1. Морские короли. Дороги судеб

Жена?

Да хватит его и на жену. Наверное.

Вот за бокалом вина и обсудим все подробно, а то сейчас некогда. Занимайтесь войсками, тьер Таламир, герцог Карнавон. Занимайтесь войсками.

Таламир поклонился и умчался в казармы, а королева отправилась завтракать. Может, она и не так молода.

Но она красива, и она королева, и забывать об этом она никому не позволит!

* * *

Вечер прошел для Алаис просто чудесно. Супруга вызвали ко двору, так что ночь намечалась спокойная и уютная. Женщину это не просто обрадовало — это был добрый знак. Ей как раз хватит времени поработать над своим лицом.

И таки получилось!

Когда Алаис сообразила, что надо не просто рисовать морщины, а прокладывать их по естественным. То есть наморщить лоб и подчеркнуть складки, сжать губы в куриную гузку и подчеркнуть складки, скулы, переносица, щеки, потом растушевать это дело. Подумать, чертыхнуться, потому что угольная пыль получалась слишком темной, добавить мела — и вот серая краска оказалась идеальной. Особенно под глаза. А брови и ресницы у нее и так были седые, то есть белые. Главное было не переборщить.

Накраситься.

Смыть все к чертовой, то есть кракеновой бабушке.

Повторить макияж еще раз.

Опять смыть и опять повторить.

И так шесть раз подряд, пока рука не будет двигаться сама, на автомате.

К полуночи Алаис добилась совершенства.

Смешанная краска была в отдельной баночке, кисть порхала легко и уверенно, старушечий грим ложился на предварительно набеленное лицо полосками и черточками, и выглядело это так, словно старуха попыталась замазать морщины, да не получилось.

Платок на голову так, чтобы были видны седые волосы — и бабка выходила просто идеальная. Оставалось платье, и... легенда!

Когда пожилые женщины просто так ходят по улицам? Куда, зачем, что им делать в городе?

Хм-м...

Алаис призвала на помощь всю девичью память, и к утру, уже в полудреме, получила нужный ответ. Она вдова. Приехала получить наследство для внуков, ей надо где-то остановиться на пару дней, и это должно быть достойное заведение. Вот в такое поверят. Только надо тщательно проработать легенду. Где она жила, чье наследство... да чего тут думать? Сестры!

Сестра у нее была замужем за мелким лавочником, сам муж помер с год назад, а теперь вот и сестра убралась. Вот Таиса (имя было выбрано по принципу наибольшего сходства и с Таней, и с Алаис) Лернен и приехала, все ж ей завещано. Получит наследство, продаст лавочку тому, кто больше даст, да и поедет обратно, к внучкам. А вы знаете, какой у меня гениальный внучок? У меня ж трое, вот у младшей дочери внук народился, такой смышленый малыш, ну такой смышленый! Он меня уже узнает, пузыри пускает, пукает каждый раз, как я к кроватке подхожу...

Таня никогда не имела детей, но на сестру насмотрелась. И на ее чадушек тоже. Говорить о своих сокровищах сестрица могла часами и сутками, и говорила, пока Таня не затыкала ее. Впрочем, это случалось не слишком часто. Своих нет, так хоть о чужих послушать.

Вот продать тут лавочку, а дома внучку чего прикупить. Домик, может? Или тоже лавочку? Если домик, то не придет ли он в негодность к совершеннолетию малыша? А если лавочку, то кто торговать будет? Зять?

Так у него, негодяя, руки из такого места растут, что озвучить неудобно! Отвратительный тип! Просто жуткий! Все промотает, все прогадит, что ему не дай! Гвоздя в доме не вобьет, денег не приносит, невоспитан, непочтителен, неумен, и вообще, словосочетание 'хороший зять' порядочная теща в своем лексиконе не держит.

И как моя дочь такого выбрала? Она достойна лучшего! Короля достойна! Принца, да наш вот, маловат, а к другим ехать денег нет. Эххх...

Идея заслуживала внимания. Алаис крутила ее и так и этак.

Приплыла она на корабле, естественно, одна, к чему ей компаньонка в таком-то возрасте. А что, я вам нравлюсь?

Да, были и мы рысаками когда-то... Это сейчас меня скрючило, а раньше — не думайте! Я была — уххх! И даже оххх! Вы просто ничего не понимаете, вот!

Из плотной ткани был сшит мешок по типу рюкзака. Руки у Алаис росли из нужного места, да и то — какая средневековая девушка не умеет шить? И сшить что пожелает, и вышить, а уж лямки выкроить, да пришить — дело вовсе минутное.

Клюка?

На клюку пошла палка от метлы, злостно украденной Алаис из кладовки. Женщина сделала зарубку на черенке и пообещала себе выше не браться и не разгибаться.

Тяжело?

Ничего, переживем! Рожать тяжелее, а помирать — тем более. Может, еще пару родинок на лице нарисовать? Или не стоит?

Алаис серьезно обдумала этот вопрос, но потом решила не переигрывать.

Морщины — это нечто иное. Мы говорим, двигаемся, мимический рисунок меняется каждую минуту, мы улыбаемся, хмуримся, кто там разберет, на каком месте та или иная морщина? А вот родинка...

Забудешь еще с нервов, где ее нарисовала, и будет она со лба на нос путешествовать.

Главное в нашем деле — не переигрывать.

Оставалось платье.

Вообще, пару материнских Алаис привезла. Так это ж герцогские! То есть — с вышивкой, вырезом, украшениями... ну что тут скажешь?

Вышивку отодрать, так даже лучше будет. Видно, что платье было хорошим, но куплено явно у старьевщика, по сходной цене. Еще пару пятен посадить и подол порвать, в самый раз будет. Украшения тоже долой, оставить только одно. Поаляповатистее. И прицепить на самый центр, чтобы было видно — старались! Украшали платьице!

Алаис размышляла, а руки привычно выдергивали серебряную нить из юбки, безжалостно обрывали кружево, потом встала проблема выреза.

Платье должно быть глухим, и никак иначе. Это лицо загримировать можно, и шею, а грудь? Да и не носят приличные старушки ничего столь открытого, тем более в путешествии.

Алаис долго размышляла, а потом плюнула. Взяла — и закрыла вырез вставкой из другой ткани. И пришила намертво. Было бы там белое кружево, было бы эротично, а так получилось дешево, сердито и под горло. Темненько, скромненько, вот сюда цветок из ткани и приляпать. Достойная вдова Лернен из... из Ронола, благо, это черт те где расположено.

Когда Алаис надела на себя рюкзак, сверху платье, а потом еще и плащ накинула, сгорбилась и зашамкала губами... черрррт!

Зубы!!!

Вот так и прокалываются! Не бывает здесь и сейчас у старушек такого оскала — хоть проволоку перекусывай! Не бывает!

Зубы были спешно замазаны темным, и старуха ощерилась кучей провалов в челюсти. Так-то оно лучше будет. Руки?

Да, еще и руки гримировать, все время в перчатках не находишься. Теплый плащ засвинячить побольше — и отлично. Можно еще волосы запачкать побольше, да и запах, запах! Помойку, что ли, на себя опрокинуть? Или просто поспать в этом платьице? Упражнения поделать? Поотжиматься, поприседать?

Алаис вздохнула.

Только сейчас она в полной мере поняла, как горек хлеб шпиона. Столько продумать надо — с ума сойдешь!

Ничего, она справится! Еще как справится, если жить хочется!

* * *

Ант Таламир проводил эту ночь куда как приятнее, чем его супруга. Он долго и со вкусом любил королеву, пока наконец не настало перенасыщение, и любовники не отвалились друг от друга.

— Ты как всегда, восхитителен, мой жеребец, — мурлыкнула королева, проводя по волосатой груди тонким пальчиком.

Таламир перехватил нежную ручку и поцеловал, про себя кляня тупых баб. И чего их тянет на возвышенные беседы после любви? Вот ему сейчас бы пожрать, а потом поспать, и побольше, побольше! Не дадут ведь! Приходится изображать из себя галантного кавалера!

Таламир даже с симпатией подумал о жене. Алаис каждый раз приказывала ставить в спальню поднос с едой, и не разговаривала, а отворачивалась и засыпала. Что еще надо для счастья?

— Моя королева, для вас — что угодно! Рядом с вами и дерево встанет, даже если его бурей повалило.

Лидия хихикнула в ответ на комплимент, и Таламир подумал, что его это... раздражает?

Алаис никогда себе такого не позволяла, она была аристократкой до мозга костей. Лидия же...

Одна впитала манеры с молоком матери, аристократка с кости и крови, вторая же... Новородье*, этим все сказано. Как ни тянись, все не то, не так...

* новородье — те, кто получил свой титул после смерти последнего из королей. Прим. авт.

— Я боялась, что ты меня забыл.

— Никогда! Это просто невозможно.

— И все же я не верю, что твоя жена так уродлива.

— Я могу привести ее ко двору, ваше величество — убедитесь сами, — разыграл обиду Таламир.

Лидия подумала.

— Что ж. Это моя обязанность — покровительствовать сироткам. Малый прием будет через десять дней, приводи свою жену. Представишь ее, посмотрим, что там за уродина.

— Вы поймете меня, ваше величество. Воистину, только супружеский долг и надежда на наследника с кровью Карнавон заставляют меня...

— Неужели там не было никого симпатичнее? У Карнавона было две дочери я ничего не путаю?

— Старшая оказалась шлюхой. Алаис, по крайней мере, была невинна, — пояснил Таламир.

— Ах, вот как...

— Да. Старшая, Алита Карнавон, была помолвлена с наследником Эфорна. Кстати, я привез его.

— Да, ты писал.

— Моя королева, разве это плохая идея? Женить его на достойной женщине, получить наследника Эфрона и воспитать в нужном ключе. И старый граф ничего не сделает.

Лидия задумалась.

— Да, план хорош. Вот что, я подберу подходящую женщину, а ты пока подержи юношу у себя.

Вместо ответа Таламир еще раз поцеловал королевскую ручку. Не говорить же ее величеству, что это идея Алаис. Мстительная у него супруга — и неглупая. Он сам бы подобного точно не придумал, а она вот...

Не в первый раз в голову Таламира забрела мысль, что такую, как Алаис, приятно иметь на своей стороне. Только вот если она станет врагом — можно заранее заказывать гроб. Слишком уж умна. А что именно она сочтет оскорблением — не угадаешь.

Но точно не связь с королевой, для этого Алаис слишком умна.

— У меня есть несколько уютных комнат для гостей.

В одной из таких комнат и сидел сейчас Маркус Эфрон. А что на цепи, в кандалах и под охраной, так это уже детали.

Лидия понимающе усмехнулась.

— Не сбежит?

— Ваше величество!

— Ты уверен, что не сбежит? Мало ли кто ему посочувствует?

— Уж точно не Алаис. Она была в него влюблена, но юноша имел неосторожность... презрительно отозваться о ее внешности, в присутствии близких ей людей и самой девушки. Она не простила.

— Арден! Ант, я начинаю бояться твоей супруги!

— О, Алаис получила исполнение своей мечты. Она — герцогиня Карнавон, она больше не опасна. А своих родных она ненавидела. Уродливый, нелюбимый ребенок, что тут скажешь?

Лидия кивнула своим мыслям. Да, гадкие утята, они такие. И никогда не знаешь, что вылупится из яйца — то ли утенок, то ли сколопендра.

— Что ж, приводи ее. Посмотрим.

— Она понравится вам, ваше величество, — уверенно сказал Таламир. — Алаис — это потрясающее сочетание уродливого лица, острого ума и понимания своего места.

— Это встречается редко, — улыбнулась Лидия. — И хватит о ней!

Гибкое тело опять прильнуло к Таламиру, зеленые глаза встретились с карими.

— Поцелуй меня. Это приказ.

— Моя королева, как ваш генерал, я обязан повиноваться.

И любовная битва вновь закипела на смятых простынях. Ох, не просто так ценили Таламира придворные дамы.

Семейство Даверт.

Увидев Элиссу, Эрико выкинул все из головы, и отца, и Луиса, и даже деньги для Лу...

Девушка была очаровательна. Золотистые волосы, громадные глаза... простенькое платье, заштопанное на скорую руку.

— Нет, так не годится, — решил Эрико.

— Монтьер?

— Такая девушка, как ты, не должна носить это старье. Мы едем приодеть тебя.

Тем более, что у знакомой модистки Эрико давно был любимым клиентом. С большими скидками. И не надо пошлых мыслей, просто девушек удобнее одевать в одном и том же месте, особенно если хозяйка не расположена ни с кем сплетничать о твоих делах.

День прошел очень приятно.

Сначала Эрико приодел свою девушку, причем Элисса так мило смущалась, так благодарила за каждую мелочь, потом поехал по делам, отобрал меха для Лусии, отложил несколько соболиных шкурок для Элиссы, ей будет очень к лицу, золото волос на темном мехе, и только под вечер занялся неприятными делами.

Ему надо было выставить из снимаемого дома свою прежнюю любовницу. Крошка Жанна стала надоедливой, чего-то постоянно требовала — что за наглость?

Дело женщины, стараться в постели, а оценить ее по достоинству должен мужчина, и вознаградить — тоже. Потом она с благодарностью принимает подарок — и старается вдвое! И никак иначе!

А когда женщина думает, что разделенное ложе дает ей какие-то сомнительные права на мужчину... ну уж нет!

Если Эрико когда и женится, то на благородной тьерине, разумеется, девушке, чистой и непорочной. И принадлежать его супруга будет только ему, а не так как все эти шлюхи. От одного, к другому, третьему... что тут непонятного?

Не с тебя начали, не тобой и закончат!

Эрико совершенно не думал, что его мать, ведя жизнь содержанки, уже сколько лет остается верна его отцу. Не вспоминал знакомых, которым наставил рога — к чему?

Его все устраивало. А про двойные стандарты в этом мире отродясь не слыхивали.

* * *

Жанна, предсказуемо, собирать вещи и убираться не пожелала, разгорелся базарный скандал, об голову Эрико попытались разбить жутковатую вазу (ему она тоже не нравилась но не настолько же?) и в результате пришлось выкидывать наглую девку из дома в прямом смысле слова, за шиворот, обеспечивая всех соседей бесплатным развлечением.

А потом выкидывать и все ее вещи.

Слуги с удовольствием помогли — платил им Эрико, а Жанна просто закатывала скандалы и ругалась. Со спокойствием приняли известие, что скоро (завтра-послезавтра) здесь поселится другая девушка, так что все отчистить, вымыть, и чтобы следа этой шлюхи не осталось!

Эрико проверит лично!

Трое слуг — конюх, кухарка и горничная, закивали, соглашаясь. Эрико бывал здесь достаточно часто, платил щедро, зазноб своих менял регулярно, так что все в доме было подстроено под его вкусы. А прислушиваться к каждой его девице слуги не считали необходимым. Не нравится ей что-то?

Пусть покричит, туфлями пошвыряется, хозяин приедет — и укорот даст. Другую-то девку завсегда найти можно, а ты найди хорошего и неболтливого слугу? Вот где редкость!

Эрико с удовольствием оглядел комнату и кивнул. Нежные розовые, белые и голубоватые тона, Элисса в них будет смотреться великолепно.

— Розы по дому поставьте. Белые. В вазах.

— Будет сделано, хозяин, — горничная присела в книксене.

— И на ужин что-нибудь... этакое... — Эрико покрутил в воздухе рукой, но кухарка его отлично поняла.

Устрицы, артишоки, игристое вино... ужин для соблазнения, а не ради приема пищи. Это она могла.

— Как скажете, тьер, — кухарка полупоклонилась. С книксенами ей было сложнее — мешал вес, давно переваливший за сто килограммов. Но готовила она так, что Эрико готов был тарелку облизать.