Шорл тряхнул головой, отгоняя несвойственные себе рассуждения, и направился к циклопической колонне. Путь занял на удивление мало времени, и вскоре каперанг уже стоял напротив ниши с историческим документом... Документ отсутствовал. Офицер резко обернулся. На площади, только что такой многолюдной, и в пределах прямой видимости вообще, не было ни души. Неприятный холодок пробежал по спине Шорла, как вдруг его осенило.
— Я сплю. — громко и внятно произнёс он. — Это всего лишь бредовый сон.
Словно в подтверждение его слов, со всех сторон на капитана навалился леденящий душу, нереально громкий вой воздушной тревоги. Шорл с недоумением обнаружил, что находится не в центре площади, а прямо у подножия зеркальных стен окружающих её зданий. Капитан рухнул на колени, изо всех сил зажимая уши руками — что разумеется, не помогало — как вдруг зеркала, не выдержав страшной вибрации, начали со звоном лопаться, щедро посыпая Шорла острыми стеклянными осколками, нещадно режущими лицо и руки... Земля вдруг разверзлась, и окружающий мир перестал существовать. Но звуки остались.
Проснулся он от настойчивого писка встроенного в наручные часы будильника. Машинально отключив противную сигнализацию, он пролежал секунд пять, тупо уставившись в потолок, и мучительно вспоминая — где же он находится?
— Яваль. Весёлый Осьминог. — тихо произнёс капитан, и глупо усмехнулся. За последние дни он побывал в стольких местах, что начинал уже путаться.
Было ровно восемь, сиречь полдень, по местному. А по неместному, было полдесятого утра, и шло одиннадцатое число девятого месяца... День Империи. День Человечества, если угодно. Шорл зевнул, и ностальгически улыбнулся. Ровно год назад, ему посчастливилось присутствовать на одном из кораблей, пролетающих над таллской столицей во время традиционного военного парада. В качестве заместителя капитана, правда, но не суть важно... ТАКр "Хартол", названный в честь столицы Айтарна, являлся копией "Оскара", но был достроен и встал на боевое дежурство на полгода раньше собрата. Он, и ещё десяток космических левиафанов, плотным строем проплывали над Истэлью, сопровождаемые десятками эсминцев, и сотнями, сотнями истребителей.
Горячая поздравительная речь, произносимая в эти секунды императором Ралтаном, транслировалась на капитанском мостике по громкой связи. Бессмертный носитель верховной власти вещал, как обычно, о бесчисленных достижениях Империи, об успехах колонизации, научных открытиях, объёмах добытого тлазанира, и перспективах на будущее — в его изложении, исключительно светлых. Речь была приевшаяся, шаблонная, но слушали её с неподдельным вниманием и трепетом. Когда слова кончились, над землёю прокатились первые аккорды горделивого государственного гимна, и из динамиков грянули знакомые каждому ребёнку протяжные строки:
Великая, славная наша держава,
Из пепла войны словно Феникс восстав,
Навеки всю расу людскую связала,
Грядущему сильной, единой представ.
Славься Империя, славься могучая,
Вечной звездой нам с зенита свети,
Самая сильная, самая лучшая,
Расу людскую вовек едини!
Не сломят её ни лета, и ни войны,
Империя будет вовеки стоять,
Сыны её верные, горды и стройны,
Мы будем из от году в год побеждать.
И клятву священную давши однажды,
Мы будем её до могилы блюсти,
Служить мы Империи будем отважно,
И в бой не замедлим смертельный пойти!
И помня уроки истории давней,
Мы поступью твёрдой всё дальше идём,
Ведь знаем мы точно, что родине славной,
Любые удары судьбы нипочём.
Без сомнения, Вишер Анорр был провидцем. Знаменитый таллский стихослагатель сочинил эти строки шестьсот лет назад, а актуальности они не потеряли до сих пор — это надо уметь. Офицеры на капитанском мостике "Хартола" повставали с мест, и принялись с чувством подпевать хору Большого Государственного Ансамбля. В такие моменты хотелось совершать подвиги. Хотелось не задумываясь отдать свою жизнь во имя чего-нибудь великого, вечного... Такого, что переживёт их всех, но осядет навеки в сердцах потомков... Так уж их воспитали, и ничего тут не сделаешь. Эстафета геройства и вдохновения не должна быть прервана; на ней держится мир.
Над Площадью Победы праздничная эскадра появилась ровно в ту секунду, когда размеренная музыка гимна утихла, и зазвучали трубы и фанфары бойкого военного марша. На панорамном экране было видно, как в километре под кораблём, по брусчатке площади проезжают квадратные формации танков, артиллерийских самоходок, машин десанта, а следом — легионы пеших солдат и офицеров. С трёхэтажной трибуны за действием наблюдали довольные, обвешанные сверкающими регалиями генералы, и вечно молодой, облачённый в пышные геральдические одежды Император, чью голову венчала хрустальная корона династии. Красиво, чёрт подери, дух захватывает...
С сожалением отогнав светлые воспоминания, капитан перенёсся к объективной действительности, во враждебную Тарланию. Непроницаемые ночные тучи уступили здесь место редким перистым облачкам, и солнце почти беспрепятственно поливало Яваль яркими жизнерадостными лучами. Даже эта завалящая комнатка казалась сейчас радостной и уютной, почти что родной... Ну почему именно в такие дни Шорл должен кого-то убивать? Это же просто кощунство... Надо. Пусть и не хочется, а надо.
Шорл проспал неполные три часа, но их офицеру вполне хватило — на работе, порой, приходилось довольствоваться и меньшим. Усталость ушла. Рывком встав с кровати, Лийер подошёл к окну, и с хрустом потянулся. Вид открывался не сказать чтобы очень красивый — окно выходило на грязноватый внутренний дворик гостиницы, на большие баки с помоями, на лужу чьей-то блевотины... "Приступим?" — вздохнул про себя капитан, и полез в складки одежды. Достав два миниатюрных шприца-дозы, капитан положил их на кровать, снял верхнюю одежду, и полез в вещевой мешок. Вынул мятую форму тарланского лейтенанта, и проворно в неё облачился — маскарад был любезно предоставлен спонсором операции, почтенным Ларошем Саланэ. Сунул медикаменты во вместительный карман чёрных фирменных брюк, и достал из мешка еду. Стоя подкрепился куском вяленого мяса, и запив его водой из фляги, убрал всё обратно в сумку. После этого он вынул лёгкий сталепластиковый нож, и на ощупь побрился, стряхивая щетину прям на пол — за последние дни, капитан здорово приноровился к этой извращённой процедуре... Затем он вышел из комнаты, и закрыв её на ключ, уверенно пошёл в направлении чёрной лестницы. Спустившись по узеньким ступенькам вниз, вышел во внутренний дворик, а из него — в тесный пустынный переулок. Пришла пора действовать.
Поплутав всего двадцать минут по задворным лабиринтам квартала, капитан нашёл искомое: "длинный одноэтажный дом с плоской крышей и заколоченными досками окнами". Его бревенчатые стены почернели от времени, а голубоватая краска, покрывающая некогда дверь, заметно потрескалась и скукожилась — за домом давно не ухаживали. Достав из кармана длинный ключище, полученный опять-таки у Лароша, капитан воровато оглянулся, и до упора воткнул его в пудовый амбарный замок, висевший на облупленной, но всё ещё прочной двери. Ключ проворачивался с трудом, и с режущим уши ржавым скрежетом. Сделав пол-оборота, капитан посмотрел назад, и опасливо прислушался. Но здесь, на задворках, по-прежнему царила тишина, прерываемая только доносящимся с соседней улицы гомоном. Довернув ключ до конца, капитан открыл замок, и вошёл в дом. Прикрыв дверь, он по-хозяйски задвинул внутренний засов, и повертел головой.
Сквозь заколоченные окна пробивалось совсем немного света, но одну вещь можно было сказать хоть с завязанными глазами: если здесь когда-то и жили, то те времена давно миновали. Воздух был затхлый, заплесневелый, а немногочисленная мебель — как на подбор, подгнившая. Паутина свисала с потолка уродливыми лохмотьями, а вековая пыль покрывала горизонтальные плоскости толстым бледно-серым ковром.
Обнаружив крутую уходящую вниз лестницу, Шорл спустился в глубокий подвал, освещая свой путь зажигалкой. К счастью, внизу отыскался нормальный факел, и Шорл не медля его зажёг. Когда тьма худо-бедно рассеялась, он заметил на дальней стене железное кольцо, наподобие того, к которому был прикован во время разговора с Ларошем. Подойдя к нему вплотную, каперанг упёрся ногами в стену, и изо всех сил потянул железяку на себя. С тихим визгом, кольцо поддалось — толстый штырь, на котором оно крепилось, выдвинулся из стены примерно на десять сантиметров и замер. Дважды повернув по его часовой стрелке, капитан с превеликим трудом задвинул его обратно, и услышав громкий щелчок, отступил в центр комнаты. Кирпичная кладка, казавшаяся цельной, разошлась, и двухметровый кусок стены с шорохом повернулся на девяносто градусов, открывая чёрный зев низкого прохода. На капитана пахнуло мертвецким холодом.
— А где же летучие мыши-убийцы? — браво спросил он у черноты, чувствуя, как забегали по спине мурашки. Что характерно, ему никто не ответил.
Выдернув горящий факел из настенного крепежа, а из ножен — меч, Шорл поёжился, но шагнул в проём. Первые метров сто пещера уходила вниз под пологим уклоном, но потом выравнивалась. Шёл Лийер осторожно, внимательно глядя под ноги — стены и пол были влажными, и поскользнуться бы не составило большого труда. В некоторых местах были вырублены ступеньки, кое-где низкий свод подпирался деревянными, значительно подпорченными временем балками, но по большей части, туннель был нерукотворным. Бурые стены были гладкими, отполированными — ломом и киркой так не сделать... Идти можно было в полный рост, но вот подпрыгнуть уже не получалось — высота пещеры, хотя и постоянно менялась, редко когда превышала два метра. Периодически Шорлу чудились не то голоса, не то встречные шаги, но всякий раз это оказывалось изощрённым акустическим обманом — эхо тут было неназойливое, но звуки коверкало будь здоров.
Сначала ход вёл на нун, к морю, а потом заворачивал на зут. Сразу после изгиба, капитан наткнулся на развилку, и уверенно выбрав левое ответвление, продолжил путь. А еще через полграты, Лийер остановился перед глухой стеной, сложенной из больших неотёсанных блоков. Поискав глазами рычаг, и обнаружив его справа, в неглубокой нише, Шорл опустил железную ручку вниз. Та подчинилась на удивление легко, и даже не заскрипела. Как и в прошлый раз, за стеной что-то зашевелилось, залязгало, и она открылась наружу наподобие обыкновенной двери. А там...
В пещеру ворвался шум бьющихся о камни волн, а в ноздри ударило морской свежестью. Потушив факел, капитан вышел на свет, жадно вдыхая кажущийся таким сладким после подземелья воздух. Оглянувшись, он громко цокнул языком, воспевая старинных умельцев. Дверь была замаскирована под громадный валун, непонятным образом приделанный к её внешней стороне — неудивительно, что ход так никто и не обнаружил...
Шорл стоял на заваленном крупными камнями карнизе, возвышающимся над морем всего на пару метров. Над ним нависал высокий обрывистый берег, а справа... Шорл осторожно выглянул из-за нагромождения булыжников, и не поверил своим глазам: в двухстах метрах от его позиции, из берега брал начало полуостров военной базы! Только сейчас, Шорл смотрел на него с зута — подземный ход вывел капитана далеко за пределы города. С этой стороны полуострова не было пристаней, а был лишь высокий скалистый берег. Значит, блондин не соврал...
"Интересно, а кто построил этот туннель со всеми прибамбасами?" — мелькнула в капитанском мозгу навязчивая мыслишка — "Скорее всего — какие-нибудь контрабандисты." Когда полуостров пустовал, сюда можно было шлюпками доставлять добро, и безопасно переправлять его в город через пещеру... Потом здесь построили базу, и подпольный бизнес тихонько скончался. А подземный ход остался.
— А ты, Ларош, неплохо подготовился. — в полный голос заявил Лийер, и криво улыбнулся. Что ни говори, а разговоры с самим собой начинали входить в дурную привычку...
Капитан снова высунулся из-за укрытия. Он ещё раз прогнал в голове ларошевский план, и ещё раз ужаснулся — предстоящая авантюра была не то чтобы невыполнимой... Но слишком уж много было переменных, слишком много "если". Да оно и неудивительно: флотская база, по заверительствам блондина, охранялась качественно, и что примечательно, охранялась не только удалыми солдатами-рубаками, но и лианитовыми амулетами, равномерно распределёнными по всему полуострову. "Лианит — редчайший, и непомерно дорогой минерал, нейтрализующий магию." — рассказывал Саланэ, не сводя глаз с закованного в цепи капитана — "Как вы понимаете, на Амнейской границе он пользуется особенным спросом, и база Шатиль — не исключение. Магия там не работает, из чего и вытекают все наши сложности..." Шорл сузил глаза, и принялся наблюдать за прохаживающимися по кромке отвесного берега часовыми. Время у капитана было. Терпение — тоже.
Глава 7
"Все дороги ведут в Рум"
Дни становились короче, температура воздуха неуклонно падала, и только вода ещё хранила летнюю энергию, оставаясь достаточно тёплой даже в тёмное время суток, поэтому плавать в ней было одно удовольствие. Впрочем, после вколотых субстанций, капитан бы мог плавать и в проруби, и в кипящем гейзере — "допинг-ХХ" мобилизировал все ресурсы организма, включая самые неприкосновенные, и превращал человека в идеальное орудие убийства. На завтра намечался беспощадный откат, но сегодня он чувствовал себя богом — сила и уверенность наполняли капитана полноводной рекой, создавая ощущение полной неуязвимости...
Шорл долго дожидался момента, когда растущую сиарскую луну скроет длинное облако, и только тогда отважился на дерзкий рывок. Набрав в лёгкие воздуха, он погрузился в солёную пучину неспокойных прибрежных вод, и погрёб по направлению к полуострову, держась двухметровой глубины. Он плыл как торпеда — сильные быстрые гребки его абсолютно не напрягали. Видимость была на нуле: вода близ берега оказалась мутноватой, а скудного света звёзд хватало только на то, чтобы разобрать, в какой стороне находится небо, а в которой — дно. Но Шорл не жаловался, и уж тем более не боялся — как один из побочных эффектов, лекарство притупляло даже инстинкт самосохранения. А хотя... Зачем нужен инстинкт самосохранения, если ты бессмертен?
Лийер бы и сам не сказал, откуда пришло знание, что впереди — камни. Но всплыв на поверхность, он понял, что интуиция не подвела — берег был прямо перед носом. Капитана подхватила метровая волна, и с силой бросила на прибрежные скалы, но боли он не почувствовал. Вернее, он просто её проигнорировал, как будто она приключилась не с ним... Вскарабкавшись по камням вверх, каперанг свалился на четвереньки, и шумно отдышался-откашлялся — сколько не пичкай себя лекарствами, сколько не оптимизируй человеческий метаболизм, но проплыть без акваланга треть километра под водой — это грань возможного.
