через свои земли других людей, кроме моих.
Монополия внешней торговли — азбука. Ленин об этом достаточно внятно писал по поводу хлеба. Здесь — чуть шире. Напомню: здешним лесовикам, как и черноногим Саскачевана, по-настоящему — ничего не надо. Натуральное хозяйство.
Ещё: пока я с ними не разобрался, не "пропустил через грохот, отделяя избоину" — "железный занавес". Сперва мои "говоруны" вырастут, всем мозги промоют, потом уж и с чужими проповедниками... посмотрим.
— Вы будете исполнять работы по слову моему. Там, тогда и столько — сколько и кому я укажу.
Надеюсь, без этого удастся обойтись. Хотя бы — в больших объёмах. Работники из лесовиков... так себе. Сходно с ситуацией на Антильских островах: негров туда пришлось завозить, потому что местные индейцы просто вымирали от непосильной работы.
Мне нужны рабочие руки. По типу привлечения моих крестьян в Рябиновской вотчине. Хоть бы — по месту, хоть бы — на самые простые дела. Копать канавы, валить лес. Потому что других работников у меня мало, привезти их неоткуда, а обустраивать эту землю — нужно.
Снова: внеэкономическое принуждение. Не — рабство, что на "Святой Руси" повсеместно есть, не — крепостничество, что будет повсеместно в Императорской России, не — "труд заключённых", что грядёт в Советском Союзе, что уже применяется у меня на Стрелке. Здесь — в форме государственных повинностей. Что и являлось столетиями неотъемлемым элементом функционирования Русского государства. Общий труд для нашей общей пользы. В указанном мною месте, времени и количестве.
— Со следующего года вы будете платить мне десятину во всём. В скотах, хлебе, рыбе, мёде, воске, мягкой рухляди, людях...
Страшно звучит. По-батыевски. И они, естественно, тоже платить не будут. Или кто-то думает, что рязанцы — самые крутые? С их ответом монголам: "Когда нас не будет — всё возьмёте". Не все так вслух говорят, но думают-то так — многие. "Самоналогообложение" — это из рассказов про "красных купцов" с постоянно собранной корзинкой для домзака.
Очевидный элемент этой "батыевщины" — перепись, баскаки, присутствие налоговиков. Даже не для сбора подати — для исчисления налогооблагаемой базы. Провокация конфликтов одним фактом существования, одним их видом.
Провоцирование — полезно. "Держать руку на пульсе народного гнева". В нужное время, в нужном месте, в нужном размере. И отсекать проявившуюся "избоину" до того, как она станет повсеместной "паршой".
Прикол в том, что мне, по большому счёту — критична адекватность населения моим инновациям, а не налоговые поступления.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |