О да, никому о нём не доложили. Наивный глупец!
— Потому что, генерал, ему разрешили. Уверен, даже в нынешней кутерьме все бумаги майора оформлены правильно, — спокойно ответил отец. Неужели он вновь прячет сына за спиной?! Словно набедокурившего малолетку! — Я предлагаю этим воспользоваться, генерал.
— Воспользоваться? — Данила Холод нахмурился. Дик тоже — ему подумалось, что как-то странно его защищают.
— Раз уж инструкции нарушаются на столь высоком уровне, "Чистая кровь" должна всё узнать и не сможет не заинтересоваться. Они сделают выводы. Пусть считают, что они сделали правильные выводы. Генерал?
Старик бросил короткий взгляд на почти сообразившего что к чему майора — словно осколком льда по лицу полоснул.
— Неплохая идея, — хмыкнул контрразведчик и кинул вполголоса по внутреннему коммуникатору: — Передайте досье на лейтенанта Сергива и всю информацию по "Крови" майору Сорелу. — И вновь уколол Дика своими серыми ледышками, которые по недоразумению многие принимали за глаза. — Майор, через час... нет, два жду вас в своём кабинете. Дорогу, полагаю, знаете. Советник.
— Генерал.
Они подождали, пока Данила Холод не исчезнет.
— Мне...
— Пап, — перебил Дик. — Ты только что подписал меня на опасное...
— Да.
— ...грязное...
— Да.
— ...дело, за которое без жёсткого приказа никто не возьмётся, даже будь у вас кандидаты лучше и более подготовленные, чем я?
— Верно.
— И если что-то пойдёт не так, меня обвинят в измене Родине?
— Именно.
— Я не могу отказаться?
— Не захочешь.
— Ты мерзавец.
— Не буду спорить.
— Я тебе говорил, что я тебя люблю?
— Давно. Потом ты вырос, Дик, и решил, что эти телячьи нежности не достойны мужчин.
— Папа, я тебя обожаю! — расплылся в радостной улыбке майор. Хотелось, как в детстве, повиснуть у отца на шее, но это уж точно было чересчур... к тому же Дик обогнал родителя на полголовы. Впрочем, советника это не остановило — он крепко обнял сына. — Ты всегда умел делать подарки, пап.
— Тогда держи ещё один. Твои девчонки на -5 уровне, общий лазарет... Срань небесная! Не дёргайся ты так! — отец отпустил. — Они же медсёстры, не забыл? Их определили в блок для персонала. Детей эвакуировать, к сожалению, не можем, поэтому моя внучка с ними. У тебя есть время пообщаться...
— Пап, — Дик погрустнел, его задели за живое. — Она не твоя внучка. Я всего лишь опекун мужского пола. Всё на свете прохлопал, так что меня даже в доноры не взяли...
— Да заткнись ты, дурачок. Я только вчера окольными путями узнал, что у меня есть внучка, и отказываться от неё не собираюсь. Эдвард Сэмюэль, будешь ли ты нас знакомить — тебе решать. Кем ты для неё станешь — твоё дело. Своё мнение я высказал.
— Спасибо... — майор кивнул, шагнул было в сторону, но остановился и обернулся: — Мелкий правда жив?
— Правда. А что?
— Без него как-то скучновато. И в своих проблемах, кроме себя, будет некого обвинять.
* * *
Родди чувствовал себя последним идиотом. Хотя можно сказать и первым — Император он как-никак! А Императоры — лучшие, большие и сильнейшие... эк же его занесло! Но сути это не меняло: он находился там, где следовало быть принцу Толи, а тот, в свою очередь, попал туда, где ждали повелителя Ни-Эм-Ин. И это, мягко выражаясь, полбеды.
...Вероятно, он снова потерял сознание — ненадолго, но настолько, чтобы не заметить, как переместился из лужицы собственной рвоты вперемешку с кровью в пассажирское кресло с замечательно крепкими и облегающими ремнями безопасности. Однако — какая стабильность! Всё там же и во всё той же позе! Даже шарик-застёжка на рюкзаке под лопатку давит. А у Крейга появилось новое развлечение.
— Хватит уж, — прохрипел между пощёчинами страдалец. — Нездоровым румянцем вы меня обеспечили.
— И страсть к рукоприкладству удовлетворил, а также выразил острую неприязнь к вашей персоне, — хмыкнул ситин. — Ты как?
Юноша прислушался к себе. Резкая боль в желудке отпустила — организм успел-таки избавиться от яда всеми доступными способами. Родди кисло посмотрел на штаны — пятно подсыхало и обещалось стать едва видимым, что от омерзения не спасало.
— Нормально. И в сортир не надо.
— Ты и впрямь хотел? — удивился опекун.
— А то — гениальные идеи всегда подсказывает матушка-природа, — поморщился несчастный. — Как наши дела?
— Как тебе сказать...
— Прямо, будьте добры.
— Тайзу удалось отвлечь огонь на нас и увести преследователей в космос...
— Там мой принц! — тотчас вклинился в беседу рыжий пилот. — Что я, по-вашему, должен был сделать?!
— Я попросту обрисовываю ситуацию, тебя никто не осуждает, — остановил возмущение Крейг.
Ошибочное утверждение. У Родди имелась парочка аргументов против действий трокчанина — тот поступил нелогично. Однако пассажирам с водителем спорить не стоит... по крайней мере, до тех пор, пока не разберутся с управлением. Не хотелось бы спутать газ и тормоз или право и лево, зависнув у края пропасти.
— К сожалению, Зайку вынудили сесть на планету.
— А с поверхности разве нельзя переместиться в космос? — удивился юноша. — Насколько я помню физику и астрономию... — Родди решил умолчать, что говорит, скорее, о фантастике и финансовых документах, которые друг от друга он не всегда отличал. — ...если обычным ходом, то до нашей Луны лететь где-то неделю или чуть меньше, а до следующей соседки добираться уже месяцы. Полагаю, Кихима несколько подальше будет.
— В атмосфере можно передвигаться только на маневровых двигателях, в гиперпространство не выйдешь.
У Родди глаза съехались к переносице. Электронный переводчик отлично справлялся, не затихая, не заикаясь и не пытаясь вставлять слова на языке ящеров. Чудненько! Никаких проблем с терминологией, значит. Во второе ухо всё так же старательно и без остановок шипел на шищском подарочек сублейтенанта Штича.
— Это может навредить планете?
О да, куй железо, пока горячо, и стреляй, если твоя очередь.
— Нет, — Тайз снисходительно улыбнулся. Кажется, Крейг не отставал. Интересно, Родди, что, выдавал себя за бывалого звездолётчика? — Дело в другом. Во-первых, с наших корабликов врата не открываются — это задача авиаматки. Нисивал, пусть согреет его Создатель, не только обеспечил нам вылет с "Шшесси", но поставил точку перехода на задержание и загрузил в компьютеры челноков маршруты. И это, во-вторых: маршруты требуется перерассчитать, а в атмосфере слишком много лишних параметров — если уж нужно рискнуть, то обычно надеются на интуицию пилота. Уверяю, Зайка не настолько хорош. Впрочем, я тоже.
— Угу.
— Они затерялись в горном лабиринте. Ящеры бомбить его не станут — по нашим данным это чрезвычайно интересное для геологов место. Да ещё ваши там ни с того ни с сего разлетались. Иногда облако мошкары служит неплохим щитом. Или, как в данном случае, птичья стая.
— Угу.
Стая мошек, ага.
— Похоже, он о Заграцце, — пояснил ситин.
Юношу перекосило. Всего на мгновение, но и того хватило, чтобы свидетели отшатнулись. А он думал... думал... он может... он не... Чтоб а! Все полагали, что в "Заграццком инциденте" — тьфу! — самое страшное это то, как поступили с ниэминцами арлеашцы, но кому как не Родди знать, насколько все ошибались. Имелось кое-что похуже. Кое-кто. Эдар Эмин. Отец практически объявил войну — и лишь его случайная смерть остановила кровь. Реки крови! Вот он, настоящий ужас — понимать. Понимать и знать. Арлеашцы, простые солдаты, ведь не виноваты. Они не хотели исполнять приказ, но их командиры на избранных — взятых без системы, без раздумий, один ли боец на свете или его семеро по лавкам ждут, плохой ли он воин или хороший, а то и лучший, имеющий награды, исполняя приговор на месте — продемонстрировали, чем закончится неподчинение. Арлеашцы могли возмутиться все скопом, но тогда бы разразилась гражданская война — Империя того не добивалась. Ни-Эм-Ин ещё не забыла последствия предыдущих — и в своих границах, и у соседей... Солдаты не виноваты, в ответе за всё генералы. По-настоящему Империи был известен лишь один действительно эффективный способ, как справиться с врагом, — и Империя, очевидно, боялась к нему обратиться. Боялась, что поглотит сама себя. Да, самое страшное — знать и понимать.
— Желудок, — прохрипел Родди. Тайз поверил, Крейг, определённо, нет. — А мы? Что с нами?
— Успели уйти. Идём на автопилоте, так что вернуться не можем. Да и что нам делать на планете?
Ага, что? Одного блудного Императора вернуть, например.
— А принцу? — попридержав сарказм при себе, полюбопытствовал юноша. Здесь логика трокчан явно споткнулась и продолжала хромать да выделывать коленца одновременно: Тайз обязан был обеспечить проход к гипервратам корабля Толи, для чего точно так же, как сейчас, хватило бы увести зеленокожих за собой, но в любом другом направлении, а не в том, в котором двинулся пилот — к Луне или Земле хотя бы. Тоже ещё — спасательная команда! По сути, потеряли цель операции! Впрочем, чего ожидать от людей, чей правитель уверен, что подданные предпочтут рабство его смерти.
— Ты прав, маленький, — кивнул рыжик. Родди поморщился — кто шутки шутил, клипса или говорящий? — Его высочество тоже у вас ничего не забыл, но теперь мы точно знаем, что он жив. Его величество вышлет за сыном новый отряд.
— А мы?
— Думаю, мы вас тоже вернём, если уж вам того хочется, — выражение лица инопланетянина теперь больше смахивало на то, с каким разговаривают с помешанными, не буйными, а остановившимися в развитии. Выражение это, однако, продержалось недолго, прерванное тревожным писком компьютера. Теперь Тайз светился от счастья. — Приготовьтесь, сейчас тряхнёт! Мы...
И впрямь тряхнуло. Пожалуй, с этим рыжик несколько преувеличил. Или изрядно преуменьшил — смотря, как оценивать. Кораблик дёрнулся, а потом всё выключили, не в звездолёте (о нём Родди попросту не мог судить), всё выключили в самом юноше. Он ослеп, оглох, перестал обонять и осязать. Он не дышал. Даже сердце в груди не стучало! Полная изоляция от внешнего и, что удивительнее, внутреннего миров. Настоящий вакуум, не чета тому, за обшивкой. В распоряжении невольного космонавта остался лишь разум и, к счастью, в нём не успела зародиться ни одна панически парадоксальная мысль, потому как по рёбрам что-то пребольно ударило — звуковая волна сердцебиения — и отобранное вернулось. На краткий миг яркое, громкое, быстрое — безумное! — а затем такое, как прежде, как всегда. И мгновение пустоты, всепоглощающего и беспредельного ничто почти забылось, когда электронный переводчик выдал:
— ...дома!
Выходит, этот кошмар длился не так уж и долго.
Экраны и динамики ожили, как у сублейтенанта Штича вчера — или сегодня? Родди запутался. В отличие от похитителя Тайз назвался сразу и без запинки: отбарабанил, по всей видимости, личный код, сопровождая его сигналом "свой-чужой", затем сообщил своё звание, группу принадлежности, предупредил о пассажирах. Только после представления на центральном мониторе появился человек, узкоглазый и рыжий, в военной форме. Подтянутый, стройный (форма многих стройнит), неожиданно узкоплечий (в сравнении с тем же пилотом, то есть пренебрегающий физическими упражнениями), строгий и усталый. Хотя в синем мундире кто угодно будет выглядеть строгим и усталым, иметь вытянутое, бледное от недосыпа и искусственного освещения лицо вовсе не обязательно, но встречающий демонстрировал и это вкупе с огромными, больше похожими на фингалы, кругами под глазами, что смотрелось совсем уж плохо на фоне непокорных золотистых кудрей, выбивающихся из-под фуражки (скорее, кепи) с двумя пересекающимися кругами над козырьком — большим и маленьким, наверное, Орадусом и Троком. Сама форма Родди понравилась — она была того тёмно-тёмно-синего оттенка, который присущ ночному небу, в зависимости от настроения и погоды кажущемуся таинственно чёрным или игриво фиолетовым. Хороший цвет для космических войск. Зато знаки различия и окантовка умиляли чарующей бирюзой... как глаза Зайки. Наверное, такое сочетание цветов для соседей по системе естественно. Да и кому тут нос воротить! Некоторые императорские ордена, пылящиеся сейчас в музее, не всякий дальтоник-то напялит.
Пока Родди изучал диспетчера, тот общался с Тайзом — разрешил посадку, руководил полётом (по крайней мере, механическое бормотание переводчика потеряло всякий смысл для реципиента, но не вызывало затруднений у пилота).
— Хм, теперь понятно, почему они не боялись преследователей, — Крейг заговорил по-ситски. Он заворожено вглядывался во что-то за... хм, за лобовым стеклом. Когда "окошко" появилось, юноша не заметил.
— Что? Почему?
— Потому что мы вынырнули прямо ...сфере...
— Что? — не понял Родди. Основной язык Союза он знал хорошо, но не от и до, что и понятно — он и в родном рлане имел пробелы. — Какой сфере? Атмосфере? — А ещё после "отключения" соображал туго.
— Да, — спецназовец смилостивился и перешёл на общий имперский. — В мезосфере. А сейчас мы уже в стратосфере.
— Низко.
— Вот именно. И полагаю, стрёмно, особенно, когда маневрировать не можешь — Тайзу-то не надо, его ведут, а по погоне ведь шарахнут, мало не покажется, — боец всё-таки оторвался от созерцания и повернулся к собеседнику. — Родерик, иди сюда, ты такого никогда не видел. Или всё ещё плохо себя чувствуешь?
— Ну... такое быстро не проходит, — почему-то не хотелось признаваться, что на долю секунды у него украли весь мир. — А как же перегрузки? Я самолётами время от времени пользуюсь и один раз меня катали на настоящем истребителе.
...чтобы больше не нажимал на все кнопки подряд и не совал нос, куда не просят. Правда, об этом мудрый Император никому не расскажет, как и о том, что воспитательные меры не помогли — бочка ему очень понравилась.
— Думаю, посадка будет мягкой, — фыркнул Крейг. — Мы снижаемся довольно-таки быстро, но шатает внутри не сильнее, чем в лифте торгового центра.
Родди пожал плечами и, расцепив ремни безопасности, сполз с кресла. Привыкнув к ногам, рискнул сделать шаг, затем подошёл к "окошку" да так и застыл, поражённый видом. Словно специально для гостя с другой планеты облака разошлись, и глазам юноши предстал огромный город. Высоченные здания прошили шпилями небеса — те истекали кровавой зарёй у горизонта и уже отмерли серыми сумерками там, куда нёсся кораблик Тайза. Впрочем, там, как и во всяком труппе, вовсю бурлила жизнь — мерцали и перемещались огни, мельтешили мошки летательных аппаратов (наверное, те самые мобили, которые упоминал Зайка), ползали светящиеся червяки какого-то длинного транспорта, сияли дорожные знаки, реклама (а что это ещё могло быть?) и какие-то соединительные конструкции, вроде подвесных переходов, но не над автострадой, а между домами. Внизу, у поверхности клубился туман, навевая такие же, как и он сам, тоскливые, тусклые мысли. Картина казалась более глобальной и более пугающей оттого, что город был далеко, но становился всё ближе и ближе. А ещё он занимал всё пространство до горизонта.
