Значение этого страшного слова я поняла довольно скоро, как только меня попросили впервые пошевелить пальцами на ноге. Я и пошевелила — заехала по лицу коленкой склонившегося надо мной доктора Йусстасса (дедушка Страта). Но это еще не все: при проверке чувствительности оказалось, что тоже все шиворот навыворот — вместо горячо, было холодно, вместо приятно — больно и так далее. Реабилитация должна была все исправить.
Я тогда сильно испугалась и долго плакала, а доктор успокаивал и рассказывал, рассказывал, рассказывал. Я находилась на ПриорА (ударение именно на "А" по ихнему, а по нашему на Приоре) в Исследовательском Институте имени самого Юстаса стор1 Страта Шаллоса ноф2 Сарос (адаптировано под всеобщий), который занимается самыми сложными и важными случаями. Именно в этом Институте и проводились процедуры, дающие возможность зачатия человеческой женщине, контроль за рождаемостью у приориеек, лечение генетических заболеваний, разработка экспериментальных видов лечения и, как я уже говорила, нетипичными случаями, для которых нужны особые условия лечения. Учиться заново ходить и учить ноги правильно чувствовать мне предстояло тут же, но в другом корпусе. Сам по себе институт был небольшим таким городком, размером в 152 корпуса и прилегающей к ним территорией, джунглями, озером и чем-то еще.
На все мои вопросы, где мои родители, отвечали уклончиво, как то спят, улетели и прочюю дребедень. Я воспринимала их слова со здоровой долей недетского скептицизма. Мама бы меня никогда не бросила в таком состоянии. Но я НЕ ПОМНИЛА, что послужило моему такому ужасному самочувствию. И как бы я ни пыталась вспомнить, у меня ничего не выходило. В итоге после всего этого начинались жуткие головные боли и кровотечение из носа. В конце концов, мне сказали правду. Жуткую правду. Мои родители погибли, а на память мне поставили блок. Зачем поставили блок, мне никто не объяснил, категорически отказываясь рассказать хоть что-нибудь.
Подробностей, естественно, не рассказывали, но этого хватило для пробуждения моего дара. Или проклятия, как считала в ближайшие месяцы. А началось все с того, что я заснула под воздействием успокоительного, так как истерика, вызванная новостью о моих маме и папе, никак не хотела утихать. Во сне мне снилось что-то неопределенное, но однозначно очень плохое и страшное. Я испытывала ужас, нет, не так — УЖАС!!! И БОЛЬ!!! Я чувствовала, что вместе со мной этот же ужас и эту же боль испытывает и огромное количество людей и нелюдей вокруг меня, отчего становилось еще страшнее. Страшнее становилось и всем вокруг. Получался замкнутый круг.
Несколько ночей не спал никто в радиусе нескольких десятком метров от меня. Потом, когда я стала бояться заснуть, а глаза так и просились закрыть их, спасения от меня не находили и днем. Персонал и больные стали паниковать даже во время бодровствования, не имея на то обоснованных причин.
В один из таких приступов всеобщей паники я услышала голос за дверью. Это был взрослый мужчина. Его голос мурлыкал качуком3 и отдавался теплой вибрацией в груди. Шипящие нотки, напоминали о чем-то домашнем и вкусном. Голос этот был настолько уютным, что я мгновенно забыла свои страхи, и мне очень захотелось узнать, кто его владелец.
Вспоминая, то, КАК я на не послушных ногах слезла, а потом дошла до двери, повергла меня в шок. Я шла-падала-ползла, плакала, но добралась-таки до двери и сидя на полу, открыла ее. Мой доктор разговаривал с темноволосым приорийцем, и именно его голос мне так понравился.
Открывшаяся дверь привлекла их внимание.
— Ты ссачшем сслессла с крровати? — строго спросил меня доктор.
А я молчала и рассматривала темноволосого. Непреодолимое желание оказаться к нему поближе повлекло меня в его сторону. Каким-то чудом, я встала на колени и поползла, постоянно путаясь в ногах. Уползла я не далеко, всего несколько неуверенных шагов, и меня подхватил на руки темноволосый.
— Я пришла к тебе, — с детской непосредственностью обрадовала я этого приорийца и прижалась к его груди, а затем добавила с гордостью и смущением. — Сама.
На секунду вокруг меня воцарилась тишина. Оба мужчины смотрели на меня, я не видела, так как глаза слипались после нескольких суток, проведенных практически без сна, но я знала, что молодой смотрит на меня с нежностью, состраданием и жалостью, а старший — с удивлением и радостью.
— Лйана, пошли на крроватку, отпусти Тшэтсуо, ему надо идти, — говорит старший и пытается отобрать меня от моего уютного темноволосого.
— Нет, — ответила ему я, и только сильнее обхватила шею молодого, посмотрев ему в глаза. — Ты ведь останешься со мной? Я спать хочу, а мне кошмары снятся. Я знаю, ты меня спасешь и прогонишь всех плохих, — затем зевнула еще раз, поерзала у него в руках и провалилась в сон.
Проснулась я на руках сидящего дяди Тшу. Он смотрел на меня и улыбался. Я улыбнулась ему в ответ.
— Ну что, Козявочка, выспалась? — спросил он.
Я кивнула и засмущалась. Дядя Тшу был чужим дядей, а я залезла к нему на руки. Мама бы меня отругала за это. При воспоминаниях о маме слезы потекли ручьем. Темноволосый понял, что случилось что-то плохое, и стал терпеливо меня успокаивать, гладя по голове и говоря разные глупости в макушку.
Когда я успокоилась, то сказала ему в рубашку.
— Я маму вспомнила... и папу, — прохлюпала я ему в грудь, комкая пальчиками материю. — Ты ведь не уйдешь? — и посмотрела ему просительно с надеждой в глаза.
Дядя Тшу улыбнулся.
— Если ты хочешь, то я могу еще немного с тобой посидеть, — обрадовал он меня.
Я закивала с такой силой и усердием, что голова чуть не оторвалась от туловища, а Тшу засмеялся.
— А знаешь, почему все так боялись вокруг? — смешинки играли в его глазах.
— Нет, а почему?
— Это ты всех пугала, — надавил на кончик носа и опять улыбнулся.
— Как? — я затрясла головой. — Нет, это не я, мне было страшно, а они пугали еще больше, и мне становилось еще страшнее, а они все пугали и пугали, — открыла я страшную тайну темноволосому. — Но теперь у меня есть ты, и я больше никого не боюсь. Ты их всех убьешь! — торжественно выдала я и улыбнулась.
— А что мне за это будет? — спросил меня Тшу, делая вид, что раздумывает над моими словами.
— А у меня ничего нет... — расстроилась я, а потом внезапно выдала — Я на тебе женюсь, когда вырасту, и ты будешь счастливый. — все, я-ребенок была абсолютно счастлива в этот момент, так как решила для себя самую серьезную проблему на свете.
Тшу, в притворном ужасе округлил глаза, а затем счастливо захохотал. Из коридора стали доноситься счастливые смешки и голоса.
— Тогда обещай, что будешь слушаться дядю Йусстасса и выполнять все его распоряжения. Мне нужна жена, которая будет очень красиво танцевать. Ты ведь умеешь танцевать?
Я опять сильно закивала головой и вырвалась из его рук и спрыгнула на пол, желая показать, как красиво я танцую... и упала. Ноги меня не держали.
Тшу подхватил меня на руки.
— Вот, видишь? Давай выздоравливай, расти и я тогда на тебе женюсь. Хорошо? — вот если бы он стал меня жалеть, я бы расплакалась, а так только поверила ему, что да — женится, а значит нужно очень стараться.
Так и проходили последующие месяцы: я жила от прихода до прихода Тшэтсуо, старалась изо всех сил и даже терпела многочисленные уколы. Каждый раз, когда он приходил, я показывала, что я теперь могу делать и получала похвалу и заверения, что да — он на мне женится. И я старалась еще сильнее. Главное, что бы пришел.
Через пол года реабилитации, когда доктора уже больше ничего не могли сделать, остальное оставалось на жизненную практику, Тшу должен был придти и забрать меня домой. Я крутилась перед зеркалом в новом платьице и красивыми хвостиками в ожидании моего темноволосого. Но вместо него пришел Юстас.
— Тшэтсуо сегодня не придет, он улетел на задание, — за время общения его всеобщий стал гораздо лучше, — Сегодня мы поедим домой, а завтра ты вылетаешь на Веллею, там ты будешь учиться в ВАОТ на интуита, — произнес он без доли чувств и позвав следовать за ним развернулся и ушел.
Не то, что бы дедушка Тшу был грубым или жестоким приорийцем, мне перепадали и улыбки и сладости и ласки, но в тот конкретный день он был явно зол и старался сдерживаться изо всех сил. Дома никого не оказалось, и весь вечер я была предоставлена сама себе. Я подходила несколько раз к Юстасу с вопросами, но пару раз получив односложные ответы и так и не узнав, что произошло и почему он злится, отстала. А рано утром я улетела.
Я плакала и злилась на Тшу. С детским максимализмом я обвиняла его в том, что меня отправили в эту ссылку на Веллею — так я тогда воспринимала мое поступление. Сердечко рвалось от осознания того, что я больше ему не нужна и именно тогда я впервые познала чувство ревности. Я злилась, злилась на него и на себя. Мои импатические возможности опять стали сказываться на окружающих, летящие со мной пассажиры и некоторые члены команды лайнера стали ощущать приливы бешенства и начались беспорядки на борту. Я уже знала о своих способностях и сразу обратила внимание на ситуацию. Что бы избежать нежелательных последствий, я завязала узлом на ните моих воспоминаний время, проведенное с Тшу, и забыла его, учась жить с чистого листа.
Дверь щелкнула, выталкивая меня из транса. Там капитан. Стоит весь напряженный и смотрит на меня со страхом. Чего ты боишься капитан Страт, сэр, Тшэтсуо?! Не бойся, сейчас не прогоню. Иди сюда, иди ко мне, мне обещанный Тшу. И он осторожно подходит, а я улыбаюсь ему ласковой улыбкой.
Я произношу шепотом, которые царапают мое горло, лишь три звука.
— Тшу, — он вздрагивает и падает у кровати на колени, прислоняясь щекой к моей руке.
— Ты вспомнила, Козявочка, — он не спрашивает, он утверждает.
Мне больно говорить и я киваю в ответ. Слезы сами текут из глаз, оплакивая родных и любимых еще раз. Я уже сижу на коленях моего Тшу, а рубашка впитывает мои слезы. Такие знакомые, ласковые руки гладят меня по голове — успокаивают. Хриплый шепот звучит у уха, наговаривая всякие нежные глупости.
— Я всегда спала рядом с тобой спокойнее всего, — пытаюсь шутить, когда слезы высыхают.
— И всегда мочила мне рубашку, — подхватывает капитан.
И правда! Смешинки растягивают мои губы, и я изо всех сил стараюсь сдержаться и не засмеяться. Тшу начинает как-то подозрительно дрожать подо мной, и я решаю посмотреть на него. Он беззвучно смеется, и я не выдерживаю и начинаю смеяться тоже.
А потом остаток ночи мы вспоминаем те пол года, проведенных вместе, периодически хохоча над глупостями, совершаемыми мной в детстве. И под утро я задаю ему вопрос.
— Тшу, так невеста, о которой ты мне говорил — это и есть я? — и немного краснею.
— Угумс, я же обещал тебе, — отвечает мне кэп, позевывая.
— А как же, тот факт, что я официально являюсь твоей обещанной невестой, это же старший мужчина выбирает? — честно, просто думать уже лень, да и ответ хочется получить именно от капитана.
— Так Йусстасс, тебя и выбрал, когда понял, что ты интуит, — приоткрыв один глаз, ответил он, а затем, подгребая меня себе под бок, зевнул и произнес, — Давай спать, завтра, точнее уже сегодня, у вас первые учения.
— Давай, — зевание — заразительная штука, я, тоже, немного поерзав, начинаю проваливаться в сон. На краю сознания маячит мысль, что что-то я где-то упустила, но я ее прогоняю. Завтра, все завтра, а сейчас спать.
1. Стор — старший в семье мужчина.
2. Ноф — достойный наследник; мужчина, достойный носить фамилию рода, следом, как правило, следует фамилия рода.
Юстас стор Страт Шаллос ноф Сарос — Юстас старший в семье Страт, рожденный от Шаллос, достойный представитель/наследник рода Сарос.
3. КачУк — детеныш катинА.
Глава 28
Кэп наклонился надо мной и, заглянув в глаза, прошептал: 'Я люблю тебя, моя миелла!', а затем наклонился и страстно поцеловал. Я ответила не задумываясь. Это же мой сон и я могу делать в нем все, что угодно, а главное, сама руководить событиями. Но Тшу, даже во сне оказался сильным мужчиной и на мои жалкие потуги не обратил никакого внимания — он просто привязал мне руки к туловищу хвостом, а сам распахнул полы халата, припадая к вершинке груди. Я возликовала и выгнулась, наслаждаясь чувствами и разгорающемуся пламени в моем теле. Долго он там не задержался и легкими поцелуями, перемежающимися с укусами, стал спускаться ниже. Я затаила дыхание... Внезапно, меня посетила мысль, о том, что такие откровенные сны мне сняться уже вторую ночь подряд, однако сегодня, меня они совсем не смущают, а наоборот — я очень, можно сказать безумно, хочу, что бы он завершился логическим концом и я говорю совсем не о побудке. А кэп спустился еще ниже, и как уже было однажды, закинул мои ноги к себе на плечи и припал к самому сокровенному местечку своими губами и языком. Сон, был, на удивление, реалистичным. Вот, что значит, оставить во второй раз меня неудовлетворенной! Я начала извиваться и стонать под его руками-губами-языком, а пружина внизу живота сжималась все сильнее, заставляя двигаться навстречу ласкам Страта в древнем ритме, сгорающих в страсти тел.
Не знаю, другие пишут и говорят о звездах, небе в алмазах, красных точках в глазах, у меня же произошло все гораздо прозаически, но, думаю, не менее феерично. По телу пробежала судорога оргазма и, до этого напряженные мышцы тела, на мгновение свело, а затем постепенно, такими же толчками, как и нарастало возбуждение, стало расслабляться, сопровождаясь легкими приятными судорогами, пробегающими волнами по телу и оставляя приятное послевкусие внизу живота и легкую боль в пояснице. Все время я невидяще смотрела в потолок, пока оргазм не утих, а тело расслабилось на столько, что было лень даже дышать. Шевелиться не хотелось совсем, вообще, ни капельки, только лежать и слушать утихающее сердцебиение у себя в ушах. Хорошо, что это во сне, потому что наяву я бы расплакалась, как маленький ребенок, если бы сейчас пришлось вставать.
— Доброе утро, Козявочка! Как спалось? — э...
Я что-то говорила о нежелании двигаться? Забудьте! Я резко села, кровь снова зашумела в ушах, а краска смущения залила мое лицо. А вот и обещанные красные точки. От резкой смены положения закружилась голова, и мне пришлось опереться руками о кровать.
Передо мной сидел довольный и улыбающийся во все свои сколько-то там зубов Тшу.
— Как тебе такой будильник? — спросил он со смешинками в голосе.
От удивления я ответила даже не подумав над словами.
— Великолепно! — выдохнула я на одном дыхании.
Потом до меня-таки дошел смысл его вопроса и моего ответа, и я опустила глаза, не в силах справиться со смущением, еще сильнее затопившем мое сознание. Вот лучше бы смущалась глядя в его бесстыжие глаза! Кэп был готов, точнее не совсем кэп, но его часть, довольно внушительная часть, так явно была абсолютно готова и подрагивала в нетерпении. Но как бы стыдно мне не было, я никак не могла отвести от него взгляд. Во рту пересохло, и я облизнула губы, а рука сама потянулась к нему. Любопытство было сильнее моих мысленных метаний от 'интересно' к 'стыдно'.
