Никто его не осуждает. За что осуждать? Лихо хлебать — не мед пить. Хлопает его приятель по плечу. Нормально все, брат! Живы, мы! Живы! Девица рядом присаживается, по голове гладит, к себе прижимает. Все легче парню. Легче...

Но ведь ныне не поминки — праздник!!! Или как? Ударили музыканты веселуху, пустили воители по кругу жбан ведерный, чтобы всем хватило. Допили и айда плясать!

Пары топали, притопывали, кружили, подхватив друг друга под руки. Становились в линии, сходились грудь в грудь. Танец такое дело. Кто кого притиснул — не убудет, кто руку не туда положил без спросу — и возражений нет. Селли повариху уж третий раз в темный угол затаскивали кавалеры. Воротится, подол отряхнет-расправит, морду вытрет, глыкнет вина и жива! Пляшет! башмаки слетают!

Где видано гулянка, и без драки? Драчунов успевали только разнимать. Героев оказалось больше, чем тех, кто защищал стены. Мало крови видели, здесь друг дружке по сопатке съездили-раскровянились. Нарядные рубахи пластали, клочья летели. Словом шум, гам, веселье!

Наплясавшись, наевшись, игрища затеяли, забавы потешные.

Мужики кто кого перепьет. Третья декархия против четвертой. У кого дух крепче? Кто бравый, а кто дырявый? Оба представителя через две кружки в отруб попадали. Потом кто дальше на одной ноге ускачет, держа кружку с вином и не расплещет. Девицы тоже не отставали. Кто выше подол задерет. Кто? У кого стыда меньше тот и выше. Однако честь помнили. Безобразие как не просили, не показали. Мужички бороться выходили. Борьба борьбой пока со стола посуду не смели, лавки не опрокинули да один другого крепко оземь не приложил. Хорошо ребра не поломали. Другая затея — коттаб*. Вино недопитое в кувшин выплеснуть. Кто точнее тому награда.

Фиром, ловок новоиспеченный декарх, даром, что в летах, всех одолел. Ему награда и досталась. Селли вскочила на лавку и накрыла победителя подолом. Хохоту — стены ходуном пошли! Углядели глазастые лохматую! На бабе, фундоши нет! Она их с роду не носила!

Когда Фирома вытащили, смеху пуще прежнего. Ржавшие товарищи укатывались, глядя на его красную окривевшую от обиды рожу.

— Чего? Солоно? Запей! — и кружку под нос.

И опять гогот, топот, крик, пляс.

Костас вышел во двор, сунул руки в воду. Несколько раз стиснул кулаки. Холод унял жгучую боль. Позади кто-то подошел. Он знал кто. Прачка фрайхи.

На гулянке Иера липла, не отогнать. Увернется от Керстена, тому кроме вина ничего не надобно, и сразу к нему, на шею виснуть. Так наприжималась, соски выпирают на грудях. Танцевать силком в круг вытащила. Павою вокруг плыла, ласточкой срывалась кружить.

— Чисто медведь на ярмарке! — смеялась она, когда он наступал ей на ногу или толкал.

Керстен два раза порывался сойтись в кулаки. И бабу свою унять и ухажера её геройского проучить. Оба раза давал себя усадить обратно. Ему щедро лили в кружку. Он пил, запрокидывая голову далеко назад. В очередной раз и сам запрокинулся. Рухнул с табурета. Его отволокли в угол и бросили. Торквес мурчал, возился, фыркал, сблевывая на грудь. Потом Хлым, дворняга беспородная, остаток вечера ему морду облизывала, блевотину ела.

Под звездным небом Костас чувствовал себя лучше. Холодный ветерок остужал саднящую кожу.

— Мутит? — с сочувствием спросила Иера.

— Угу, — обманул Костас. С чего замутит-то? Сколько не пей, голова как стеклышко, ясная.

— Бросил меня. Дружок твой наглый за бок ущипнул. Синяки будут.

Бухнула дверь казармы. На крыльце возникла сильно шатающаяся фигура. Одной рукой оперлась о стену, второй пытается расстегнуть брагетт.

— Чтоооо зааа херь?

Не успевает справиться с завязками и облегченно отдувается. Ляжкам тепло и щекотно.

Опять бухает дверь. Зассанца сбивают с крыльца. Тот падает, возится в грязи, безуспешно пытается подняться и, обессилев, засыпает.

Два друга, обнявшись за плечи, орут в звездное небо.

— Как умру, я умру,

Похоронят меня!

И родные не узнают,

Где могила моя!*

Иера уселась рядом. Тесно. Обняла-обхватила Костаса за талию, положила голову на плечо. Ждет. Слова ласкового, нежности. Не дождалась. Сама полезла с поцелуями, жарко дыша.

— Этакий ты... недогада. Пойдем что ли? — она прижалась еще сильней. — А то мокра вся.

Прошмыгнули мимо карнаха, сторожившего вход в дом. Не мудрено, пьян в стельку. Привалившись в уголку, спал.

Поднялись по лестнице. Иера нет-нет останавливалась, распаляя себя, целовала Костаса. Руки её бессовестно лезли в брагетт. Касание вызывало в ней выдох-стон.

Комната у прислуги не большая. Кровать, стол под салфеткой, да ваза с цветами. В углу кувшин с водой и таз. Иера быстро закрючила дверь. Он хотел её приласкать. Женщин положено ласкать, раздразнить, растревожить поцелуями, теплым шепотом, бесстыжими прикосновениями, горячей тяжестью тела.

— Чего уж там, — поторопила она, задыхаясь.

Длинная ночь не показалась длинной. Иера спала, разметав волосы по подушке и устало сопя.

Небо еще не посерело на востоке, а Костас неслышно выскользнул из комнаты. Пройдя знакомой лестницей, спустился в подвал. Ступеньки, на которой звенели колокольчик, перешагнул. Подойдя к решетке, свернул замок вместе с проушинами. Соскоблив ржавчину, с трудом вытащил засов и открыл дверку. Вернее выгнул. Заржавленные петли не открывались. Капли, срывавшие со свода, забарабанили некую мелодию. Беспокойную и призывную. Костас посмотрел на свои руки. На них осталась черная жижа, словно кто-то вымазал решетку изнутри.

Постояв мгновение, Костас быстро покинул подвал и здание.

День прошел в пустой беготне. Не позднее вечери, Костасу следовало покинуть Морт. Таков закон. После гулянки, полдня на сборы. Замешкаешься, вчерашние боевые товарищи силой вытурят. Даром что птох.

— Чего поздно? — спросил его Тод. — На ночь глядя?

— Задержался, — не стал объясняться Костас.

— Надо было с капитаном уезжать. Глядишь к себе забрал бы. Все при деле, — ворчал Тод. — Может еще нагонишь.

Он не стал ничего говорить старику. Капитану сейчас не до него.

Костас забрал шоудао, не взглянув даже на работу. Завернул к кожевнику, забрать чехол. Работу тот сделал, как положено. Мечи смирно лежали на спине, спеленованные и зачехленные.

Ушел Костас перед ужином. Ни с кем не попрощался, ни с кем словом не обмолвился. Скользнул за ворота в подступающий белесый туман. Не было его здесь.

Он шагал по лесу в сгущающейся темноте. Впрочем, кому темнота? Вон мелькнула осторожная лисица. Погналась за мышью. Серая кроха, высоко скакнув, юркнула под пень! Хищница хотела прокопать нору, но учуяв Костаса убежала, оглядываясь через прыжок.

Где темно так в ельнике. И тихо. Словно и нет никакой живой души. Ни зверя, ни птицы. Толстый слой хвои мягко пружинит и гасит шаги. Костас нагибается под ветку, тревожит дерево касанием. С макушки ели взлетает птица. Крылья беглым грозовым облаком закрывают полнеба, усеянного звездами. Высоко скалится серпик луны. Того гляди язык покажет. Рядом трещит валежина под тяжелыми лапами. Костас перехватывает яри. Зверь сторожится, медлит и прытко уходит подальше в лес.

Впереди мелькнул огонек. Желтый отсвет костра приметен. Его ни с чем не спутаешь. Костас повернул. Не ошибся, правильно шел.

Тянет дымком паленой хвои. Подойдя ближе, чувствует, к дыму примешивается запах пролитой крови.

— Ну-ка придержи!

Костас узнает голос Кертена. Лес пронзает вскрик.

— Живучий, сука! Цацку не повреди!

— Цела.

Костас вышел на полянку в завершающий момент. Подручный Керстена, Холт, вонзил нож в грудь Дёгга. Распластанный на земле сард захрипел.

— Когда же ты подохнешь! — Керстен пнул поверженного. Дёгг дернулся. Не срок еще.

Еловая лапа скользнула по плечу Костаса. Торквес услышал странный, не похожий звук и обернулся.

— И ты здесь! — Керстен подобрал секиру сарда.

Холт огляделся по сторонам. Нет ли кого еще?

— Заходи с боку, — толкнул Керстен приятеля.

Торквесы стали расходиться. Костас скинул милоть и быстро, нападавшие и не ожидали, сместился к Холту. Тот сделал пробный выпад мечом. Костас отвел удар и ткнул подтоком в пах.

— Тварь! — запоздало отскочил Холт.

Яри пробил паховую вену. Кровь хлестала вовсю.

— Вот тварь, — почти захныкал Холт, зажимая рану. Драться он больше не способен. Разбираться с противником торквес предоставил напарнику.

Керстен не принял боя, юркнул под низкие еловые ветки и побежал. Костас погнался за ним.

Здоровьем торквес не обделен. Бежал быстро, петлял умело, берег дыхание. Каким-то звериным чутьем выбирал дорогу. Не споткнулся, не напоролся на ветку. Высоко вскидывая ноги, перебежал заросшую папоротником прогалину, лихо как через забор перемахнул упавшей ствол. Продрался сквозь завалы поваленных деревьев и замер на другой стороне поджидая. Надеялся по звуку шагов определить преследователя. Костас подобрал сушину и кинул. Сухие ветки ломаясь, затрещали. Керстен с выдохом метнул секиру сарда. Перестарался. Оружие ударилось о сук, упало и завалилось между двумя стволами. Как пропало. Керстен побежал дальше. На бегу сбросил сумку. Глянул на небо в просвет крон. Легкая туча наползала на серпик луны. Затянет, считай, спасся! Найти бы только место где затаится!

Лес поредел и пошел на спуск. Под ногами зачавкала вода. Керстен прибавил ходу и выскочил на берег болотины, побежал краем. В три шага ускорился в попытке перепрыгнуть полынью трясины. Оскользнулся и ухнулся в грязь с головой. Всплыл, отплевываясь. Цепляясь за стебли травы, попытался выбраться. В этот момент подошел Костас.

— Слышь, — обратился к нему Керстен, как ни в чем не бывало. — Помоги! Утянет.

Костас подошел поближе, присел на корточки.

— Браслет отдам, — пообещал торквес. — Ты ведь за ним шел? Твой он!

Керстен все больше оседал в вязкую жижу.

— Руку! Руку дай! — поторопил торквес в отчаянии.

— Держи! — ответил Костас.

Подток яри ударил Керстена в лоб. Тот немо открыл рот. Грязь полилась в черный провал горла. Он перестал барахтаться и трясина утянула его, отметив уход пузырями на поверхности.

Костас вернулся к костру. Дёгг тяжко дышал, здоровой рукой пережимая культю левой.

— Вот суки... укараулили..., — еле шевелил он губами. — Я думал ты за мной.... А это... суки торквесы...

Костас подобрал раздавленную фляжку. Бултыхнул. Жиденько плеснулось вино. Он выдернул пробку и протянул сарду. Тот подхватил посудину и с причмоком выхлебал остатки.

— Не в обиде... за браслет?

— Нет, — одним выдохом ответил Костас.

Удар дирка вскрыл горло сарда до позвонков. Дёгг засипел, пытаясь вздохнуть, широко раскрывая рот. В глазах безмолвный вопрос. И таков же безмолвный ответ. Берешь чужое, держи крепче.

Сард затих. Костас нарубил веток, натаскал сучьев, завалил тело. Затем кинул головню из костра. Огонь взметнулся вверх, до самых макушек дерев. Подождав пока немного прогорит, бросил в пламя вещи сарда. Затем подобрал сброшенную милоть и тоже швырнул в огонь.

Он прошел по кровяному следу шагов полста и наткнулся на Холта. Торквес не сумел перетянуть рану и истек кровью. В последние минуты жизни, движимый страхом, хотел преодолеть небольшой овражек, но так и не решился. Опасался, сил не хватит. Костас столкнул тело вниз.

Постояв, поправил лямки за плечами, перехватил яри и пошел сквозь густые заросли, оставляя скалящийся месяц за левым плечом.

Вскоре выбрался на дорогу, по ней на Вальдийский тракт. Повернуть влево или вправо? И в ту и в другую сторону шагов через двести тракт сворачивал и прятался лесом. Так влево или вправо? Подглядывает в лужу месяц, отсвечивает раскисшая грязь, в тележной колее указательным штрихом блестит вода. С горькой усмешкой Костас подумал, не велик ли подвал для крысы, если она может выбирать куда идти.

Выбрал вправо.

Заплакал дождик. Тихо-тихо.

Комментарии.

(Большинство понятий взято из Византийской истории и более-менее соответствует действительности. Часть военных названий (гэллогласы, керны, карнахи и т.д.) заимствовано из журналов "Новый солдат" и не соответствуют исторической действительности. Так же использованы материалы из книг: Э.Фукс "Иллюстрированная история нравов", Е.Глаголева "Повседневная жизнь королевских мушкетеров", Ш. Макгллинн "Узаконенная жестокость" и т.д.)

Августа — титул носимый императрицей.

Асикрит — секретарь, писец.

Астрогалы — азартная игра в кости. Сами кости удлиненной формы.

Арарэ — Название условно. Настоящее оружие представляло собой металлический шар с шипами.

Баллок — кинжал для пробивания доспехов.

Бьянка — обращение к благородной девушке.

Бэну — обращение к замужней женщине или женщине в возрасте.

Браслет — пережиток воинской традиции награждать лучшего воина титулом. Медный браслет давал титул спафария, но не закрепленный документально. По истечении трех лет, если обладатель браслета не нарушал законов, дворянство оформлялось титулярной метрикой и позволяло брать в аренду землю. То же самое, только без трехлетнего срока позволяло получение Серебряного браслета. Золотой браслет предполагал получение титула фрайха и земельных владений за счет дарителя. См. также ,,Ро" и ,, фрайх".

Бриколь — зд. стреломет. Метательная машина, пускающая стрелы по навесной траектории.

Бургиньот — устаревший закрытый металлический шлем.

Вестарх — воинская должность. Командующий каким-либо родом войск империи в городе или в феме.

Виндик — наместник правителя.

Виглы — императорская городская стража в крупных городах и столице.

Вофр — оценщик лошадей на рынках.

Гэллоглас — профессиональный наемный воин частной (не императорской) армии.

Глориоз — титул знати. Соответствует титулу князю. Женская форма — зоста. Стоит сказать, что ,,весомость" титулу придавали личные земельные владения. Обладатель обширных ленов имел право заседать в императорском совете или в совете фемы, или в совете катепанства (округа). Часто носитель высокого титула (глориоз, севаст) был беднее фрайха или тана.

Гонфалон — четырехугольное знамя на поперечине.

Грач — модель российского пистолета.

Джиллильсы — замковые слуги, вооруженные в помощь основным воинам для обороны.

Докатив — денежный подарок, обычно дававшийся воинам.

Доместикий — чиновник, следящий за исполнением указов, законов.

Друнгарий — зд. главнокомандующий всех имперских войск. Назначался в особых случаях имперским советом (силенцием).

Жюпель — узкая крестьянская верхняя одежда с длинными рукавами. Из толстого или грубого сукна.

Иллюстрис — букв. Сиятельный. Обращение к высшему священнослужителю.

Илитон — особый плат из шелковой или льняной материи.

Катепан — титул знати. Соответствует титулу графа. Женская форма — эрли.

Капелина — шлем. Вариант шишака.

Кайракан — олицетворение неба. К. вырастил дерево с девятью ветвями, под каждой ветвью создал человека. Его образ заимствован из мифологии алтайцев.