Пепел наших костров

И этот самый Арсений неожиданно для многих стал самым верным соратником Тимура Гарина, хотя президент Экумены не скрывал своих атеистических убеждений и не давал православию никакого преимущества перед другими конфессиями. Он вообще обращал мало внимания на религиозную жизнь, считая, что это личное дело каждого верующего и неверующего.

Но самое главное — епископа любили все дачники и табориты чуть ли не поголовно. Верующие и неверующие, православные и иноверцы, те, кто видел его лично, и те, кто только слышал о нем от других.

Появление Арсения в Белом Таборе очень усилило позиции Гарина. И Варяг, окончательно поняв, что купить президента Экумены не удастся, стал лихорадочно думать, нельзя ли устранить его так, чтобы соратники Гарина во главе с Шороховым и Арсением не сплотили свои ряды еще крепче, а наоборот, стали сговорчивее и приняли условия, которые он, Варяг, им предложит.

Например, похитить Гарина и шантажировать остальных, угрожая убить их любимого вождя в случае неповиновения.

Интересно, однако, кто может организовать такую акцию, если у Гарина в охране — элитные бойцы, а у Варяга нет даже порядочного киллера. И это при том, что киллеру проще — подобрался метров на пятьсот, один меткий выстрел из винтовки с оптическим прицелом, и дело сделано.

А чтобы похитить президента Экумены, надо не только подобраться к нему вплотную, но еще и уйти от погони, а потом поддерживать связь с соратниками похищенного, ежечасно доказывать, что он жив и передавать свои требования, рискуя, что противник может засечь переговоры, и в один прекрасный момент прямо на голову похитителей свалится десант.

Нет, этот вариант тоже казался нереальным. А других вариантов приручения правительства Экумены у Варяга не было.

60

Золото в горах Шамбалы иссякло как-то неожиданно быстро. Угасание золотой лихорадки длилось гораздо меньше, чем ее пик. Может быть, это произошло оттого, что на истощенные прииски обрушилась новая многочисленная волна золотоискателей — тех, которые долго раскачивались, зато потом повалили валом и разом подобрали последние крохи.

Золота никогда не хватает на всех, и многим из новоприбывших ничего не досталось. И самородков, ни даже золотого песка, который пытались мыть в горных речках. Сначала он там был, но кончился еще быстрее, чем самородки в горных жилах. ходили слухи, что золото еще есть где-то в глубине скальных пород и в сердце обширных горных массивов, куда можно добраться только с большим риском для жизни и специальным альпинистским снаряжением.

И правда, там, далеко в горах и глубоко в скалах действительно находили новые жилы. Люди толпами перекочевывали к новому месту — и снова оказывалось, что найденного золота на всех не хватит. Те, кто не погиб без снаряжения и припасов на горных кручах, устраивали кровавые свары между собой, а тем временем на Клондайк в горах Шамбалы наползал голод.

Люди все шли и шли со стороны Москвы, и бандиты на дорогах пропускали их беспрепятственно, рассматривая как свою будущую добычу, которая должна сначала пожировать в Клондайке и только потом попасться на крючок. А грибы и ягоды в предгорных лесах не успевали отрастать на истощившемся грунте, в котором уже почти не было "белого пуха", ускоряющего рост.

Поставки продовольствия из подмосковной дачной зоны тоже не покрывали потребностей. Были фермеры, которые переселялись поближе к Клондайку, где платили за продукты золотом и платили много. Но таких смельчаков и с самого начала было немного, а со временем становилось еще меньше из-за бандитского засилья. Бандиты отбирали и продовольствие, и вырученное золото, а при попытке сопротивления безжалостно убивали фермеров — и никто не хотел идти по их стопам.

Безумный охотник Пантера убивал своих жертв и без всякого сопротивления, просто из любви к кровопролитию, и никто не мог его остановить. Шаман подумывал даже, не убить ли его — группу киллеров соответствующей квалификации, которая могла справиться с одним терминатором, он вполне мог собрать. И самурайского кодекса для Шамана не существовало.

Но, посчитав издержки, Шаман отказался от этой мысли. Слишком много затрат, слишком мало выгод. Группа Пантеры сильно сократила свою численность и боевую мощь, и уже не оказывала существенного влияния на положение дел в Шамбале.

Зато теперь появилась другая сила. Рабовладельцы и работорговцы.

Все началось с плантации Балуева, где он сумел, наконец, развернуться в полную силу, взяв за основу примеры из художественной литературы.

Балуев был не слишком начитанным человеком, но по данному вопросу оказался подкован очень хорошо. Опыт по созданию первой опытной плантации в партизанском лесу, после которого Сергей Валентинович угодил в Лефортово, не прошел для него даром.

Сельхозработы были обставлены стандартно. Надсмотрщики с бичами, охранники с холодным и огнестрельным оружием, работа от зари до зари и показательные экзекуции за нерадивость и сопротивление.

Когда группа пленников впервые совершила побег, Балуев специально пригласил Пантеру заняться любимым делом. И тот даже не потребовал платы — зато оттянулся на полную катушку. Кого-то даже распял на столбе. Балуев был атеистом, а Пантера — самурайствующим сатанистом, так что оба не увидели в этом кощунства. Зато казнимый, медленно умирая, громко возносил к небу христианские молитвы и скончался в убеждении, что не просто попадет в рай, но и будет удостоен венца великомученика. Он даже прямо об этом сказал, вернее прохрипел, перед тем, как испустить дух.

Некоторые подумали, что распятый просто сошел с ума от боли, мух и солнца, а Пантера сказал Балуеву:

— Я пришел в этот мир, чтобы дарить людям счастье. Вот и этот умер счастливым. Он уверен, что проснется в раю.

— Надеюсь, ты не хочешь истребить всех людей поголовно? — спросил Балуев.

— Я очень жалею, что у меня недостаточно для этого сил. Как было бы прекрасно подарить новое перерождение всем людям, которых не уничтожил огонь катастрофы, а потом самому вознестись в нирвану, зная, что на земле больше никто не страдает.

— Какой еще огонь? — не понял Балуев, а может быть, решил перевести разговор в другое русло.

— Тот огонь, который засыпал пеплом всю землю. Только идиоты верят в сказку про другую планету, нуль-транспортировку и прочую чушь. Мы на земле, но все, что было на ней, сжег всепожирающий божественный огонь. А Москву он не счел достойной этого всесожжения. Жаль.

Одно радовало Балуева. Пантера не настолько сошел с ума, чтобы претворять свой план в жизнь, невзирая на препятствия. Охранники Сергея Валентиновича зря напрягались, слушая его.

— Можешь не бояться, — сказал терминатор Балуеву. — Я не думаю, что ты достоин вкусить счастье перерождения в числе первых. Сначала надо уничтожить тех, кто бесполезен и не может рассчитывать на хорошее перерождение. Возможно, лучше было бы оставить их страдать на земле, но они вечно путаются под ногами и мешают выполнению миссии. Поэтому лучше, если их не будет. Тогда воины, заслужившие высокое перерождение или даже нирвану, смогут начать свой последний бой и в битве вознести друг друга. А победители завершат миссию тем, что вознесутся в нирвану после совершения сеппуку — и тогда на земле не останется страдания.

— И в какой же разряд ты запишешь меня? — поинтересовался Балуев, нервно усмехаясь.

— Ты бесполезен, — бесстрастно ответил Пантера. — Но ты помогаешь моей миссии, а не препятствуешь ей.

И он жестом показал на распятого, который безвольно обмяк на столбе, на другого раба, запоротого до смерти, на остальных казненных, включая обезглавленную девушку, тоже беглянку, которую Балуев сначала хотел избавить от казни, но потом решил, что лучше этого не делать — в назидание другим. Он лишь в качестве особой милости приказал казнить ее мгновенно, через отсечение головы.

Эта девчонка сначала валялась в ногах у Балуева и Пантеры, а потом яростно сопротивлялась. Но когда ей связали руки и завязали глаза, она прекратила сопротивление, и Пантера заметил, что так бывает почти всегда. Человек, лишенный зрения, утрачивает волю. Ослепшему, чтобы ее восстановить, требуются месяцы или даже годы, но у смертника с завязанными глазами нет даже лишних минут. И ему остается только молиться, если он верует, или плакать, если веры нет.

Повязка, которую сорвали с отрубленной головы казненной рабыни, была мокрой от слез.

— Ты бесполезен, — повторил Пантера, обращаясь к Балуеву. — Но если тебе так нравится страдать в этом мире, то я готов продлить твои страдания.

Это прозвучало зловеще, но означало лишь то, что пока Пантера готов сохранить Балуеву жизнь.

"И на том спасибо", — подумал Балуев, но сразу же вслед за этим поймал себя на мысли, что этого маньяка надо уничтожить как можно скорее. Иначе он, чего доброго, действительно найдет способ всех перебить. В крайнем случае заново изобретет ядерное оружие...

И однако же Пантера был очень полезен для того, чтобы держать в узде рабов. После образцово-показательной казни остальные рабы даже думать забыли о побеге или неповиновении.

Но на очереди были новые поступления пленников, ля наилучшего воспитания которых очень хотелось бы повторить этот наглядный урок.

А вокруг тем временем чуть ли не ежедневно появлялись новые рабовладельческие плантации под покровительством Шамана и Клыка — и там охотно перенимали опыт Балуева. Было похоже, что Пантера в ближайшее время не останется без любимой работы и хотя всех окружающих от страданий не избавит, но наверняка сильно умножит свой счет.

61

С боеприпасами в Клондайке стало совсем плохо, и валькирии так и не сумели раздобыть патроны для своих автоматов. Но не могли же они сидеть в лесах Шамбалы вечно вместе со всем своим золотом. И Жанна решила — надо отправляться домой в Белый Табор в обход Москвы. Сделать большой крюк и идти через безлюдные северные леса по компасу.

Понятие "северные леса" не следует понимать буквально. Здесь везде были тропики, хотя лес был похож скорее на широколиственные и смешанные массивы умеренной полосы. Правда, мутации не обошли этот лес стороной. Во всяком случае, листопадные деревья вели себя неправильно. Одни делали вид, что они вечнозеленые, а другие устраивали листопад в неурочное время, совершенно не советуясь с соседями.

Жители Экумены давно заметили это обстоятельство, и не только заметили, но и привыкли к нему. Труднее было привыкнуть к съедобным поганкам и к тому, что смертельно ядовитых грибов в лесах практически не стало. Вместо этого расплодились сверх всякой меры грибы наркотические, и даже добропорядочным с виду грибам — не мухоморам и не поганкам — не всегда можно было доверять.

Мутации.

Пожалуй, именно по этой причине валькирии сбились с пути уже через несколько дней после выхода из своего тайного лагеря.

Они набрели на местечко, где во множестве росли грибы, с виду похожие на обыкновенные сыроежки. Сырыми их есть не стали, но запеченными на вертеле лопали за милую душу. Сначала осторожничали, а потом втянулись.

А грибки оказались с подвохом. В голову шарахнуло не сразу после употребления, а через несколько часов. Сначала головокружение, потом галлюцинации, а дальше — провалы в памяти.

Воображая себя языческими богами, совершающими чудеса, валькирии разбрелись по джунглям поодиночке и группами, а когда пришли в чувство, долго не могли понять, где они находятся и куда делись все остальные.

А главное, пропал куда-то верблюд Титаник, груженый золотом. А лошадь Королеву удержал около себя Григ о"Раш верный оруженосец Жанны Девственницы.

Он один остался рядом с Жанной и не отходил от нее ни на шаг, даже несмотря на полную потерю сознания.

На расстоянии крика "Ау!" нашлись еще несколько валькирий, а остальных пришлось искать на большой площади, и за несколько часов удалось найти лишь малую часть.

Но хуже всего было другое. Путешественники потеряли всякое представление о том, где они находятся. Часы встали буквально у всех, а это означало, что они провели в дурмане и в забытьи много часов, если не суток, и за это время могли уйти черт знает на какое расстояние.

В таких условиях, на незнакомой местности и без карты, компас — плохой помощник. И свое спасение валькирии и Григораш видели только в ручейке, который весело бежал через лес в южном направлении. Этот ручеек несомненно впадал либо прямо в Москву реку, либо в другую речку, которая впадает в Москву. Другой большой реки южнее просто не было.

И хотя идти к Москве-реке было опасно, валькирии не видели другого выхода. Если продолжать путь на запад, можно совсем потерять нить пути и забраться в такие джунгли, выход из которых придется искать очень долго.

Идти по ручью тоже пришлось долго, но тут путешественники по крайней мере знали, что рано или поздно выйдут к большой воде. И если это будет не Москва-река, то наверняка Поднебесное озеро. Третьего не дано.

Григораш двигался впереди всех, держа в руках взведенный арбалет. За ним следовала Жанна с автоматом, в магазине которого оставалось семь патронов. Переключатель режима стрельбы был поставлен на одиночный огонь.

Первой сигнал тревоги подала лошадь. Она захрапела и шарахнулась в сторону.

Григораш среагировал мгновенно, но поздно. Он не знал, с какой стороны ожидать нападения и попытался распределить вое внимание сразу на все триста шестьдесят градусов, а это очень сложно, когда у тебя всего одна пара глаз.

Когда нож, вылетевший из-за дерева, воткнулся Григорашу в грудь, и он начал падать навзничь, так и не спустив тетиву арбалета, Жанна проявила максимум хладнокровия.

Она не бросилась к своему оруженосцу, по какому-то наитию сообразив, что если Григораш ранен, то лучше увести неизвестных врагов подальше от него, а не привлекать их внимание попытками оказать ему помощь. А если он убит, то тем более нельзя задерживаться около его тела, где все девушки могут оказаться отличными мишенями для следующих ножей или выстрелов.

— Засада! Разбегаемся! — крикнула Жанна и скрылась в чаще, не оглядываясь на поверженного оруженосца.

К нему кинулась другая девушка — Дарья с выдающимся бюстом. Она была одной из тех немногих, кто остался верен боевому одеянию валькирий даже в Клондайке, где по горам и лесам бродили стаи похотливых самцов.

Возможно, именно поэтому враг, бросивший нож в ирландского рыцаря, не стал проверять, насколько удачным оказался бросок. Кошачьим прыжком он настиг Дарью, и они клубком покатились куда-то вниз по склону.

А остальные участники засады, подобно стаду буйволов, неслись через заросли вслед за валькириями, которые по команде Жанны попытались разбежаться в разные стороны, но почему-то все ломанулись в одну.

Жанна бросила свой груз золота в самом начале погони, и оттого продержалась дольше других — но все равно недолго. Ее настигли и окружили сразу четверо.

Один, качая маятник, стремительно ринулся ей наперерез. Жанна выстрелила, но пуля ушла далеко в сторону от цели, которая непрерывно перемещалась. Вдобавок нападавший умело развернул Жанну против солнца, свет которого ослепил ее.