Обратимость

— И что? Один раз? Знаешь, сколько мы бежим от Аспида, знаешь, сколько мы убили венаторов?

— Какое это имеет отношение к моему отцу? Даже если бы я была калекой, я бы все равно пошла за ним! Неужели это не очевидно?

— Но это глупо! Ты хочешь умереть?

— А ты что ли этого хочешь? — недовольно подлетаю к Рите и пронзаю ее свирепым взглядом. — Ты тоже можешь умереть! И Рувер может! Только моя смерть хотя бы будет оправдана. А вы? Как вы вообще объясняете свой порыв? Скинете все на меня? Да? Ради меня? Так вот не надо! Вы запрещаете мне помочь, и считаете это правильным? Господи, это ведь так глупо! У меня, наконец, появилась возможность сделать хоть что-нибудь, а я выслушиваю ваши никому ненужные приказы.

— Это не приказы.

— Тогда что это? Объясни мне, что это такое? Ты же говорила о доверии, о поддержке. Где все это сейчас? Где?

— Я просто больше не могу так с ним поступать.

— Что? — недоуменно морщу лоб. — С кем? О чем ты?

Шатенка вдруг резко отбрасывает с плеч волосы и смотрит на меня как-то странно, как смотрела в приюте и в зале, едва речь заходила о Рувере. Что это за взгляд? Я его не понимаю, и сейчас уж точно не хочу понимать. Речь идет о моем отце. И мне не важно, почему у Риты в глазах то ли ревность, то ли злость. Понятия не имею что именно.

— Я не знаю, как это работает, — вдруг рявкает сестра.

— Что работает? — Собираюсь взглянуть на нее, но Рита тут же отворачивается, нервно сжимает и разжимает пальцы. Я вижу, как ей неловко, но не собираюсь испытывать жалость или бояться задавать вопросы. Сейчас на это нет времени. — Что ты имеешь в виду? Неужели есть разговор более важный, чем о предстоящей сделке?

— Он терял тебя семь раз. — Теперь наши взгляды находят друг друга. Шатенка усмехается и прожигает меня изумрудными глазами насквозь, будто пропускает через все мое тело разряд электрического тока. — Семь раз.

— Не понимаю, о чем ты.

— Воспоминания уходят. Но чувства остаются. Вы знали друг друга от силы несколько дней, однако между вами что-то вспыхнуло, и с тех пор не угасало.

Растеряно вскидываю брови и ощущаю в груди странное тепло. Стараюсь не обращать на него внимания, но не получается. Покалывания усиливаются одновременно с каждым сказанным Ритой словом.

— В первый раз, когда я еще не знала, что делать, как быть, я отправила Рувера следить за тобой. И вы встретились. И вы понравились друг другу. А затем ты умерла у него на глазах.

— Что ты такое говоришь.

— И ты воскресала и умирала вновь, и вы вспоминали друг друга и опять забывали. И это был замкнутый круг без любви, но с чувствами, которые ни ты, ни он не могли объяснить. И тогда я решила, что больше не стану вас сталкивать. Знаешь, мне, действительно, это казалось отличной идеей, правда, до тех пор, пока я не начала замечать, что становится лишь хуже. Вы всегда будете помнить друг друга здесь. — Она бьет себя по груди и нервно покачивает головой, — а я этого не учла. Думала, что избавила вас от повторения ошибок, а на деле просто сделала вас ужасно одинокими людьми.

Растерянно отступаю назад и поджимаю губы. Не хочу верить ее словам, однако в глубине души верю. Я всегда чувствовала, что между мной и Рувером есть что-то такое, что мне неизведанно и знакомо одновременно. И это так странно, так необычно, наконец, довериться своим ощущениям, а не испугаться их.

— Я не хочу, чтобы ты шла с нами, потому что не смогу вновь смотреть на вас: на ваши попытки найти друг друга, на вашу борьбу и споры, на ваши пустые глаза, которые когда-то были наполнены чувствами. Я не смогу видеть Рувера таким. Вновь. Не смогу, и не хочу.

— Рита.

— Постой, — она поднимает руку, — дослушай. Я не прошу тебя сдаться. Я просто хочу, чтобы ты переждала какое-то время, была в безопасности. Пойми, каждый раз я теряю не только тебя, но и друга. И даже когда время возвращается к своему началу, вы все равно становитесь совсем другими. Вы меняетесь. Рувер меняется. И если он потеряет тебя вновь, после стольких совместных дней, после стольких воспоминаний и чувств — он ко мне больше не вернется прежним человеком. Поверь. Он станет совсем другим.

Я запускаю пальцы в волосы и медленно убираю их назад. Как можно дальше от лица. Чтобы ничего не мешало мне, не отвлекало меня. Растерянно оглядываюсь, вновь смотрю на Риту. Все думаю: правду ли она говорит? Не сошла ли она с ума? Как так получается, что воспоминания исчезают, а чувства — нет? Это же абсурд. Однако я даже не собираюсь с ней спорить, ведь понимаю, что так оно и есть.

— Рувер знает?

— Нет, — шатенка медленно покачивает головой и прикусывает пухлые губы. — Хотя, мне кажется, он и так уже сам обо всем догадался. Просыпаться каждый день с чувствами к человеку, которого раньше и не видел? Он ведь исцелил тебя уже тогда, в лесу. Помнишь? А исцеляют ведь только тех, кого, пусть не любят, но пускают в свое сердце.

— Но с чего ты взяла, что я умру? Я могу спрятаться, наблюдать издалека или...

— Нет.

— Что нет? — громко выдыхаю. — Почему?

— Существует закономерность.

— Какая еще закономерность?

— 27.23.2.18.

Меня припечатывает к полу. Я смотрю на Риту во все глаза и могу поклясться, что цыганка на Хэллоуин говорила те же самые цифры. Мне вдруг становится дико страшно. Отступаю назад и нервно усмехаюсь.

— Серьезно? Это количество моих неудач, ошибок или провалов?

— Это дни. Двадцать седьмое, двадцать третье, второе и восемнадцатое. Они повторяются по кругу. Постоянно. Уже не первый год. И завтра...

— Второе, — перебиваю я и вдруг смеюсь. — Вот это да! — меня шатает. — Просто не верится!

— Автобус сбил тебя двадцать третьего октября, — дергано сообщает шатенка. — А перед этим венаторы подорвали целый этаж в твоем институте на юридическом факультете двадцать седьмого. Понимаешь, почему ты не должна завтра выходить из дома? Почему ты должна как можно дальше держаться от Аспида?

— А кто сказал, что умру я именно от их руки? Знаешь, как по мне, так попахивает судьбой. Не правда ли?

— Не говори так.

— А что? — в моих глазах появляются слезы. Я улыбаюсь, а внутри ощущаю такой дикий страх, что едва стою на земле и все думаю: не свались, держись, сейчас станет легче. Но легче не становится. И поэтому я мечтаю упасть и больше не подниматься. — Ты спасаешь меня, но от кого? От Аспида или от судьбы?

— Мне плевать, — нервно пожимает плечами Рита и шепчет. — Плевать от кого.

Я киваю. Пару раз. Затем порывисто вытираю с глаз слезы и вскидываю подбородок.

— На что ты рассчитываешь? Я ведь все равно умру.

— Перестань. Мы избавимся от венаторов, от Видалины и...

— И что? — кричу я. — Что потом? Ты думаешь, я провалилась под лед, потому что Аспид прорубил вдалеке канаву? Боже, Рита, как же так? — я крепко стискиваю зубы и растеряно оглядываюсь. Перед глазами все плывет. Не знаю, что и думать, что чувствовать. Держусь руками за голову и изо всех сил стараюсь не упасть. — Так ведь не бывает.

— Я спасу тебя, — сестра подлетает ко мне, и в ее глазах я вдруг вижу что-то похожее на ужас. — Слышишь? Всегда спасу.

Понятия не имею, что ответить. Нервно киваю, потираю веки и ошеломленно ухожу с кухни. Рита что-то кричит, но я упрямо игнорирую любые звуки. Просто вырываюсь вон из квартиры, бегу вниз по лестнице, оказываюсь на улице и замираю. Холод тут же обволакивает голые руки, забирается в наспех одетую обувь. Осматриваюсь, изучаю темное небо и жду. Мне страшно, но в то же время мне все равно. Иногда наступает момент, когда даже бояться нет сил.

Плечам вдруг становится тепло. На них появляется горячая, кожаная куртка. От нее немного пахнет сигаретами, пылью, но я не обращаю внимания. Даже не оборачиваюсь. Просто наклоняюсь и касаюсь лбом чьей-то груди.

— Ты слышал?

— Слышал, — отвечает Рувер.

Закрываю глаза. От него пахнет так, как нужно, как мне нравится. Я непроизвольно прижимаюсь к нему еще ближе, а он меня даже не отталкивает. Обнимает. Зарывается лицом в мои волосы и медленно выдыхает. Никогда бы не подумала, что мы с Рувером сможем так: стоять близко, совсем рядом, молчать и просто греться о чувства и тела друг друга. Но у нас отлично получается. Будто мы для этого созданы.

— Второе число может выпасть на любой месяц, — говорит парень. — И все равно, пообещай, что завтра ты останешься дома.

— Какой смысл?

— Просто сделай так, как я прошу.

— Ладно.

Мне вдруг становится чертовски все равно. Открываю глаза, разглядываю черный, вязаный свитер Рувера — красивый. Затем поднимаю взгляд выше, на шею, подбородок, вижу его синий от ударов нос и непроизвольно прикасаюсь к нему ледяными пальцами. Тут же гематома стягивается, забирая с собой подтеки и царапины на щеках, губе и под глазами.

— Почему именно Рувер, — вдруг спрашиваю я. Вспоминаю рассказ Риты про Аспид, про список одаренных детей и четвертую степень опасности. — Признавайся, это как-то связано с немецкой речкой.

Парень усмехается. Заправляет выбившийся локон волос мне за ухо и говорит:

— Те, кого венаторы не могли поймать годами, становились некими любимчиками — беглецами. Это даже переросло в игру со ставками, расчетами. Чтобы не писать полностью имена претендентов, они давали им клички. Мне самую банальную.

— Банальную?

— Да. Моя фамилия — Чехов.

— И?

— Рувер — одно из его прозвищ. Кто бы мог подумать, что в Аспиде знают об этом, правда?

— Но почему ты пользуешься им? — недоуменно вскидываю брови. — Это ведь странно.

— Ничуть. Они нарекли меня так, и ненароком сочинили некую легенду, некий образ, раскрасили его дивными, серыми цветами и вдохнули в него жизнь. Они сами создали меня, а я не поскупился на благодарность.

— Благодарность?

— Венаторы хотели убийцу — они его получили. Аспид хотел соперника — я им стал.

Молча киваю и вдруг чувствую, как сильные руки Рувера притягивают меня еще ближе к себе, вплотную. Мой нос утыкается ему в шею, и я непроизвольно встаю на носочки, чтобы увидеть его темные глаза.

— Что ты пообещал Видалине? — хмурю лоб. — Прошу, скажи. Я должна знать.

— Нет. — Он проводит пальцами по моему лицу и поспешно опускает их ниже, к плечам, талии, бедрам. — Не должна.

— Но почему?

— Потому что это единственное, что я могу для тебя сделать. — Собираюсь поспорить, когда он касается губами моей щеки и говорит, — пообещай, что останешься.

— А ты вернешься? — я закрываю глаза, понимая, что ответ отрицательный. Неужели Рувер решил отдать свою жизнь в обмен на жизнь моего отца? Жизнь беглеца в обмен на жизнь похищенного. Сердце с криком разрывается от боли. — Вернешься? — вновь спрашиваю я.

— Не знаю.

— Не ври.

— Просто пообещай.

— Ответь.

Повисает пауза. Слышу, как тяжело он дышит, и сама еле втягиваю воздух. Цепляюсь пальцами за его теплую шею, поджимаю губы и слышу тихий голос:

— Вернусь.

— Что?

— Я вернусь. — Говорит он.

Но это ложь. Я чувствую. В глазах появляются слезы. Я стискиваю веки изо всех сил, а затем говорю:

— Тогда я обещаю, что останусь.

И тоже обманываю, понимая, что лучше умру, чем осознанно отпущу его на смерть.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТЬ. ИСХОД.

Я прихожу в сознание в темноте, чувствуя, как обнимаю руками прижатые к груди колени. Поднимаю подбородок и неожиданно вижу перед собой черный силуэт.

— Аня, Ань, — чьи-то ладони встряхивают меня за плечи. — Вставай, быстрее.

Недоуменно выгибаю спину. Касаюсь пальцами смятой подушки и вдруг понимаю, что Рувера рядом нет. Пару раз моргаю, прежде чем прийти в себя и ощутить пугающее чувство безнадеги. И что теперь? Глубоко втягиваю воздух, сосредоточенно сверлю дыру в стоящем перед глазами комоде и думаю: если сдвинусь с места — возможно, умру; если останусь — возможно, перестану существовать. И, не смотря на то, что на этот раз у меня, действительно, есть выбор, я вариантов не вижу.

Перевожу взгляд в сторону взволнованного голоса и поднимаюсь с постели. Никка растерянно дергает плечами.

— Они ушли, — она заправляет за уши волосы, — минут десять назад.

Распахиваю настежь шторы, и тут же в комнату врывается серый, тусклый свет. Прикасаюсь пальцами к ледяному стеклу и, представляя себе этот день иначе, мечтаю о совсем другой жизни. О весне. Вдруг бы что-то изменилось, будь за окном тепло и ясно. Возможно, плохие события связаны с плохой погодой, ведь в фильмах никто не плачет под солнцем, и никто не смеется под дождем. Только сумасшедшие, наверно. И то для пущего эффекта.

— Надо уехать, — вдруг говорит Вероника. Я резко оборачиваюсь и вскидываю брови.

— Что?

— Здесь слишком опасно.

— Мы там, где мы есть, — тихо говорю я. Отхожу от окна и решительно накидываю на плечи грязную, мятую джинсовку. — Нас в любом случае ждет то, что нам предначертано.

— И что же ты собираешься предпринять?

— Искать.

— Кого?

Голос брата появляется из ниоткуда. Оборачиваюсь и вдруг встречаюсь взглядом с его любопытными, голубыми глазами. Они изучают мою физиономию, будто пытаются отыскать в ней что-то знакомое. Но вряд ли находят. Думаю, я стала совсем другим человеком. Застегиваюсь, резко несусь к выходу и на пороге отрезаю:

— Ты многое упустил.

— Что упустил? — он плетется за мной по коридору. — Аня. Остановись.

Его пальцы обхватывают мой локоть, но я резко отбрасываю их назад.

— Просто дай мне сделать то, что я считаю нужным. У меня нет времени на выяснение отношений.

— Но куда ты собралась? Эй! Посмотри на меня. — Но я не смотрю. Обуваюсь, накидываю на плечи пальто и уже тяну на себя входную дверь, когда он с силой припечатывает ее обратно, выбросив вперед ногу. — Ты не уйдешь, пока я не позволю.

— Правда? — Впервые смотрю на брата, как на потенциальную угрозу, и его это не на шутку пугает. — Мне надо спешить. — Смягчаю взгляд и виновато поджимаю губы. Я так и не научилась контролировать свои эмоции. — Сегодня у нас есть шанс спасти отца. И я не должна его упустить. Ты можешь остаться здесь, можешь пойти со мной. Но только не мешай.

— Аня, — вдруг тянет Никка. Я и забыла, что она стоит рядом. — Не уходи. Кто знает, сколько в приюте соберется венаторов? Кто знает, что они с вами сделают?

Удивленно замираю, вскинув брови. Переспрашиваю:

— В приюте?

— Да. Твоя сестра только и делала, что металась из стороны в сторону и говорила о сделке все утро. А я ведь спала прямо здесь, — она указывает в сторону зала и усмехается. — У меня хороший слух.

Внезапно я понимаю, что теперь дороги назад уж точно нет. Если раньше я не знала, куда идти, что делать, как быть, сейчас все ясно. И это поразительное стечение обстоятельств играет мне на руку. Вижу недоуменно лицо подруги: видимо, она прокручивает в голове мою реакцию на ее слова и постепенно приходит к выводу, что я о месте проведения сделки не имела ни малейшего понятия.

— Нет, — тянет она. И, наконец, лампочка вспыхивает над ее головой. — Я не думала, что...

— Спасибо. — Киваю Веронике, разглядываю ее бледное от страха лицо и почему-то усмехаюсь: надеюсь, я не выгляжу со стороны так же растеряно. Перевожу взгляд на брата. — Ты со мной? — Он молчит. Его робость дико выводит из себя. Нетерпеливо закатываю глаза к потолку.