Снова прозвучал далёкий рёв мамонта. И тут, совсем близко, ему ответило сразу несколько голосов.
— Разговаривают, — промямлила набитым ртом Ойты.
Насытившись, мы высыпали наружу и, выстроившись рядком у тхерема, стали смотреть на волнующееся в устье долины стадо. Животные ходили, переступали с ноги на ногу, беспокойно поводили большими ушами, кивали головами, тревожно ревели. Рыжие крохи, сбитые с толку странным поведением взрослых, не знали что им делать: то ли бежать, то ли стоять на месте; они толкались, наскакивали друг на дружку, боязливо повизгивали. Старшая самка держалась несколько в стороне от остальных и, подняв над головой толстый морщинистый хобот, раскачивалась всем телом. А по равнине, направляясь к Долине Каменных людей, шёл огромный мамонт-самец, похожий издали на неведомо как плывущую но разнотравную глыбу. Я опять видел его загнутые полукольцом бивни, (такими, и взаправду, как говорится в легендах, можно свернуть горы и процарапать на теле Земли глубокие реки), его прямой, как ствол кедра, хобот, хлопающие по загривку, обросшие темно-бурой шерстью, уши. Он приближался мелкой рысцой, забавно выкидывая вперёд колени и, чем ближе он был, тем более внушительным и страшным казался нам. Его раздутые бока часто вздымались, из легких вырывался глухой хрип: тяжеловесный мамонт устал от долгого бега. Самка неспешно пошла ему навстречу и всё стадо сдвинулось за ней. Опять воздух над долиной разорвал разноголосый рёв мамонтов: краем глаза я заметил, как мимо прошмыгнула перепуганная Со. В стаде началась сутолока: животные неуклюже толкались, сопели, перешагивали через испуганных детёнышей и беспорядочным скопом спешили навстречу пришельцу.
— Они уходят... уходят... — сорвалось с маминых губ.
Мамонты быстро удалялись. Расстояние между стадом и одиноким самцом быстро сокращалось: они спешили. Должно быть, самец часто навещал стадо, быть может, он был отцом многим из тех, кто его составлял, по крайней мере, они друг друга наверняка знали, в этом нельзя было усомниться. И они радовались встрече. Самка далеко опередила своих сородичей и вскоре остановилась напротив самца. Некоторое время оба просто стояли, нюхая воздух и покачивая головами, поджидая подхода остальных. Потом, когда стадо сгрудилось за спиной своей предводительницы, самка, почувствовав поддержку своих родичей, сделала пару шагов к самцу— исполину. Тот стоял не шевелясь. Самка помедлила и придвинулась ещё ближе. Потом ещё и ещё. Большой мамонт протянул к ней хобот, она ответила тем же. Их хоботы соединились, обвились. А затем, тишину, повисшую вокруг, разогнал их совместный рёв. Самка подошла к мамонту и тиранулась боком о его плечо. Стадо приветственно замахало хоботами и обступило их со всех сторон.
Ойты повернулась к нам с мамой. В глазах её светилась неподдельная тревога, которую не могла скрыть даже улыбка, играющая на устах. Старуха шмыгнула, вытерла нос. Было видно, что она что-то обдумывает, прежде чем произнести свои мысли в слух.
— Теперь нам надо что-то решать. — Она глянула через плечо в сторону взволнованного стада мамонтов. — Старшие братья, возможно, уйдут. Может, не сегодня, но они уйдут. Это точно. Сейчас у них — время встреч. Они собираются все вместе. И это стадо рано или поздно оставит долину, тем более, что еды для них здесь осталось маловато. — Она снова уперлась маленькими глазёнками в наши растерянные лица. — Теперь нам надо обсудить, что же мы будем делать дальше.
Мама нервно почесала подсохший рубец на щеке.
— Когда уйдет стадо, — продолжала Ойты, — вернётся и пещерный лев. А у нас нет даже оружия, кроме твоего ножа, Кья-па. — Услышав своё имя мама вздрогнула: старуха вновь, не скрестив пальцев, нарушила обычай. — Нам нечем защищаться. Нам повезло в первый раз. Но повезет ли ещё! Не знаю, — она вновь шмыгнула. — Если останемся здесь, то придётся уповать лишь на помощь духов-покровителей. Но можно поступить иначе...
— Как? — мама шагнула к ней.
— Как? Очень просто: надо идти за ними. За мамонтами. Так мы обезопасим себя от пещерного льва. Под защитой стада нам ничто не угрожает. Оставшись здесь, мы подвергаемся опасности быть разорванными на куски.
Мама задумалась, отошла в сторону. А я хлопал глазами. Идти вместе со стадом Старших братьев! Вот это да! О таком даже в легендах не говорится. Вот это будет дело! Чего же тут думать? Мне совсем не хотелось ещё раз испытывать судьбу: перед глазами у меня всё ещё стоял образ разверстой львиной пасти с большими жёлтыми клыками, с капающей на землю слюной... Ну уж нет: оставаться здесь — безумие. Нужно идти. Идти с мамонтами!
Мама подошла к тхерему, потрогала увядшую хвою на его покрытии, грустно вздохнула и обернулась к нам. На лице её, только что выглядевшем по-детски напуганным, теперь держалась непоколебимая уверенность. Она подошла к Ойты и встала, гордо распрямив спину.
— Мы пойдём за стадом, — решительно заявила она и пошла в тхерем. Ойты хмыкнула.
— Надо собираться, — сказала она и последовала за исчезнувшей в темном входом проёме мамой. Я остался один: стоял всё на том же месте и смотрел на мамонтов. Стадо медленно отходило прочь, забирая вправо. Первый восторг, вызванный радостной встречей и сопровождавшийся некоторой суматохой, поутих и мамонты вытянулись в цепь. Убедившись, что мамонты действительно уходят, я влетел в тхерем.
— Они уходят! — закричал я. — Уже уходят!
Ойты подняла руку, и я замолчал.
— Нужно идти, — сказала она. — Жаль покидать эту долину, так и не дождавшись наших. Но ничего не поделаешь. Надо! Мы оставим знаки, чтоб, когда они придут сюда, смогли по ним найти нас.
Мама недоверчиво глянула на неё, но ничего не сказала. Я понял природу её сомнений: знаки могут увидеть и наши враги, если случайно заберутся сюда. Тогда нам несдобровать! Ойты лишь развела руками.
— Иного выхода у нас нет, — сказала она.
Действительно, мамонты не стали более задерживаться в Долине Каменных людей (а ведь мы так рассчитывали на это!); они спешили на север, к болотам, где, как сказала Ойты, они собирались из разных концов Сау-со каждую осень. Нам не повезло. Мы надеялись, что дождёмся появления наших охотников в этой долине, но, вопреки нашим желаниям, всё сложилось несколько иначе. Теперь нам придётся покинуть пределы гостеприимной священной долины и вслед за стадом Старших братьев, идти неизвестно куда. Мы решили, что будем держаться мамонтовой тропы один день, не больше: этого вполне хватит, чтобы лев потерял всякий интерес преследовать нас (вокруг было много другой, более легкой, чем мы, добычи и мы сомневались, что свирепый хищник станет выслеживать именно нас). Так мы думали, собираясь в дорогу. Мама уложила наши нехитрые пожитки в суму, мы с Ойты сходили на родник и набрали воды в берестяные туеса (ведь в пути мы могли долго не встретить другого источника). Мы вышли их тхерема и с тоской оглядели долину, навсегда связавшую нас невидимыми нитями печали и скорби. Беззаботное звучание птичьих голосов, шум покачивающейся на ветру листвы, удушливый запах смолы и хвои... Торчащие, точно пальцы, каменные останцы... Могила н"Го-о... Мы помедлили, потолкались и пошли вслед скрывшемуся за поворотом стаду мамонтов — нашей единственной надежды на спасение от страшных зубов и когтей пещерного льва. И горло моё сжала горькая боль: здесь, в этой самой долине, помнящей о великих деяниях седой древности, я потерял отца; слёзы застлали мои глаза, всё вокруг смешалось в жёлто-зелённую мешанину, по щекам покатились горячие струйки, обжигая раскрасневшуюся кожу. Сердце рвалось из груди. Я понял, вдруг, что никогда больше не услышу весёлого смеха Го-о, не увижу его подходящего к нашему тхерему согнувшись под тяжестью добытой дичи... Передо мной вдруг со всей очевидной ясностью открылась горечь утраты: я потерял отца, потерял навсегда, и ничего с этим не поделать, ничего не изменить; с этим придётся жить дальше... придётся, рано или поздно, смириться.
Мама шла впереди. За ней, опираясь на клюку, ковыляла старая Ойты. Я шёл позади и нёс берестяные сосуды, наполненные студёной родниковой водой. Со бежала рядом. Когда мы подошли к выходу из долины, мама обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на утёс, где оставила Го-о. Мы уходили, оставив охотникам рода весточку о себе: в тхереме, у погасшего очага, была воткнута в землю палка, указующая вымазанным охрой концом на Сау-со — это было всё, что мы смогли и успели сделать перед своим поспешным бегством. Так закончилось моё знакомство и пребывание в Долине Каменных людей.
Следуя вдоль глубоких рытвин, оставленных во влажной земле толстыми ногами Старших братьев, мы вышли из долины и свернули на север. Справа, вверх по склону, уходил тёмнохвойный лес, прореженный голыми каменистыми проплешинами, а гребень гряды венчал неровный строй лишённых хвои лиственниц с почерневшими до середины стволами — след бывалых пожаров. Повсюду виднелись небольшие выступы породы, но не столь впечатляющие, как в долине, которая осталась за нашими спинами. Перемежающиеся лысые увалы, да лесистые ложбинки, тянулись вдоль холмов насколько хватало глаз. И ничего, что могло бы привлечь внимания, кроме медленно движущегося вдалеке стада мамонтов. А слева раскинулась, ещё более дикая и пугающая безликой пустотой и безбрежными просторами, Сау-со. Равнина подступала к самому лесу и длинными языками захлёстывала склоны, тесня низкорослые корявые кедры. У самой подошвы холмов лежали выбеленные временем и солнцем сухие стволы деревьев, точно кости ещё более чудовищных животных, нежели Старшие братья. Пышная полынь, образуя широкие заросли, покачивалась на ветерке. Под ногами хрустел брусничник. Сухая, клочьями топорщившаяся трава, сплошь покрывала землю. Кое-где торчали серые, покрытые ржавыми отметинами лишайников, большие глыбы, с которых с громким свистом, заметив нас, бросались к спасительным норам бурундуки и суслики. Размокшая от дождя почва была испещрена неглубокими промоинами, перечертившими пологие склоны темными линиями. Дальние западные горы сливались с мрачными клубящимися тучами. По равнине медленно плыли синеватые тени проносящихся по небу рваных облаков. Что же это за место такое — Сау-со? Почему здесь нет деревьев, одна только трава? Где же здесь спрячутся звери, чем укроется человек? А ведь раньше, говорят, наш народ здесь жил; чем же они топили очаг — тут и дров не сыщешь. Наверное, мучались наши предки, от того и переселились в леса, где нашли и кров и пищу. Неудивительно, что в легенде, что рассказала Ойты про Долину Каменных людей, люди голодали: что же тут добудешь, кроме мышей?
Со убежала далеко вперед и, взобравшись на гребень, крутила по сторонам головой. Мы с мамой и бабушкой шли неспеша, отчасти от того, что в этом не было особой необходимости, отчасти потому что у Ойты сегодня ныли суставы. Она всем телом опиралась на свой посох и тихо пыхтела, тоскливо посматривая вперёд, на медленно уходящее вдаль стадо мамонтов. Мы с мамой частенько нагибались к траве и срывали в изобилии растущие ягоды. Похоже, всё-таки, нашим предкам иногда перепадало кое-что в пустынной степи, думал я, облизывая посиневшие от ягодного сока губы.
Детское сердце не может долго предаваться печали и, наверное, это к лучшему. Вскоре мы с Со затеяли весёлую игру в догонялки: я мчался, взбивая жёсткую траву от собаки, радостно рычавшей за моей спиной, а когда её голова показывалась сбоку, останавливался, пропуская Со вперёд и уже гнал её. Степь оглашалась задорным смехом и громким тявканьем. Мама улыбалась, наблюдая нашу игру, а Ойты даже покрикивала, подбодряя то одного, то другого из нас. Нам с Со было так весело, что даже ссадины, полученные от падения, когда я с разбегу налетал на собаку, не омрачали её.
Стадо Старших братьев скрылось из виду, обогнув далеко вдававшийся в равнину отрог холмистой гряды. Мы остались совсем одни.
— Не отстать бы, — сказала мама, наблюдая как последний мамонт исчез за невысоким гребнем.
— Следы приведут нас куда нужно, — успокоила её Ойты. — Рано или поздно мы их нагоним, не беспокойся.
— Хорошо бы до ночи нам это удалось.
— Хорошо бы, — поддакнула старуха и нахмурила брови. Ей тяжело было осознать свою ущербность, не дающую нам двигаться с надлежащей быстротой.
— Ничего, догоним, — сочувственно сказала мама, заметив грусть в глазах Ойты.
Мы с Со притихли. Старуха попросила у меня воды и я подал ей туес. Она сделала два больших глотка и вернула мне сосуд.
— Хотелось бы ещё, да потерплю, — сказала она и улыбнулась вымученной улыбкой. Я тоже улыбнулся: мне было жаль её.
Мы подошли к гряде, заслонявшей от нас мамонтов, и остановились для отдыха.
— Что это? — крикнула мама и указала куда-то вдаль. Там, на равнине, что-то двигалось, большое и тёмное. — Мамонты?
— Слишком быстро идут. Это не Старшие братья. Куланы или сайгаки, — ответила Ойты, щурясь на солнце. — Их тут много. Большие стада.
Со тоже заметила перемещавшееся по равнине тёмное пятно: забеспокоилась, заскулила, вертясь на месте.
— Зовёт нас поохотиться! — засмеялась старуха, хлопнув себя по коленям. — Сейчас бы тугой лук, да сил побольше...
Мы с мамой поглядели на неё и тоже засмеялись — очень уж потешно выглядела Ойты: она присела на корточки, прикрыла глаза от яркого света, а другой рукой сосредоточенно покручивала мочку левого уха. Она прямо тряслась вся от возбуждения.
— Отохотилась уж я, — улыбнулась старуха, оборотив грустный взор в нашу сторону.
Я вспомнила родное стойбище, где у каждого тхерема торчали, увешанные сушёным мясом и рыбой, вешала и замолчал. Стало грустно. Как жалко, что всё это изобилие, казавшееся всегда само собой разумеющимся, нынче недосягаемо: не мы, а грязные чужаки довольствуются щедротами наших лесов. Снова нахлынули думы об умершем тхе-хте. О, духи, как же мне хотелось повернуть все вспять: хотелось, чтобы все оставалось по-старому, чтобы никаких чужаков и Пыин-ли не было, а если бы и были, то жили б они подальше.
На выступе скалы, у подножия гребня, который хорошо был заметен издали, мы поставили ещё один знак для наших охотников, точно такой же, что и в покинутой хижине в Долине Каменных людей. Лучшего места для знака и придумать было сложно: камень, где мы установили знак, было видно ещё от выхода из долины. Из озорства, я взобрался на него и горделиво распрямил плечи, ожидая заслуженной похвалы за проявленную удаль.
— Слезь, слезь от туда, Сикохку! — закричала старуха. — Знак свернешь, слезай немедленно.
— Ха! Я вижу их! — крикнул я, заглядывая за неровность гребня. — Мамонты там. Впереди болото. Они идут к нему. Это совсем недалеко... — Мама стащила меня вниз и сама вскарабкалась на глыбу.
— Сикохку правду говорит. До болота мы дойдем к вечеру. Там, должно быть, распадок с ручьём имеется: откуда-то ведь вода в болото течет. Хорошее место подыщем и остановимся. Это то самое болото, бабушка?
Старуха почесала нос.
— Должно быть, — ответила она. — Если так, то мы пришли. Тут нам будет спокойно.
Мама заулыбалась. Я тоже просиял: оказывается, земля такая маленькая — вот уже и до болота дошли. Но внезапно в мою душу закрались сомнения.
