Борджиа: Дорога к Риму

Ещё немного поболтав с Карвахалем, я откочевал подальше от посланца Кастилии и Арагона. Излишнее внимание к нему может быть неправильно — а главное не в нужную для нас сторону — понято. Хотел было пообщаться с Мигелем, но, едва только успел его поймать и оттащить от одной крайне симпатичной — особенно со стороны кормы — синьорины, как поймали уже меня. И не абы кто, а сам правитель Флоренции Пьеро де Медичи, основательно выпивший и одновременно довольный жизнью.

— Чезаре! И... Мигель Корелья, — Медичи пошатывался, но пока ещё держался на ногах, да и речь была вполне связной. — Коронация понтифика была запоминающейся. Не думаю, что её удастся превзойти в скором времени.

— Думаю, в скором времени церемоний коронации вообще не будет проводиться.

— О да, конечно же. Ваш отец крепок телом и духом. А Савонарола удрал. Говорят, что во Францию. Рад, что ваша семья так скоро сдержала своё обещание.

— Доносились слухи.

— Сутану по дороге не потерял? — захохотал Мигель. — А может сразу голову?

— Мой друг, несмотря на некоторую грубоватость сказанного, прав, — вздохнул я. — И дело тут не в сдержанном мной обещании, я их всегда держу. Таков уж уродился. Проблема в оставшихся у Савонаролы сторонниках. Они же не только среди народа, но и среди аристократов и князей церкви порой встречаются. Странно, но так и есть. И сомневаюсь я, что будучи во Франции, он прекратит свои проповеди.

— Будет обличать Карла VIII? Тогда ему несдобровать.

Тут мне оставалось лишь вздохнуть, после чего внести ясность в ситуацию, которую Пьеро де Медичи не то не понимал, не то просто недооценивал.

— Карла ваш бесноватый монах трогать в своих речах не станет. В плохом смысле, само собой разумеется. А вот выставить его как богобоязненного христианина, которому сам Творец готов вручить в руки меч для сокрушения тиранов в итальянских землях... Не забывайте, что Савонарола утверждает, что бог говорит его устами. Он... удобный инструмент для того, кто понимает его ценность и рискнёт его использовать. Королю Франции, к огромному сожалению, в уме не откажешь.

— Бретань! Не забывай о ней, Чезаре.

— Благодарю, Мигель. Да, синьор Медичи, Бретань, точнее возня вокруг неё. Пока Франция не разберётся с этой проблемой, мы можем спать спокойно. Хотя... спать как раз надо бы поменьше.

— А причина тому...

— Неаполь, само собой разумеется. У короля Карла VIII хороший аппетит. Сейчас он переварит Бретань, после чего начнёт осматриваться вокруг с целью найти очередное 'блюдо'. А как добраться из Франции до Неаполя? Только через Милан, Флоренцию и Рим.

— Вы мрачно смотрите на мир, Чезаре. Особенно в такой прекрасный день.

— Хорошо, сегодня действительно не стоит. Зато завтра... Вы ведь получили приглашение в замок Святого Ангела.

— От вас и получил. Второе празднование одного и того же события...

— Зато предстоящее для более узкого круга лиц. Там точно не будет римской знати, которая улыбается в лицо, а на деле готова вонзить нож в спину или подлить яду в кубок. Да и эти лицемерные настоятели монастырей, часть из которых жаждет лишь золота и новых земель, а другая видит в моём отце кого угодно, но не властителя Рима и всей Папской области.

— Чезаре...

Ага, Мигель предупреждает об осторожности. Правильно делает, хотя я тоже ушами не хлопаю, отслеживаю, чтобы никто посторонний даже не думал к нам подобраться. Да и Бьяджио бдит, безмолвной тенью стоя в нескольких шагах от нас.

— Мигель прав,— вздыхаю я. — Здесь такие разговоры вести не стоит. В отличие от замка Святого Ангела, где лишних ушей по определению быть не может. А если они там и появятся, то быстро окажутся в подземельях. Ну так что, синьор Медичи, вы окажете честь семье Борджиа своим присутствием?

— И снова скажу 'да', — кивнул правитель Флоренции. — Умеете заинтересовать, Чезаре. А пока, — он перевернул кубок. показывая, что тот успел опустеть за время нашей беседы, — мне нужно вновь наполнить сосуд соком виноградной лозы. И поближе познакомиться с прекрасными римлянками.

— Они будут и завтра, можете не сомневаться.

— Даже не думаю, зная ваше трепетное отношение к женской красоте.

Пьеро де Медичи улыбнулся, затем почему то подмигнул Моранце и удалился нетвёрдой походкой. За вином и девочками, тут и гадать нечего. Ничего, это нормально. Сегодняшнее действо лично для меня не более чем прелюдия к завтрашнему. Признаюсь честно, мало кто из присутствующих тут окажется там. Тут — официальная мишура и показуха. Там же будут собраны те. кто действительно важен для будущего семьи Борджиа. И даже сам её глава, Родриго, вынужден будет уделить часть своего драгоценного времени, появившись среди иных персон. Точно появится, на то уже есть договорённость. Пока же и мне стоит немного расслабиться. Но в меру, потому как завтра тоже многое предстоит.

* * *

Замок Святого Ангела. Главная, как по мне, твердыня Рима, последний рубеж обороны, должным образом защищённый и практически отрезанный от всего остального мира. С Ватиканом его соединял единственный укрепленный коридор длиной что-то около километра. Ну и имелись потайные ходы, куда ж без них то, способных вывести из собственно замка за пределы Рима. Впрочем, это уж совсем на крайний случай, потому как эту твердыню ещё никто никогда не смог взять штурмом.

Место, удобное во всех отношениях. Именно туда были приглашены кондотьеры с наиболее нужными и важными бойцами их кондотт, правитель Флорренции Пьеро де Медичи с несколькими спутниками и, само собой разумеется, представители семьи Борджиа. Как говорится, общество должно было собраться небольшое, но крайне... Нет, приличным это по нынешним меркам точно не назвать. Зато такой состав приглашённых однозначно демонстрировал собравшимся, что понтификат Родриго Борджиа будет делать ставку не только не дипломатию, но и на силу клинков. Ту самую силу. о которой целый ряд понтификов то просто забывал, то недооценивал, то пытался использовать чужих воинов, при этом не имея собственных. К слову сказать, Гонфалоньера Церкви тут не было, как раз по причине не слишком то наблюдаемого доверия.

Доверие... Скользкая тема. Приглашённые кондотьеры тоже были наёмниками, этого у них не отнять. Зато сам факт их тут присутствия служил чуток замаскированным приглашением перейти к Риму на постоянную службу. А это, как ни крути, могло дать им много преимуществ в будущем. Если, конечно, планы увенчаются успехом. Риск... тот самый, который дело благородное.

Меж тем перед собственно началом мероприятия — часа этак за три — Родриго Борджиа, уже окончательно решивший обустроиться именно в замке Святого Ангела. а не в Ватиканском дворце, попросил меня к нему зайти. Срочно, не откладывая.

В таких случаях ни отказываться, ни откладывать встречу без очень веских оснований не принято. Пришлось, топая сапогами по плитам пола, нестись на зов понтифика. Радовало одно — в коридорах замка были знакомые всё лица: каталонцы из личной охраны Родриго Борджиа, а также солдаты из кондотт Раталли и Эспинозы. С таким гарнизоном замка можно было чувствовать себя если и не в полной, то в относительной безопасности. И сразу мелькнула мысль о том. что гарнизон так и должен быть разделённым на части. Сейчас это итальянцы и каталонцы... вполне устраивающая лично меня комбинация. Каталонская часть верна уже сейчас, итальянскую ещё требуется как следует испытать. Но сама идея... однозначно хорошая, не раз уже опробованная как в нынешнем прошлом, так и в том, которое ещё только будет.

— Отец? — произнёс я, войдя в комнату, где он должен был меня ждать. Ага, точно вот и он. В нормальной одежде, а не в этом папском облачении, поневоле вызывающем улыбку. — Только не говори, что передумал появиться на пиршестве и сказать несколько слов доблестным кондотьерам и их лейтенантам. Моя чувствительная душа такого не перенесёт.

— Паяц ты иногда, Чезаре.,— вздохнул понтифик, закрывая книгу. которую до этого перелистывал и откладывая её в сторону. — У меня важный разговор касательно семейных дел.

— Со вчерашнего дня, с самого момента, когда тебя короновали той самой тройной тиарой, все дела Папской области так или иначе относятся к семье Борджиа.

Говоря, я исследовал пару кувшинов, в которых было... вино. И снова вино. Про бутылки вообще не говорю, проверять их содержимое точно не стоило. Оставалось лишь позвонить в колокольчик и когда появился слуга, приказать:

— Воды. Холодной, — как только дверь за халдеем закрылась, я обратился к 'отцу'. — Неужто и впрямь семейное дело. Опять Хуан устроил нам проблему?

— Нет. Не больше. чем обычно. Он, конечно, слишком много выпил и приставал не только к куртизанкам, но его остановили. Речь о Лукреции.

— Вот уж это прелестное создание никогда не доставляло проблем. Умная, понимающая... красивая даже сейчас, в свои двенадцать. Еще два-три года и она станет одной из самых красивых женщин Рима, а может и не только.

— О её красоте я и хочу поговорить, Чезаре, — вздохнул понтифик. — То, что было хорошо для дочери кардинала, недостаточно для дочери Папы.

Твою мать. Судя по всему, разговор будет о том, чего хотелось бы избежать до поры до времени. Дела, связанные с помолвками, обручениями, свадьбами будь они неладны. Для меня вполне приемлемы помолвки в юном возрасте. Договорённости на то и договорённости, чтобы их заключать, затем корректировать, в случае форс-мажорных случаев даже менять. Вот только 'милые' обычаи здешней эпохи, касаемые заключения ранних, очень ранних браков... как же они меня бесят. Особенно то, что изменить систему я не в силах. Остаётся лишь оградить от подобного свой круг общения... Вот только удастся ли мне это сделать? Даже и не знаю, но пробовать по любому буду, иначе себя уважать перестану.

— Если ты говоришь про разрыв помолвки с графом д'Аверса то я готов поддержать это. Он действительно не пара моей сестре.

— Рад, что ты это понимаешь, сынок, — расцвёл Родриго Борджиа. — Ей нужен совсем другой жених. Из могущественного итальянского рода, с которым нам следует заключить союз и скрепить его свадьбой.

— Постой, отец! — вскинулся я, услышав то самое проклятое слово. — О какой, чёрт побери, свадьбе ты говоришь? Лукреции всего двенадцать лет! Двенадцать! Она же ещё ребёнок.

— Не горячись, Чезаре. Я говорю лишь о помолвке, о самом браке до того, как ей пойдёт четырнадцатый год, и речи быть не может.

Проклятье. Моё представление и здешнее — две большие разницы.

— Это твоя дочь и моя сестра. Младшая сестра. И это не просто девица, а дочь самого Викария Христа. Сам подумай, зачем подвергать её такому испытанию, как ранний брак...

Не могу сказать, что началась внутрисемейная склока, но разговор был довольно серьёзным. Я упирал на то, что Родриго Борджиа не стоит раньше времени пихать собственную дочь во все аспекты взрослой жизни. К тому же столь ранние браки редко к чему хорошему приводят. Имелись и примеры из истории, та же Бельтранеха, претендентка на престол Кастилии, вышедшая замуж в тринадцать лет, что не слишком хорошо повлияло на её душевное здоровье.

Родриго Борджиа, которому приводили как теоретические, так и практические доводы не в пользу ранних браков, сопел, пыхтел, краснел и отбрёхивался. Только получалось у него... не слишком убедительно даже для него самого. Уже по той причине, что 'политические выгоды' и 'интересы Святого престола' были не шибко весомыми аргументами в сравнении с нормальной жизнью его любимой дочери. Понимая, что я не смогу выколотить всё желаемое, пришлось ограничиться своеобразной страховкой Лукреции о 'прелестей' раннего брака. Спустя почти час изнуряющего для обеих сторон разговора я произнёс:

— Если тебе уж так хочется выдать Лукрецию замуж... Ладно, пусть будет так. Но ни о какой консуммации брака и речи быть не может до тех пор, пока ей пятнадцатый год не пойдёт.

— Допустим...

— И на протяжении этого самого года она сама будет решать, когда окажется, хм, готова. Если же её супруг попробует сунуть известно что туда. куда до оговоренного срока не положено... Я лично позабочусь о том, чтобы его жизнь была короткой и мучительно болезненной. А ты, отец, знаешь, что я способен это сделать самыми замысловатыми способами.

— Ты становишься опасным человеком. Чезаре. По Риму уже поползли первые слухи о тебе.

— Слухи всегда ползут, такова уж их природа. Но мы не договорили насчёт Лукреции.

— Согласен. Я тоже беспокоюсь о её жизни. Не тебе одному охранять её покой.

— Это значит ты...

— Признаю правоту твоих опасений. И готов поставить такие условия претендентам на её руку.

Ф-фух. Прямо от сердца отлегло. Разумеется, даже не получи я такого согласия от Родриго Борджиа. всё равно сделал бы по своему. К примеру, новоявленный супруг мог споткнуться, спускаясь с лестницы, подавиться рыбьей костью, внезапно скончаться от лихорадки или какой-то загадочной болезни. А так... может всё и обойдётся.

— Ты не стал бы заводить этот разговор просто так отец, — произнёс я уже тогда, когда основной спор подошёл к концу. — Должны быть варианты для замужества, причём очень для тебя важные. Странно только, что ты озаботился сперва Лукрецией, а не Хуаном.

— Хуан... Он скоро отправится в герцогство Гандийское, — усмехнулся понтифик. — Там должен будет найти себе супругу среди испанской знати, испросить моё разрешение на брак и позаботиться о наследниках. Он наша связь с родной землей и с супружеской четой Изабеллы и Фернандо.

— Значит Лукреция...

— Попробуй догадаться. Если ты сумеешь это сделать, Чезаре, я вдобавок к уже обещанному присутствию на пиру для твоих наёмников...

— Наших наёмников!

— Хорошо, наших, — отмахнулся Родриго Борджиа. — Так вот, я не просто буду там, но и найду для каждого из кондотьеров и для правителя Флоренции слова, которые придутся им по душе.

Даже малость неловко стало. Совсем малость, на какое-то мгновение. Я знал, куда метит Родриго Борджиа по умолчанию, поэтому не мог ошибиться. Зато стоило бросить единственный взгляд на его самодовольную физиономию, как неловкость бесследно исчезла.

— Тебя могут интересовать только родственники короля Ферранте или герцога Миланского. Со злобным старче Ферранте ты ещё не мог успеть о чём-то договориться, зато Сфорца — другое дело. Один из них твой давний приятель, а с недавних пор ещё и вице-канцлер. Что же насчёт конкретного Сфорца из их немалого числа... гадать я не собираюсь. Им может быть кто угодно, но непременно имеющий хотя бы одну, а лучше две крепости. Я прав?

— Мне придётся говорить с этими наёмниками, — опечалился Родриго Борджиа. — Да, это Сфорца. Мы нуждаемся в союзе с этим семейством, с Миланом и его герцогом.

— Герцог Милана Джан Галеаццо Мария Сфорца — типичное ничтожество, неспособное взять власть в свои руки, полностью подвластное своему дядюшке Лодовико. Пьяница, лентяй, интересующийся лишь вином и изредка соколиной и псовой охотой, — скривился я. — Зато Лодовико Сфорца, куда более известный по прозвищу Мавр, оправдывает его с давних пор. Он так же коварен и склонен к предательству, как это мерзкое племя.