Наследие ван Аленов. Книга 4

Он наполнил две чашки кипятком и бросил туда чайные пакетики.

— Но он был важен, — возразила Шайлер, забрала у юноши чашку, подула и сделала глоток. — Он был привратником. Он был достаточно важен, чтобы Михаил с Габриэллой ввели его в Орден семерых. Но где он теперь? Что с ним случилось? Кем он стал? — Произнесла Шайлер. — Как нам найти того, о ком молчат записи?

Оливер с Шайлер посмотрели друг на друга. Им обоим вспомнился тот довольно необычный дневник, который они нашли два года назад. Оливер взволнованно произнес:

— Если чего-то нет в книгах, значит...

— Это нарочно скрыли, — отозвалась Шайлер.

— Именно! — Оливер поставил чашку. — Значит, где бы он ни находился, здесь мы сведений о нем не найдем, — заключил он, отодвигая книги.

— Он был братом Калигулы. Любимцем императора. Его ближайшим советником. Олли, у меня идея. Может, ты подумаешь, что я спятила, но тебе не кажется, что Гемелл, возможно, был... Серебряной кровью?

ГЛАВА 57

БЛИСС

Когда Мими пригласила Блисс быть подружкой невесты, ее это застало врасплох. Они с Мими не виделись больше года, да и вряд ли вообще были подругами. Но вид у Мими был какой-то отчаявшийся, и Блисс, пожалев ее, согласилась. Поэтому ясным октябрьским утром того дня, когда Джек с Мими должны были заключить узы, Блисс пораньше приехала в салон красоты, чтобы сделать прическу и макияж, согласно предписаниям Мими.

В салоне уже присутствовала Тринити Форс, а также несколько девушек из семейств высокопоставленных членов Совета. Они сидели, кутаясь в халаты, читая журналы и попивая шампанское. В эпицентре восседала сама Мими. На виновнице суматохи был пушистый белый халат, но во всех остальных отношениях она выглядела безукоризненно, словно на картинке. Ей уже нарисовали изящное кукольное личико, с рубиново-красными губами и легчайшим намеком на румянец. Роскошные платиновые волосы Мими были собраны в пучок, увитый белыми цветами. Просто красавица.

— Блисс! Как я рада тебя видеть! — Воскликнула Мими.

— О господи, я знаю! Ты волнуешься? — Спросила Блисс, принимая предложенный Мими наигранно радостный тон. — Ты ведь сегодня заключаешь узы!

— Да пора уже — не думаешь? — Буквально выкрикнула Мими.

Блисс почувствовала исходящий от нее запах спиртного, но в возбуждении Мими было что-то... натянутое. Мими улыбалась изо всех сил — так что казалось, будто у нее вот-вот потрескается лицо.

— Давай сюда. Данило тобой займется. Данило, не забывай: ты должен сделать мою подругу красивой, но не красивее меня! — Хихикнув, сказала Мими.

— Да, кстати, извини, что я пропустила... э-э... купание, — сказала Блисс, пытаясь скрыть неловкость.

— Да ничего страшного. Сейчас ты здесь, и это главное, — с ослепительной улыбкой произнесла Мими.

Блисс подумала, что Мими Форс не меняется: она все так же тщеславна, самодовольна и эгоцентрична. Или, быть может, она просто сама не своя от волнения перед заключением уз.

Надвигающееся событие вызывало у Блисс беспокойство. Она надеялась, что заключение уз пройдет быстро и она сумеет ускользнуть от всех. После того столкновения с Посетителем девушка никак не могла избавиться от потрясения и боялась, что находиться рядом с ней опасно. Нет, пока она в своем уме, она никогда — никогда! — не убьет свою лучшую подругу. Надо убедить Шайлер как можно скорее уехать из Нью-Йорка. Чем дольше Шайлер остается в городе, тем большая опасность ей грозит. Она, Блисс, должна спасти подругу... и от себя в том числе. Но пока что она не придумала, как это сделать, как поговорить с Шайлер, чтобы об этом не узнал Посетитель.

Во всяком случае, Блисс знала, что Шайлер не пойдет на заключение уз к Мими, так что хотя бы сегодня об этом можно не волноваться. Передышка небольшая, но приятная. Но все-таки Блисс нервничала.

Парикмахер распрямил ей волосы и наложил на лицо такой слой макияжа, что Блисс, взглянув в зеркало, едва узнала себя. Распрямленные волосы сделались намного длиннее и доставали почти до талии, а лицо стало образцом совершенства, хотя искусственный загар и придал ему слегка оранжеватый оттенок. Блисс поймала такси и отправилась домой переодеться в предназначенное для этого события открытое черное платье. Идеальный наряд для подружки невесты — ничего, что отвлекало бы внимание от того чудного видения, которое будет являть собою Мими.

В пентхаусе Блисс еще раз оглядела себя в зеркало и попыталась как-то затушевать искусственный загар на щеках. Где же Дилан? Она понимала, что Посетитель не пускает Дилана к ней, и ненавидела его за это еще сильнее. Вдруг Дилана где-то удерживают? Причиняют ему боль? Это она во всем виновата или нет? Как с ней это случилось? Что она может сделать? Иногда Блисс начинало казаться, будто она на самом деле сходит сума.

Взглянув на себя в зеркало, девушка заметила, что на ней все еще то изумрудное ожерелье, которое ей два года назад дал Форсайт и которое она носила не снимая. Проклятие Люцифера. Блисс коснулась холодного камня и с огромным усилием сняла с себя украшение. Она не желала терпеть при себе ничего, связанного с ее отцом. Девушка швырнула ожерелье на стол в гардеробной. Ей казалось, будто камень оставил отметину на коже, но, конечно же, это было всего лишь игрой воображения.

И поговорить теперь не с кем. Ни Дилана, ни Шайлер. Она действительно осталась одна. Блисс вышла из комнаты и обнаружила букет, доставленный сегодня утром от флориста Мими. Огромный букет белых лилий. Девушка взяла его — и наткнулась на спрятанный среди цветов конвертик. На нем было написано ее имя.

Блисс открыла конверт. Внутри лежала тонкая полоска стекла. Когда Блисс прикоснулась к ней, стекляшка внезапно превратилась в меч.

— Что это за... — произнесла Блисс, неловко держа букет и меч.

Она положила цветы и присмотрелась к мечу повнимательнее. Он выглядел знакомым. Это был меч Михаила. Тот самый меч, которым воспользовалась Джордан, когда пыталась заколоть ее. Откуда он здесь?

Когда девушка положила меч, он снова превратился в стекляшку. Блисс не могла просто оставить его здесь. Она сунула его обратно в букет и отправилась на церемонию.

ГЛАВА 58

ШАЙЛЕР

"Что я здесь делаю?" — удивилась сама себе Шайлер.

Ей следовало бы сейчас быть дома, работать над новыми книгами и документами, которые Оливер нарыл в Хранилище. Оливер просил, чтобы Шайлер просмотрела некоторые найденные им досье и сразу же позвонила ему. Но вместо этого ноги понесли ее в верхнюю часть города. Она прошла восемьдесят кварталов до пересечения Соборной и Амстердам-авеню.

"Я должна увидеть это своими глазами. Я хочу увидеть его в последний раз, прежде чем он окажется связан с Мими. Как только он будет принадлежать ей, я уйду".

В те времена, когда Шайлер жила на Риверсайд-драйв, она часто ходила на воскресную службу в собор Иоанна Богослова. Корделия предпочитала свою церковь на Пятой авеню, но Шайлер питала слабость к этому неоготическому собору, который начали строить в 1892 году, но так до сих пор и не завершили строительство. Сколько Шайлер себя помнила, южная башня всегда была в строительных лесах, а на части фасада все еще недоставало каменной резьбы.

Каждый год при праздновании Дня святого Франциска в соборе устраивали настоящее благословение животных. Шайлер помнила, какая это была радость, видеть всех этих зверей и птиц, включая слона из цирка, норвежского северного оленя, верблюда и беркута. Несколько раз она брала с собой на благословение Бьюти. Шайлер надеялась, что бладхаунду неплохо живется дома, в обществе Хэтти и Юлиуса.

Шайлер подошла к собору и остановилась, глядя, как вереница черных лимузинов и желтых такси выпускает множество разнаряженных гостей. Гости весело приветствовали друг друга. Среди собравшихся царило приподнятое настроение. Голубая кровь явилась отпраздновать один из самых священных своих ритуалов.

Солнце клонилось к горизонту. Церемония должна была начаться после заката. Шайлер замешкалась на улице. Надо уходить. Она не имеет права находиться здесь. Ее даже не приглашали. Плохая была идея — приходить сюда. Здесь же полно Голубой крови, а ей вроде как нужно скрываться. Но Шайлер ничего не могла с собою поделать. Вопреки всем доводам рассудка она двинулась ко входу в собор. Она должна была увидеть это собственными глазами. Может быть, тогда она избавится от нынешних своих чувств. Если она увидит Джека, связанного узами с Мими, убедится, что они счастливы вместе, может, тогда ее сердце начнет исцеляться.

Шайлер проскользнула сквозь боковую дверь и уселась на место за колонной. Оркестр играл Штрауса; пахло ладаном. Гости перешептывались, ожидая начала церемонии.

Джек уже стоял у алтаря. В смокинге он выглядел невероятно эффектно. Когда Шайлер вошла, он поднял голову, и девушка почувствовала его взгляд, невзирая на все разделяющее их пространство. В глазах его вспыхнула надежда. Шайлер съежилась на сиденье.

"Он не может... Мне не следовало..."

Но было поздно. Джек увидел ее.

"Шайлер? Это ты? Что ты здесь делаешь?"

Проклятье! Шайлер закрыла разум. Надо убираться отсюда. Она допустила ошибку. Чем она вообще думала? Но, попытавшись выскользнуть прочь, Шайлер обнаружила, что сейчас врежется прямиком в свадебную процессию, как раз входящую в собор. Шайлер оказалась в ловушке. Придется остаться. По крайней мере до тех пор, пока не войдет невеста. А уже после этого она сумеет выбраться незамеченной.

Но ее заметил еще кое-кто. Тот, кого на церемонию пригласили. Как раз в тот момент, когда Шайлер вошла в собор, через противоположную дверь в него вступил Оливер со своими родственниками. Но Оливер никак не показал, что заметил ее присутствие. Он просто продолжал идти к своему месту.

ГЛАВА 59

МИМИ

— Ты сегодня настоящая красавица, дорогая. Видел бы тебя отец... — произнесла Тринити Форс, поправляя вуаль Мими, когда они сидели в машине.

— Он мне на самом деле не отец. И ты это знаешь, — возразила Мими. — Точно так же, как ты мне не мать, а Джек мне не брат. Ибо в противном случае как нас вообще можно связывать узами?

— Семья есть семья, — отозвалась Тринити. — Хоть мы и другие, но все же мы — семья. У людей тоже есть чему поучиться.

— Ой да ладно, — сказала Мими, закатив глаза.

Ну вот. Наконец-то. Вот и день заключения уз.

На ней платье ее мечты. Сделано на заказ. Настоящее платье от Бальтазара Вердаго. Сшито из пятидесяти ярдов лучшего парижского жаккардового шелка, украшено десятками крохотных шелковых розовых бутончиков, блестками, старинным кружевом и перьями страуса. Над ним работали две тысячи часов, не считая еще тысячи, которую бельгийские монахини потратили на вышивку. В сумочке у Мими лежали четки — те самые, которые были с ней при прошлом заключении уз в Ньюпорте. Единственной драгоценностью были серьги от Буччеллати, из жемчуга и бриллиантов.

Мими взглянула на себя в зеркало заднего обзора, любуясь своими красными и сочными губами, просвечивающими через тонкую вуаль. Она выглядела абсолютно безукоризненно. Если бы еще и чувствовала себя так же... Вместо этого Мими размышляла, не совершает ли она величайшую ошибку своей жизни.

"Узы существуют для того, чтобы из них вырываться. Как и правила".

Машина остановилась у собора. Там, должно быть, собралось все сообщество. Сегодня ночью у вампиров будет праздник. Будут танцы, фейерверки и множество тостов в честь счастливой пары. Все превосходно организовано. Ей остается только войти в роль. Она может это сделать — если перестанет прислушиваться к голосу Кингсли, звучащему у нее в сознании.

Мими вышла из машины, и внезапный порыв ветра поднял вуаль с ее лица. Мать провела ее в переднюю, и Мими осталась ждать, пока настанет ее черед войти.

В соборе подружки медленно шли по проходу, с ними — маленькие девочки, рассыпавшие лепестки цветов. Тринити повернулась к Мими дать ей последние материнские наставления.

— Иди прямо. Не сутулься. И ради всего святого, улыбайся! Это твое заключение уз!

Потом она тоже прошла в дверной проем и двинулась по проходу. Дверь захлопнулась за ней, и Мими осталась одна.

В конце концов Мими услышала, как оркестр заиграл первые такты "Свадебного марша" Вагнера. Потом швейцары отворили дверь, и Мими шагнула через порог. При виде Мими в ее фантастическом одеянии толпа дружно ахнула. Но вместо того, чтобы наслаждаться своим триумфом и положением самой красивой невесты Нью-Йорка, Мими смотрела вперед, на Джека, высокого и стройного, стоявшего у алтаря. Он встретился с ней взглядом и не улыбнулся.

"Давай поскорее покончим с этим".

Его слова обожгли сердце Мими холодом.

"Он не любит меня. И никогда не любил. Не любил так, как любит Шайлер. Как любил Аллегру. Он приходил на каждое заключение уз с этой тьмой в душе. С этим сожалением и колебаниями, сомнениями и отчаянием".

Мими не могла это отрицать. Она знала своего близнеца и знала, что он чувствует, — и среди этих чувств не было ни радости, ни даже облегчения.

"Что я делаю?"

— Ты готова?

Внезапно рядом с ней возник Форсайт Ллевеллин. А, ну да, она же вроде как согласилась, когда Форсайт предложил, чтобы к алтарю ее провожал он.

Деваться было некуда. Словно в тумане, Мими оперлась на руку Форсайта. Слова Джека по-прежнему звенели у нее в сознании. Она шла по проходу, словно зомби, не замечая ни вспышек фотокамер, ни восхищенного перешептывания толпы — а произвести впечатление на эту толпу было непросто.

На полпути к алтарю Мими вдруг увидела того, кого не ожидала здесь увидеть, и чуть не споткнулась в своих атласных туфельках.

У конца скамьи стоял Кингсли Мартин, скрестив руки на груди. Он тоже был в смокинге — словно обычный гость. Что он здесь делает? Он же должен находиться в Париже! Он должен был уехать!

Кингсли смотрел на Мими в упор.

Она услышала в сознании его голос, громкий и отчетливый.

"Брось его".

"С чего бы вдруг? Что ты мне обещаешь?"

"Ничего. И все. Жизнь, полную опасности и приключений. Шанс быть самой собою. Брось его. Пойдем со мной".

Нет, ну каков наглец! Она уже сделала выбор! Она не может бросить своего близнеца прямо посреди церемонии заключения уз, да еще и на глазах у всего сообщества! Над этим же будут хохотать не один век. За кого он ее принимает? Он что, ухмыляется? Ну точно, так и есть. Он знал, что это заставит ее передернуться. Ну, она ему покажет! Она бросит это ему в лицо — заставит его пожалеть, что он... что он никогда...

Да о чем она думает? Кингсли здесь! Неважно, что он сказал, — его действия говорят громче любых слов. Ему полагалось бы сейчас находиться в Париже, а вместо этого он здесь, в соборе, на заключении уз — может быть, только может быть! — потому, что он испытывает к ней некие чувства, истинные, подлинные, чудесные, которые он не мог отрицать, невзирая на все свои насмешки.

Может быть, он здесь потому, что любит ее.

"Давай скорее покончим с этим", — сказал ей Джек.

Джек будет любить ее только после того, как они свяжут себя узами. Но исключительно из чувства долга. Исключительно потому, что узы принудят его.