Я дурак, но не настолько...— пробормотал он.— Ммм... Аннис... А как это расстёгивается?
Сломаешь! Я сама!... Я тебя тоже люблю, дурака такого...
* * *
К ребятам мы вернулись, когда почти стемнело. Что я, что Киаран, состроили одинаковые каменные лица, но, похоже, это никого не обмануло. Нас засмеяли, задразнили, я не знала, куда прятаться. Там, на пляже, меня от счастья накрыло очередным выбросом магии. Весь пляж, — песок, ни кусочка плодородной почвы,— покрылся ромашками. Вся эта прибрежная полоса в цветах, не сезон для которых. Твою ж дивизию... Лелька, Ила и Яра в восторге наплели веночков, разукрасились, и все всё поняли. Блин, не повезло.
Глава 15.
Селки
Завтракали мы дарами моря. Бренн и Аодан насобирали крабов, небольшие, в ладошку, но вкусные... Моргана, увидев их, еще шевелящихся и драпающих из котелка, развизжалась, она такую гадость есть не будет, фу-фу-фу! Твари с ногами, как она выразилась. Мы над ней поржали, показали, что с крабом делать. Честно, я сама не сразу наловчилась.
Все были довольны, даже Моргана просекла прелесть морских деликатесов. Я еще нашим про суши рассказала из сырой рыбы, девчонки все заплевались, Моргана снова зафукала, а Бренн сказал, подумаешь, чего он только в своей жизни не ел, особенно в детстве, когда отец его еще на корабль не забрал. А он на улице рос, в порту Брадхита, между прочим. Есть захочешь, на помойках при рынке рыться будешь, буркнул он. Похоже, из всех у него самое хреновое детство было.
Поехали мы по побережью. На тракт возвращаться не спешили, тут воздух какой... С морем прощаться жаль было.
Лелька!— моя Искорка шла рядом с Ромашкой, так что орать не пришлось.— А что, правда умеешь с животными разговаривать?
Ага.
Даже с крабами? Они же тупые, у них вообще мозгов нет!
Ты что, думаешь, я с ними, как с тобой разговариваю?— рассмеялась Леля.— Они слова не понимают, только образы... Вроде "опасность", "еда", позвать могу, вот лошадкам запретила отходить далеко от лагеря...
Хм... То есть идёшь ты на охоту, ко мне, зайчик, и в суп его?
Я не хожу на охоту!— чуть побледнела Лелька.
Вся же знать охотится, какие у вас развлечения-то...
Я не могу убивать животных,— затрясла Лианель головой.— Ты что, как так можно, позвать, воспользоваться доверием и убить... Мой дар в единении со всем живым, звери и растения верят мне... Я даже когда травы собираю, прошу у них прощения, хотя у них нет такой боли и страха, как у зверей...
Ясно всё с тобой, то-то ты такая жалостливая...
Обычная я,— вздёрнула нос Лианель.— А звери знают, что я им никогда плохого не сделаю, потому и они меня не обидят. Никто и никогда.
То есть, нарвёмся мы, к примеру, на медведя в лесу, ты ему просто скажешь "иди отсюда" и на дерево лезть не придётся?— хмыкнула я.
Хуже того,— захихикала Леля.— Я его попрошу мёда принести, и он принесёт.
Есть свои плюсы.— засмеялась я.
Ой, смотрите, что это там?— крикнула Ила, тыкая пальцем куда-то в полосу прибоя.
Накатывающие волны шевелили что-то на прибрежном песке, что-то светлое. Мы ринулись вперед, разглядели, что это человек, лежащий без сознания, или мертвый, ой, блин...
Молодой темноволосый мужчина, совершенно обнаженный, лежал ничком, лицом в песок. Мы подбежали, Леля кинулась его проверять, нашла пульс на шее, живой оказался, Весь в страшных ранах, давно уже тут лежит, раны запеклись в морской соли. Парни завернули его в чей-то плащ, отволокли от воды.
Едва живой он,— сказала Лелька.— Ребята, воды пресной найдите скорее, соль смыть.
Бренн вскочил обратно на коня и погнал искать родник какой.
Чего с ним мучаться, добить легче,— проворчала равнодушно Моргана, глядя, как все мечутся вокруг несчастного.
Ты что!— вытаращился на нее Алард.— Бедолага, наверное, кораблекрушение потерпел, спасать надо, помочь, а ты!..
У него раны не от ударов о камни.— хмуро сказала Лелька.— Оружием его били, только странным... словно с крюком, вон из спины клочья мяса торчат...
Гарпуном, что ли?— ахнул Аодан.— Рыбаки передрались?
Какая разница-то,— вздохнула Ила.— Помочь всё равно надо, человек же...
Нашли человека!— фыркнула Моргана, мы на нее все заорали аж, и она удивлённо притихла.
Бренн вернулся с двумя бурдюками воды, принялись парни вычищать его раны от соли и песка. На животе и груди ран, к счастью, не было, только синяки и ссадины от камней прибрежных, ой, страшно представить, как гарпуном бы туда угодили, уже никто бы не помог, даже Лелька. Мы с Илой и Ярой насобирали плавника сухого, развели костёр, на который воду поставили кипятиться. Леля торопливо выгребла из своих поясных мешочков нужные травы, вручила мне, мол, кидай в кипяток. А сама принялась лечить пострадавшего, ну как она умеет, пальцами.
Крови он потерял... как живой еще...— бормотала она.
Возились мы с ним долго. А он едва открыл глаза, мутным взглядом посмотрел на нас, склонившихся, прошептал "Брат..." и снова отрубился.
Чего?— удивился Аодан, на кого и смотрел-то раненый.— Какой я ему брат, я своих братьев всех знаю!
У тебя братьев много, точно знаешь?— хихикнула я.
Аннис, что за дурные шутки!— возмутился он.
У тебя же папка пиратствовал, может, еще какие братья-сестры где затерялись...
Аннис, язва такая, это уже оскорбление! Тех я тоже всех знаю!
Ы-ы...
Чего вы орёте!— рявкнула Лелька, пытаясь напоить раненого отваром лечебных трав.— Он же совсем плох, может, померещилось, похож на кого из его семьи...
Да не похож он на элийца!
Очнулся раненый только на следующее утро. Увидел нас, испугался вроде, попытался вскочить, причем бежать решил почему-то в сторону моря. Совсем того, что ли?
Киаран и Аодан еле его удержали. Хоть и слабый он был, но изворотливый.
Куда ты ломанулся, дурак,— проворчал Аодан.— Лечишь его тут, лечишь, а он драпать...
Вот и спасай незнакомцев, ни привета, ни благодарности,— ухмыльнулся Киаран.
У парня были темные глаза, темные, но прозрачные, как вода в затенённом омуте. И испуганные. Он еще подёргался, пытаясь вырваться, но ребята держали его крепко. Тогда он затих, только глаза мечутся, оглядывают нас всех. Разглядел Даника и слегка успокоился.
Брат по крови...— снова шепчет.
Да что ты заладил, брат, брат!— нахмурился Аодан, а остальные захихикали.
Древнее родство, морское... В тебе наша кровь...
Да что ты несёшь, дурной человече!
Ну не человек он!— снова раздраженно вякнула Моргана.
Как это не человек? Две руки, две ноги, голова — значит, человек!— сказала я.
Оборотень это морской, селки,— фыркнула Моргана.
Селки?— ахнула Лианель, застывая с чашкой в руке.
Откуда ты знаешь?— нахмурился Киаран.
Знаю и всё, я ж еще вчера говорила, а вы — человек, лечить, спасать!..
Лианель твёрдой рукой притиснула чашку с отваром к губам парня.
А что, если селки, то спасать не надо?— сказала она.— А ты пей, тебе надо пить.
А-а... так вот оно что, а то я уже совсем запутался!— обрадовался Дан.— Значит, правда, у нас в роду Морской Народ затесался, не враки, значит!
Стойте, это что за оборотень такой, что за селки!— как-то я аж растерялась. Ну как бы во всех сказках, оборотни, они же плохие...
Селки, Морской Народ, у них два облика, человеческий и тюлений,— объяснил Аодан.— Обычно селки стараются с людьми не сталкиваться, но бывает и дружат...
А кто его ранил тогда?— спросила Ила.
Рыбаки в лодке...— прошептал селки.— Они тюленей били... с детенышами... а я защищать полез...
А Алард опять пальцы начал загибать. К звёздному составу добавилось "спасли селки".
А Моргана тихо бурчала: "Герои! Спасители Арданнона! Кучка идиотов безмозглых! Нет, чтоб подвиги совершать, копаются тут, с селки всякими возятся!"
Совсем обнаглела.
* * *
Селки звали Эйсса. Как шелест волны по песку. Он открыл нам своё имя, я уже поняла, что магические существа очень неохотно выдают свои истинные имена, ведь им можно призвать и привязать. Как в сказках, что Лианель рассказывает. Например, как некий рыбак подслушал имя одного селки и заставлял ему рыбу ловить. И всё больше и больше. Разозлённый селки таскал, таскал рыбу, а тот от жадности всё кричал, мало, мол. Короче, так и потонул от перегруза.
Вот, а нам Эйсса открыл имя, и обещал, что если беда придёт, позовите, он везде найдёт, и поможет, что в его силах будет. Чем он помочь-то может, один, да весь израненый.
Ничего, оклемался он кое-как, и на следующий день в море полез, в родной стихии исцеление легче и быстрее, да и по рыбе сырой соскучился, а то мы же его обычной пищей кормили — хлеб, сыр, супчик... Помахал нам из волн и тут же перекинулся, только хвост тюлений плеснул.
А на вид такой парень был симпатичный, самый обычный.
Поехали дальше. Киаран, слышу, подозрительно у Морганы выспрашивает, откуда она узнала, что это селки был. У него на лбу не написано. Та отмазывается, мол, видела таких, да и так понятно, кто еще, рыбацкого поселка рядом нет никакого, и глаза у него такие, не человечьи. Не знаю, я ничего такого странного не замечала, глаза как глаза.
Вернулись мы на тракт, на хорошую укатанную дорогу. Ну, предполагаю, весной и осенью ездить здесь — в грязи тонуть, но сейчас вполне себе нормально, дожди-то еще не начались, солнечный такой сентябрь, теплый, повезло нам. И пыли не слишком много, если не галопом и не в хвосте процессии — всё терпимо. А мы едем такой бодренькой рысью, чтоб лошадок не изматывать. Как говорится, тише едешь — дальше будешь.
Всё бы хорошо, и погода пока радует, и пейзажи вокруг приятные, и в отряде в кои-то веки не цапается никто. И главное, Киаранчик возлюбленный рядышком едет, чуть возможность — меня за руку берёт, не вредничает, не рычит, улыбчивый, умиротворенный прямо такой, ай, красота, аж на душе тепло становится, как на него посмотрю. И вдруг я замечаю, через эти свои розовые очки влюбленности, что как я с одной стороны от него липну, так с другой стороны Моргана на своей лошадке пристроилась, и чего-то там такое щебечет. И он ей так мило отвечает, и она к нему таким сладким голоском обращается. Ой, что творится! Ой, парня отбивают! Я разнервничалась, а вспоминая предыдущие четыре дня, что она с нами, в каждом ее слове и движении разглядела гнусные захватнические намерения. Она же с самого начала только на него одного не ворчала, не ругалась, не ёрничала. Не задирала его, единственного из всех. Тааак... Это что такое! На моего Киарана покушаться?!
Я аж кулак приготовила, да вовремя спохватилась. Не при нем же девчачьи бои устраивать, еще загордится, нос свой благородный задерёт, знаем таких. Что ж, обдумаем планы жестокой мести.
Я притормозила свою Искру и пристроилась к Яриной вороной Звёздочке. Еле-еле отогнала Аодана подальше, чтоб уши не грел.
Яра,— шепчу,— ты еще не всю краску истратила на свои ритуальные нужды?
Нет, а что?
Поделишься?
Зачем тебе?— удивилась она.
Мстить буду.
Кому?— захлопала длинными ресницами Яра.
Да вон той мерзавке, что моего Киарана охмуряет.
Краской для лица?— Яра презрительно плюнула.— Может, тебе лучше кинжал одолжить? Им удобнее сердце вырезать, больнее...
Ну, конечно, у нее кинжалы вычурные, с изгибом, чем-то серпы напоминают, а уж острые... Она-то сама точит, никому не доверяет, не то, что Лелька и Ила, радостно переложившие эту обязанность на своих кавалеров.
Ну ты что, Яра,— хмыкнула я.— Вырезать сердце — это крайний вариант. Пока краской попробуем.
Больно добрая ты. Если бы она на Аодана вешалась, я бы ей всё вырезала, не только сердце,— проворчала Яра.
Ой...— я вытаращилась на нее, как пенсионер на счет за коммунальные платежи — ужасть и не может быть.— Яра, ты что, уже не против Даниковых ухаживаний?
Ха! Против, но это не значит, что какая-то наглая приблуда может захапать наших парней! Вот тебе бы я его отдала, забирайте на здоровье, чтоб он провалился...— фыркнула она.
У меня Киаран есть, куда мне еще...
Это я к примеру... Ну... Аннис, если ты не можешь, я могу ее за тебя прибить... Я же понимаю, не все могут убийцами быть... А я жрица Олайши, я умею...
Яра, да ты что, хватит!..
Ну как хочешь. А все-таки зря... Матриарх плохого не посоветует...
На дневном привале, пока ребята занялись уходом за лошадьми, я подсела к Яре и громко сказала:
Знаешь, Яра, там, где я выросла, девушки тоже красят лица для большей привлекательности, я вот сейчас тебе покажу как, если ты красками поделишься...
Яра, разумеется, улыбнулась и вручила мне свою заветную коробочку, с несколькими стеклянными баночками и кисточками. Я выпросила у Лельки ее зеркальце и принялась размалевываться. Намешала красок, по всем правилам, как в журналах пишут, накрасила веки в сиреневых тонах, черные стрелки нарисовала, губки алые сделала. Девчонки остальные аж дыхание затаили, сползлись все, через плечо заглядывают.
Яра не так красится,— шепчет Ила.
У меня ритуальный облик Матриарха, а не приманка для мужчин,— фыркнула Яра. Ну да, она же только веки чернит и губы красит, и всё.
Так красивее,— говорит заинтересованная Моргана.
А те... девушки, что мы видели... тоже не так...— краснющая Лианель глаз от коробочки отвести не может.
У них пудра и румяна, и краски для бровей и ресниц,— поясняет Ила. Откуда только знает?
Лелька и спросила, Ила ответила, что ичири часто такие краски делают и продают в городе. Девицы-то и покупают.
Аннис... А меня накрасишь так?— решается наконец Лелька.
Конечно!— радостно соглашаюсь я.
В общем, сперва я красила Лельку, потом Илу. Яра отказалась, ибо не положено, и наконец очередь дошла до Морганы. Мстя моя была страшна.
Я ей нарисовала брови, как у Брежнева, щеки, как у матрешки, и губы, как у клоуна. Всю душу отвела. Яра, догадавшись, заахала, какая красотища неписанная, а Лелька с Илой от ужаса онемели, только простонать смогли. Сошло за восторг. Я уж им моргала-моргала, но они не поняли.
Я красавица?— радостно вскричала Моргана.
Ужасть какая красавица,— фальшиво восхитилась я.
Невероятная красавица,— поддержала меня Яра.
О-о... Ы-ы... Э-э-э...— промычали Лелька с Илой в один голос.
Парни, давно с интересом поглядывающие в нашу сторону, оторвались от дел и подошли ближе.
Вы чего там кричите?— спрсил Киаран.
Красоту наводим,— сказала я, оборачиваясь.
Это надо было видеть их лица, когда все четыре накрашенные мордашки явили себя на их суд. Ну, для них же все старания. Яра, понятно, под эти их взгляды не лезла, зажимая себе рот, она усиленно пыталась сдержать хохот.
А парни растерянно на нас смотрели, я видела, как перебегают их взгляды с одного лица на другое, и неизменно застывают на самом... удивительном. Немеют, бедолаги, только брови вверх лезут и челюсти отпадают.
Я самая красивая, правда?— радостно кричит Моргана.
Первым не выдержал Аодан, заржал так, что на землю свалился и ногами задрыгал. Остальные последовали его примеру, только у Бренна хватило сил проговорить:
