Земляне пережили очередную войну. Очередную. Но — не похожую на другие. Войну, которую с полным правом назвали галактической. Той, что затронула не только человечество, но и многие другие расы, среди которых люди, земляне, были известны всего каких-то три десятка лет. Время в очередной раз сжалось и теперь человечество в галактике знают гораздо лучше. По-разному, конечно, знают, но то, что знают гораздо полнее — это точно.
Наверное, людям свойственно всегда надеяться на лучшее. Да и не только, как оказалось, людям. И теперь Рената надеется, что её жизнь обретает другой, особый смысл. Который сразу вот так, с наскока и сформулировать-то нельзя. Но она этот смысл понимает. Разумеет. Потому что этот смысл своей жизни она придала сама. По собственному выбору. Это — главное. Тогда, когда её бросили беременной, у неё выбора не было — за неё этот выбор сделал другой... Не человек — существо.
Она взглянула в глаза Станислава — и утонула в них. Ей сейчас не было важно, какого они цвета — она просто утонула в этих глазах и обрела спокойствие и уверенность. Особые спокойствие и уверенность, которых, что там уж особо скрывать, ей всегда не хватало. Год за годом она отучала себя даже мечтать о том, что когда-нибудь переживёт такие столь волнующие минуты. Которых, конечно же, не было и не могло быть с тем, другим "существом". Которые она могла пережить только рядом с таким человеком, как Станислав Титов. Он сидит спокойно, не проявляет стремления обнять её крепче, прижать, повалить на траву навзничь. Обычный сценарий. Повторяемый каждой парой раз за разом. И для этой пары — каждый раз новый.
Вот и сейчас Станислав сдерживается. Рената чувствует, что он сдерживается. Это для любой женщины очевидно. Ну почти для любой женщины очевидно. Пусть сдерживается. Когда они вернутся на "Волгу", а они обязательно туда вернутся, когда они окажутся вдвоём в старпомовской каюте, у них обязательно будет несколько долгих и ёмких часов. И она позволит тогда Станиславу не сдерживаться. Потому что хочет, чтобы он знал её всю, такой, какая она есть. Потому что она хочет забеременеть от него и родить ему ребёнка. Всё равно — девочку или мальчика. Всё равно. Даже если будет двойня — она будет только этому рада. Сколько раз уже так было — женщина до самого последнего момента не знала, скольких детей она носит под сердцем. И если будет тройня или четверня — ведь может же быть такое — она будет рада. И Станислав — будет рад. В этом она уверена, как и в том, что он её не бросит.
Она медленно и осторожно встала. То ли ей не хотелось особо беспокоить Станислава, то ли ещё что. А может быть, ей просто хотелось побыстрее вернуться на "Волгу", туда, куда она так и не попала, сразу взяв старпома за руку и уведя и от корабля, и от ангара, и от Светланы. От всех. По праву влюблённой и любящей женщины. А ведь она хотела пройти со Станиславом в каюту. И не прошла — ушла рядом с ним в лесополосу, в лес. Космодромный лес. Снова под ногами у неё — тропинка. Но теперь она знает и мягкость здешней травы. Обычной земной травы.
Впереди — обелиск. Один из многих, расположенных здесь, в охранной зоне космопорта. Здесь шли бои. Воздушные, космические, наземные. Жнецы и их пособники отчаянно пытались закрепиться, понимая, конечно, по-своему, что если они не закрепятся — их снесут. Их уничтожат. Оказалось, что их уничтожат в любом случае. Ибо эта война в очередной раз для имперцев стала Отечественной, всеобщей. Не было ни одного имперца, который бы так или иначе не воевал. Победа, как всегда, ковалась и в глубоком тылу — ей ли это не знать?!
Рената наклонилась, собрала с обочины тропинки маленький, скромный букетик цветов. Выпрямилась, поправляя стебли. Подошла к обелиску. Остановилась. Рядом остановился Станислав. Тоже — с букетом. Собрал — а она и не заметила, когда. Может быть — во время их короткого привала?! Может быть. Людей очень многое объединяет. Наверное, не меньше существует в этом мире и того, что способно их разъединить, но сейчас важно, что имперцев в очередной раз объединила война. Галактическая, Отечественная. Как бы ни называли профессиональные историки это столкновение впоследствии — она, эта война, уже состоялась, стала фактом, свидетелями которого стали тысячи, нет, даже миллионы и миллиарды разумных. Живыми и мёртвыми свидетелями.
Не сговариваясь, Рената и Станислав положили букеты на мраморную плиту. Чёрную. Траурную. Цвета космического пространства, из которого в Галактику пришла беда. Но ворота перед этой бедой не были распахнуты настежь. Наоборот, земляне — и не только земляне — затворились в крепости, в своей Галактике и начали уничтожать оккупантов и захватчиков, а также всех, кто так или иначе перешёл на их сторону. Уничтожать, чтобы в конечном итоге победить их. Навсегда победить, уничтожить, прервать страшную цепь Жатв, не менее страшную цепь Циклов. Победить. Не сдаться. Выжить.
Станислав не стал отдавать воинское приветствие, хотя мог это сделать. Рената помнила, что в "Ликино" есть и большой мемориал. Там, без всяких сомнений, Стрельцовы побывают в самое ближайшее время. В полном составе. Отдадут дань памяти и погибшим и живым. Всем, кто подарил им возможность жить дальше под мирным земным небом, знать, что в Галактике нет больше Жнецов. Нет страшных двух— и трёхкилометровых креветок. Нигде нет. А если и остались, то их слишком мало, чтобы вернуть в Галактику круговорот страшных Циклов, круговорот страшных Жатв.
Наверное, Станислав учёл, что она — гражданский человек. И потому не стал отделять её от себя использованием своего права на воинское приветствие обелиску. Здесь стояли насмерть защитники космодрома. Мужчины, женщины, даже дети. Война эта коснулась каждого землянина. Каждого! Не было тех, кого она в той или иной степени не коснулась! Не было!
Несколько минут тишины. Желанной тишины. Особой тишины здесь, рядом с местом подвига. Потому что выстоять здесь, просто выжить в очередном бою — уже было подвигом. Частичкой общецивилизационного, общерасового подвига. Частичкой общегалактического подвига. Прервать страшную круговерть Жатв, страшную круговерть Циклов было... сложно. Слишком опытен был враг. Слишком много побед одержал он над десятками разумных органических и, как теперь выяснилось, не только органических разумных рас. Но победы не могут быть бесконечными. Всегда наступает время поражений. Пришло оно и для Жнецов и для их пособников.
В этой войне не было пленных. Индоктринация не давала возможности применить обычные стандарты войны, где пленным всегда есть место с той или с другой стороны. Жнецов и их пособников необходимо было уничтожать. "Убей Жнеца!" — тысячи таких плакатов были развешаны на стенах домов — да и не только домов — в имперских городах. Именно — убей. Не оставляй раненым. Уничтожь! Так, чтобы Жнец не возродился. Никогда. Нигде. Никоим образом. Та же участь ждала всех, кто попал под влияние Жнецов, стал их слугой и пособником. Их, потерявших свободу воли и личностную свободу, очень скоро перестали называть пособниками. Они становились Жнецами, уже не имея возможности вернуться в обычное, независимое от Жнецов состояние.
В этой войне было только две стороны — враги и свои. Никаких тех, кто оказался бы посередине и имел бы право выбора. Кроме одного выбора, пожалуй: погибнуть или остаться в живых. Такой выбор существовал и был единственным и для Жнецов и для всех, кто им противостоял.
Слёз не было. Вообще не было. Сейчас — не было. А Рената могла бы поплакать, но сдерживалась. Не место и не время сейчас для слабости. Вот на Мемориале — там, да, она поплачет. По праву женщины. Там она даст волю чувствам, волю слезам. А сейчас — нет. Сейчас она здесь, сейчас она переживает лучшие минуты в своей жизни — рядом с ней человек, которому она может всецело доверять, всю себя отдать и доверить. Человек, который знал войну с Жнецами не по рассказам. Не по информационным сообщениям. Он знал её изнутри, как её непосредственный участник. У неё тоже была война с Жнецами. Особая война. Своя.
Они тихо отошли от обелиска, вернулись на тропинку. Молчали. Думали, вероятнее всего, каждый о своём. Сейчас Ренате не хотелось ни о чём говорить вслух. У неё ещё будет время. Всё время Галактики. Всё время Вселенной.
Ближайшие сто лет она будет счастлива. Она будет жить для Станислава, для своих детей. Для того, чтобы ощутить себя женщиной, хранительницей очага. Семейного, домашнего очага. Она слишком долго была одна. Молчавший всё это время Станислав совершил настоящее чудо — она оттаяла. Оттаяла настолько, насколько сама никогда раньше не могла бы себе позволить. Почти полностью оттаяла. Слова не были нужны — Рената и Станислав общались душами, сердцами. Суть говорила с сутью. На своём уникальном языке.
Сейчас надо уже возвращаться. Потому что должны прилететь ЗнаТоКи. А значит, близится время общего застолья. Общего разговора, общих воспоминаний. Близится время минуты молчания. В память о погибшей Инге, в память обо всех разумных, кто погиб, но не сдался Жнецам.
Лесполоса осталась позади. Сейчас вокруг, насколько смог охватить взгляд, было поле космодрома. Гигантские ангары, конструкции посадочных и стартовых столов. "Ликино" жило. Круглосуточно работало, действовало. Уже в мирное время, которое, конечно же, для его обитателей оставалось военным. Всегда. Потому что "Ликино" — космодром Астроразведки России. Для которой не существует понятия мира. Которая видит, чувствует и знает о войне раньше, чем о ней узнают большинство имперцев, большинство землян.
Вставать на гравитележку не хотелось. Не было желания сокращать время одиночества вдвоём. На Станислава и Ренату мало кто обращал сколько-нибудь пристальное внимание — ну идут себе мужчина и женщина и пусть идут. Сюда, в "Ликино" просто так не попадёшь. Здесь — только те, кому это позволено. Всем остальным сюда вход закрыт. Во всяком случае так считается и для обеспечения этого делается очень многое.
Зорд и Грэй выбежали навстречу из ворот ангара. Закружились вокруг Станислава, приязненно крутанулись вокруг Ренаты, сопроводили прибывших к трапам крейсера.
— Вернулись. — сказала вставая с кресла Светлана. — Рада. Вы как раз вовремя. ЗнаТоКи уже подлетают к границам космодрома.
— Мы... если позволишь... — тихо сказала Рената.
— Хорошо. — не уточняя, что именно "хорошо", ответила командир крейсера, выходя из своей каюты.
— Мы встретим их там или подождём здесь? — спросила Рената, подняв вопрошающий взгляд на Станислава, остановившегося у рабочего стола Стрельцовой.
— Подождём здесь. — коротко и тихо ответил Титов и Рената не смогла не согласиться с его решением. Наверное, оно было правильным. ЗнаТоКи придут сюда. Обязательно придут. По-иному и быть не может. Сюда придут все Стрельцовы. А потом... потом будет Встреча. Будет застолье. Будет Минута Молчания.
К удивлению Ренаты в каюту вошла Светлана.
— Вернулась. — пояснила она, останавливаясь рядом со Станиславом. — Слава, дежурство по кораблю возьмут на себя на время встречи вахтенные. Вы будете вместе с нами.
— Ясно. — Титов кивнул, но Стрельцова почувствовала, что он недоволен её решением.
— Слава, так будет лучше для всех нас. Мы — на Земле, в России, на своём космодроме. Согласитесь, что здесь предостаточно сил и возможностей, чтобы мы не напрягали вас без особой на то необходимости. — Стрельцова посмотрела на своего старшего помощника, понимая, что этот взгляд перехватит Рената. — У вас есть необходимость, значит — должна быть возможность. Не отнекивайтесь, на несколько часов вы вполне можете прерваться. На сутки. Как минимум. — подытожила командир крейсера. — Потом — по обстоятельствам. Но на сутки — это точно.
— На сутки у нас прибыли Виктория, Герман и Стефания, Светлана. — уточнил Станислав.
— Именно. — подтвердила Стрельцова, переглянувшись с Ренатой. — Остальные задержатся на более долгий срок. Так что в эти сутки вы — вне службы, Станислав.
— Есть. — Титов кивнул.
— Ну, вот и хорошо. Оставляю вас. — Светлана вышла из командирской каюты.
Рената, уловив волнение Станислава, подошла к нему со спины, обняла и приникла, слушая дыхание и биение сердца человека, становящегося всё более ей близким. С каждой минутой. Понимая, что Титов хотел бы сдублировать, пока Светлана будет проводить встречу — как-никак она хозяйка, командир крейсера, Рената понимала и другое — Светлана правильно оценила результаты длительного отсутствия на "Волге" старпома и сестры своей мамы, потому постаралась сделать всё, чтобы Станислав хотя бы на сутки смог почувствовать себя свободным от необходимости и исполнять многочисленные и, конечно же, сложные должностные обязанности.
В этот момент в каюту стали входить Стрельцовы. ЗнаТоКи прибыли и вошли в командирское обиталище одними из первых. Светлана по своему обыкновению вошла последней и прикрыла за собой дверь. Овчарки — все четверо, уловив разрешающий жест хозяйки, разошлись по своим коврикам и улеглись.
Ксения Петровна Знаменская опиралась на руку мужа — Рената сразу поняла, что ей сейчас тяжелее всех, присутствующих в каюте людей. В руке она держала "раскладушку" из двух фотографий — на одной из них Инга — курсант Военно-Полицейской академии России, на другой — она же с мужем Георгием.
Михаил Стрельцов видел, как подрагивают пальцы Ксении. Острота горя никуда не исчезла. Ксения — мать, а Инга — её дочь. Единственная дочь. И что теперь у неё, у матери осталось? Только внук. И зять. Двое. Пал Палыч Знаменский тоже переживает. Молча. Внешне он почти спокоен. Только вот именно — почти. А внутренне — ему сейчас очень больно. Не горько, а именно больно. Наверное, уменьшить эту боль намного не сумела и эта встреча Стрельцовых. Но, если она помогла немного её притушить — уже хорошо. По меньшей мере они — не одни. Стрельцовы — большая семья, где принято друг другу помогать, что бы ни произошло, что бы ни случилось.
Светлане, как понимал Михаил, сейчас тоже очень нелегко. Да, корабль вернулся на свой космодром, прошёл переоснащение, проверки. Экипаж занят подготовкой к сертификации на ранг. Обычная, казалось бы, служебная рутина, хорошо знакомая каждому офицеру Имперских Вооружённых сил и Сил Специальных Операций, куда входили и войска Центра по чрезвычайным ситуациям. Рутина, перешедшая из военного времени в мирное. И ещё эта встреча Стрельцовых. Ясно, что Светлана мечтала об этой встрече, о том, как она примет всех своих родных на своём корабле и рядом с ней будет Джон Шепард. Не сложилось. Джон остался на Иден Прайм, остался там, чтобы разобраться со своей порцией рутины. Да, конечно, там — база уникального корабля, каким стал фрегат-крейсер "Нормандия". Там — все условия для нормальной жизни, работы и службы нормандовцев, в число которых, кроме землян-людей навечно вошли несколько инопланетян, в том числе и протеанин, единственный известный ныне большинству обитателей Галактики представитель Старшей Расы. Не старой — старшей. Большая разница!
Семён старается не смотреть на Ксению. Это Михаил отмечал чисто механически, на полном автомате. Да, брат бывает труднопереносим, ведь он так любит точность и чёткость. Чего тут больше — характера или профессионализма — трудно сказать.
