И вот теперь Вай отдувался, стоя перед гостеприимно распахнутыми воротами отеля. Кожа под фальшивыми усами и париком отчаянно чесалась, темные зеркальные очки норовили сползти с носа. Наверное, можно бы обойтись и без маскировки, но вдруг Цукка все-таки окажется дома? Если он намеревается честно предложить интервью, то дурацкий набор начинающего шпиона нафиг не нужен. Но если он хочет предварительно провести хоть какое-то подобие расследования, то с места в карьер свой интерес открывать не следует. В конце концов, может же заблудившийся турист спросить дорогу?
Журналист вошел во двор и осмотрелся. Кирпичные стены с потемневшей от времени штукатуркой, деревянные двери, распахнутое окно кухни, откуда тянет вкусными запахами, опавшие по осеннему времени деревья за невысокими стенами... Деревенская идиллия.
— Эй! — крикнул он. — Хозяева!
— Гав! — громко сказали сзади.
Вай подпрыгнул от неожиданности и резко обернулся. В двух шагах позади него стоял высокий вихрастый юноша в обтрепанных шортах и майке, явно северянин, если судить по русым волосам и физиономии. На вид парню исполнилось лет шестнадцать или семнадцать. Он с откровенным интересом разглядывал гостя. В шаге позади него стояла пухлая девица того же возраста и в такой же одежде, но ее руки были скрещены на груди, а на лице застыло подозрительное выражение.
— Э-э-э... — остроумно высказался Вай, пытаясь понять, как они оказались у него за спиной.
— Смотри, Яни! — с пафосом заявил юноша, поднимая одну руку вверх и становясь в позу оратора. — Внемли трагическому... нет, эпическому моменту в твоей судьбе! Явился к нам в гости звезд... как там звезда мужского пола?.. а, неважно, в общем явился к нам самый натуральный репортер из настоящей столичной Оканаки! И сейчас он станет нас прославлять на всю страну!
С этими словами он неожиданно ловко ухватил журналиста за кончик приклеенного уса и с силой дернул. Вай взвыл от боли и ухватился за опустевшую верхнюю губу, а наглый юнец уже нашлепнул фальшивые усы себе под нос и повернулся к девчонке:
— Смотри, я умудренный возрастом муж с сединой во власах, — заявил он. — Как думаешь, мне идет? Может, начать отращивать? Выпрошу у Дзинтона средство для ращения волос — и займусь.
— Мозги, Лика, тебе нужно начать отращивать, пока не поздно! — сердито заявила девчонка. — Ты что хулиганишь? Смотри, пожалуюсь Цу.
— Я, между прочим, совершеннолетним стану скоро, — не испугался юнец. — И вообще насилие над детьми запрещено. Она воздействовать может исключительно морально, а здесь еще вопрос, кто на кого воздействует.
— Я и папе нажаловаться смогу, — фыркнула девчонка. — Ему расскажешь про моральное воздействие. Или сама накостыляю для простоты вещей. Прости, господин Вай, эту глупую личность зовут Палек. Я Яна. Тебя мы знаем. Рада знакомству, прошу благосклонности.
— Р-рад знакомству... — пробормотал Вай, все еще держась за губу. — То есть как — знаете?
— Ты ведь Вай Краамс, репортер канала "Весь мир"? — осведомилась девица. — Цу рассказывала, что ты к ней прицепился в Оканаке. Папа сказал, что ты обязательно появишься если не сегодня, то завтра.
— Папа? — глупо спросил репортер. Он чувствовал, что события развиваются по какому-то совершенно катастрофическому сценарию, но никак не мог сообразить, что делать и что говорить.
— Дзинтон Мураций — наш приемный отец, — как малолетнему ребенку, пояснил наглый юнец. — Ну и занудный же он папаша, я тебе скажу! Все время жизни учит. — Он оторвал усы от своей губы и сунул их в руку Ваю. — Это, кажется, твое, господин. Можешь приклеить обратно, если хочешь, я не возражаю.
— Лика! — прикрикнула на него девица. — Перестань паясничать! Господин, прошу, не обращайте на него внимания. Тяжелое детство, скверное питание, недостаток фосфора — вот и последствия: острая умственная недостаточность.
— От трудного ребенка слышу! — не остался в долгу юнец. — Кое-кому, кажется, детские кошмарики ночами спать не дают, вот и нервничают они, как клаустрофоб в лифте. Тебе вообще... — Он осекся, склонил голову и к чему-то прислушался. — Прошу прощения, господин Вай, папа сообщил, что появится через несколько минут, — продолжил он уже нормальным тоном. — Пока что мы приглашаем тебя на чашку чая.
Вай внезапно сообразил, что во время буффонады взгляд юноши оставался внимательным и цепким. Наглый мальчишка просто тянул время. Или испытывал его характер. Похоже, если к выражению "влип по уши" и существовала лучшая иллюстрация, ее следовало долго и упорно искать.
Ладно.
— Приношу извинения за свой внешний вид, — спокойно сказал он. — Мне не следовало изображать из себя кого-то другого.
Он снял темные очки, засунув их в карман пиджака, стянул парик и вместе с усами бросил его на землю.
— Я хотел бы поговорить с господином Дзинтоном, — продолжил он. — Однако, госпожа Яна, еще больше я хотел бы поговорить с тобой. С тобой и с твоей сводной сестрой, Кариной.
— Поговорим, господин Вай, — вежливо кивнула девушка. — Однако с Карой пообщаться не удастся, если только ты не хочешь использовать пелефон. Она в другом городе и нескоро оттуда вернется. Боюсь также, что на вопрос, который ты намерен мне задать, я отвечу "нет".
— И какой вопрос я намерен задать?
— Я не даю интервью. Как и Кара. Более того, на основании Закона о тайне личности я требую, чтобы ты ни при каких обстоятельствах не раскрывал сведения обо мне на телевидении, в печати или как-нибудь еще. Учти, что наш разговор записывается охранной системой, запись при необходимости предъявим в суде.
— Круто... — пробормотал Вай. — И какая сумма гонорара может заставить тебя изменить свое мнение?
— Никакая. Нижайше прошу, господин, пройди в дом. Ужин уже готов. Я могу накормить тебя, если ты голоден, или просто предложить холодного чаю. Папа просил, чтобы ты обязательно дождался его прихода.
— А если не захочу? — в Вае начало вскипать раздражение.
— Господин, — Вай внезапно сообразил, что у девицы такой же внимательно-цепкий взгляд, как и у парня, совершенно не приличествующий ее нежному возрасту, — ты заранее знал, кто здесь живет. Ты в курсе, что я девиант первой категории. Сомневаешься, что я способна задержать тебя силой?
— Произвол! — возмутился репортер. — Насилие над личностью!
— Ты нарушил границы частной собственности, господин. Нарушил с применением маскировки, — Яна кивнула на валяющийся на земле парик. — Ни один суд не встанет на твою сторону. Пожалуйста, не упрямься. Папа сказал, что сговорчивость в твоих собственных интересах, а он никогда не ошибается.
— Похитители! — проворчал Вай. Разумеется, он не ушел бы отсюда даже под угрозой оказаться расплющенным всмятку нахальной девицей. Но определить отношения стоило сразу. Итак, он принудительный гость. Ну, по крайней мере, не пленник в подвале. — Ладно, что с вами поделаешь, с такими убедительными... Ты что-то говорила о чае, молодая госпожа?
— Да, господин, — кивнула девушка. — Нижайше прошу пройти в дом.
Оставив Вая в столовой под присмотром Палека, Яна ушла в кухню. Репортер с интересом огладывался. Отель являл собой типичный образчик гостиничной архитектуры полувековой давности: два этажа, несколько жилых комнат, несколько служебных помещений, деревянный пол, туалеты и ванные общие на этаж и, разумеется, никакого лифта. Маленький провинциальный отель традиционного стиля, не способный по комфорту конкурировать с современными пятидесятиэтажными чудовищами со звукоизолированными номерами и ковровыми дорожками с ворсом по щиколотку. Однако на обстановке явно лежала печать домашнего уюта. Под потолком поблескивали светильники со стеклянными кистями, а не обычные матовые плафоны, стены коридора и столовой покрывали обои в цветочек, а поверх обоев висели картины.
— Можно посмотреть поближе? — осведомился репортер, кивая на стену.
— Мое величество не возражает, — вальяжно махнул рукой парень. — Смотри и впечатляйся. А я понаблюдаю, как ты впечатляешься.
Впечатлиться действительно нашлось чем. В некоторых картинах и рисунках обалдевший Вай опознал оригиналы кисти художников хотя и современных, но страшно дорогих. По крайней мере две акварели, судя по инициалам в нижнем углу, принадлежали перу Квера Танакиса — новой звезды, уже достаточно прочно утвердившейся на художественном столичном небосклоне. Если Вай правильно оценивал их стоимость, каждая тянула тысяч на пятьдесят. Висели картины и других художников, менее известных, но все равно модных и дорогих. Среди них как-то даже странно смотрелся листок с кривой надписью от руки "Расписание дежурств по кухне", в графах которого стояли имена — "Карина", "Яна", "Цукка", "Саматта", "Палек", "Дзинтон". Столбец с именем "Карина" аккуратно перечеркнули с пометкой "До зимников". Однако же и порядочки у них в доме! Держать на стенах такие картины и не иметь средств для найма горничной и кухарки?
Среди прочих рисунков его взгляд привлекли карандашные скетчи Мая Куданно, легкие, летящие, изображающие контуры возносящихся ввысь ажурных зданий, утопающих в окружающих садах. Рисунками этого модного в последние пару лет художника, еще одной восходящей звезды, могли похвастаться лишь три картинных галереи Оканаки и пара частных коллекций. Каждый уходил тысяч за тридцать-сорок, никак не меньше. А здесь только в столовой на стенах их висело десятка полтора. Да, владелец отеля совершенно точно не мог пожаловаться на бедность. Недаром тот... Ящерка, кажется, рвался пощупать его кошелек.
— Чепуха, — перехватив взгляд репортера, небрежно бросил Палек. — Дзи заставлял рисовать, чтобы руку набить. Я с трудом от художественной школы отбился, вот он сам меня и воспитывал.
— Рисунки... твои, господин? — поразился репортер. — Ты автор?
— Лентяй и бездельник он, а не автор, — Яна вошла в столовую, неся на подносе три чашки и кувшин. Она поставила чашку перед Ваем и налила ему ледяного чая. — Если бы папа с Цу его не заставляли работать, целыми бы днями дурью маялся. Прошу, господин.
— То есть Май Куданно — твой псевдоним, господин Палек? — Вай с наслаждением отхлебнул чай, чтобы скрыть замешательство. — Я не думал, что...
— И не думай дальше, — разрешил юнец, откидываясь на спинку стула. — Не дождетесь, не стану я художником. То, что Дзи несколько штук продал, еще ничего не значит. Хочется ему — пусть развлекается. Вот наброски настоящих проектов я бы тебе с удовольствием показал, но ты не оценишь. Никто пока не оценил, — со вздохом добавил он. — Архитекторы говорят, что слишком художественно, художники — что слишком механистично и приземленно...
— И не оценят, пока вместо учебы в Манеже прохлаждаешься! — презрительно сморщила нос Яна. — Руку набивать надо, а не с лошадками возиться, как маленькому.
— Лучше с лошадками возиться, чем в оперном после универа девочкой-подпевочкой подрабатывать! — не остался в долгу Палек. — Оперной певицей она станет, как же! Со своим тоненьким голоском, ага. Представляю себе афишу: "Весь вечер на арене скулит магистр социологии!" — точно, народ валом повалит, чтобы на такое чудо посмотреть. Как на дрессированную обезьяну в цирке!
— Лика, — зловеще произнесла Яна, — тебе не слишком жарко? Ты чайку не хочешь? А то я могу тебя и напоить, и душ тебе остужающий устроить...
На глазах у Вая, у которого голова пошла кругом, кувшин взмыл со стола в воздух и, угрожающе покачиваясь, завис над макушкой парня.
— Цукке нажалуюсь, — предупредил тот. — Она тебя саму в чае искупает. Заставит два дня на кухне дежурить или в ухо плюнет.
— Ой, испугалась! — фыркнула та, но кувшин все-таки опустился обратно на столешницу.
Ваю захотелось взять себя за шиворот и хорошенько встряхнуть, чтобы прийти в себя. Он опустился на табурет возле стола и подпер голову руками. Парочка препиралась так же, как пикировались бы обычные брат с сестрой. Но назвать их обычными язык не поворачивался. Одна — девиант первой категории. Во имя всех богов, она еще и учится на социолога и поет в опере, если верить тому, что сказал мальчишка! А сам мальчишка — талантливый художник-самоучка, который с легкостью мог бы стать звездой художественных салонов и вернисажей. А еще с ними живет вторая девица-девиант. И красавица-астрономша, разбирающаяся в небесной механике лучше, чем он, Вай, понимает высокую моду. И бывший солдат, заделавшийся археологом. И совершенно загадочная личность по имени Дзинтон Мураций, нежно любящая своих приемных детей, мимоходом ломающая через колено бандитов, до смерти запугивающая собов и при том не гнушающаяся дежурить по кухне. Не дом, а гнездо уникумов! Ох, если бы только ему удалось сделать репортаж!
— Папа проявился, — тем временем сообщила Яна, сузившимися глазами разглядывая брата. — А то бы я тебе показала, какой у меня голосок!
— Вы еще подеритесь с применением подручных средств! — насмешливо сказал вошедший в столовую мужчина. — Только имейте в виду, что разбитую посуду вычту из карманных денег, придется неделю лапу сосать.
— Вот так всегда, — вздохнул Палек. — Зажимают молодежь, не дают выплеснуть избыток энергии. Ну ладно. Янка, дуэль! В "сто сорок четыре" на традиционной раскладке, я хожу первым.
— Заметано! — кивнула девица. — Если я выигрываю, сегодня вечером дежуришь по кухне вместо меня.
— А если я, то ты завтра весь день вместо меня.
— Нечестно! — оскорбилась девушка. — И вообще у меня завтра в театре репетиция, я туда сразу после занятий иду. Вечером в твое следующее дежурство, идет?
— Девчонки! — покровительственно заметил юноша. — Никогда достойно проигрывать не умеют. Ладно, согласен. Итак, сударыня, дуэль!
— Дуэль! — сверкнув глазами, согласилась Яна, вскакивая. — Пошли.
И они плечом к плечу вышли из столовой, едва не застряв в дверях, поскольку не желали уступать друг другу дорогу.
— Молодежь... — хмыкнул новоприбывший мужчина, усаживаясь за стол напротив репортера. — И так круглые сутки. Но, между прочим, от чужого друг друга грудью заслонить готовы. Ну что, господин Вай, ты все-таки наткнулся на мою базу...
Вай во все глаза разглядывал его. Типичный южанин, лет двадцати пяти-тридцати на первый взгляд. Невысокий, худощавое гибкое тело, ежик жестких темных волос, высокие скулы, бездонно-черные глаза. И едва заметные морщинки возле глаз, выдающие внимательному наблюдателю истинный возраст: не менее сорока, а то и заметно побольше.
Да, он определенно тот же человек, которого он заприметил тогда в Институте. И голос — тот же голос, что тогда по пелефону.
— Да, господин, — согласился репортер. — Я все-таки на нее наткнулся. И, похоже, ты вовсе не удивлен.
— Разумеется, нет. Тодзи под перманентным наблюдением, о котором он не подозревает. Вся информация, которую он сливает на сторону, проходит и через меня. Да и тебя, господин репортер, по старой памяти из поля зрения я тоже не выпускаю.
— Давай начнем по порядку, господин, — вежливо сказал Вай. — Правильно ли я понимаю, что ты — Дзинтон Мураций, приемный отец девиантов Яны Параки и Карины Сереновой?
— Правильно, — кивнул тот. — И еще много кто еще. Я — тот, кто спланировал и провел операцию по ликвидации Института. Тот, кто из всех жуликов, мошенников, обманщиков и крикунов среди репортеров желтой прессы выбрал именно тебя для освещения штурма. Тот, благодаря кому из рядового журналиста занюханного провинциального канала ты превратился в скандальную звезду национального масштаба.
