Сказки моей осени

Настя ожидала, что теперь Бераак предложит ей руку и проводит в другую комнату, хотя бы на первом этаже, где они вместе и позавтракают, но хозяин велел позвать другую служанку — и не одну. Пока две убирали осколки посуды, третья быстро перенесла в "кабинет" новые блюда. На двоих. Так что Настя села напротив Бераака и оглядела стол, который на этот раз выглядел совсем иначе.

Да, на двоих, со всем необходимым содержимым для нормального поглощения еды. Никаких подносов и тарелок с жидкой кашей. В обеих новых тарелках по куску отварного мяса (у Бераака побольше — но это справедливо, он мужчина) с парой ложек салата и овощной поджарки. Чашки с горячим чаем и вазочка со сластями. Настя вооружилась вилкой и столовым ножом и с удовольствием принялась за завтрак, про себя размышляя: "Могут же и сразу нормальный завтрак устроить. Зачем надо было присылать эту жуткую Мор?"

За завтраком она обнаружила, что Бераак внимательно следит за её руками. Проверяет, господских ли она кровей? Пусть проверяет. Если Настя раньше, в своём мире, не совсем уверенно пользовалась столовыми приборами, то время, проведенное в поместье дамы Летиции, оказалось весьма обучающим: вилка с ножом в её пальцах работали как надо!

Доев отварное мясо, Настя спокойно спросила:

— Так что вы обо мне сказали этой Мор, если она меня не только воспринимала шлюхой, но успела даже обозвать ею?

— Как?.. — поразился Бераак. — Как она вас назвала?

Настю позабавило: они только что говорили друг другу "ты", а тут вдруг перешли на "вы". Обстановка за столом требовала соблюдения этикета?

Немного подумав, Бераак раздражённо хмыкнул и попробовал объяснить:

— Она решила: раз я вас поместил сюда, значит, я вас прячу именно как любовницу.

— Женаты? — чуть свысока спросила Настя, логично сплетая это объяснение и поведение нахальной Мор. Но, выпалив предположение, вдруг вспомнила его слова, что он был бы готов жениться на ней, если бы не... некоторые причины.

— Я? Нет. С чего вы решили? А, понял, — поморщился Бераак, потянувшись за чаем.

Они разговаривали светски и чуть безучастно, изучая друг друга. Под конец завтрака Бераак сказал:

— Барышня Насти, ещё раз приношу свои извинения за поведение служанки. Надеюсь, остальные будут относиться к вам соответственно.

— То есть как к пленнице? — не замедлила с вопросом девушка.

— Как к гостье! — рявкнул Бераак. Кажется, добродетель терпения ему была неизвестна.

Он дождался, сидя за столом пока девушки-служанки не уберут со стола, и лишь после этого встал и распрощался с Настей, предупредив, что вот-вот к ней придут, чтобы она провела ритуал. Возле двери из подвала хозяин помедлил и всё-таки спросил:

— Что вам нужно, чтобы не проводить время в скуке?

— Книги, — решительно ответила девушка. — И лучше пусть будут приключения, а не любовные романы.

Кажется, она слегка озадачила его.

— Что ж, — наконец сказал он. — Ваше пожелание я исполню, но придётся немного подождать.

— Я терпелива, — спокойно ответила Настя, с трудом скрывая рвущуюся изнутри радость: уходи же быстрей! Мне это ожидание необходимо!!

Наконец её оставили в одиночестве.

На всякий случай Настя поспешила оставить у двери стул, поставленный на две ножки, — то есть таким образом, чтобы он с грохотом свалился, если дверь неожиданно для неё откроют. Немного обезопасив своё времяпрепровождение и даже отмахнувшись в мыслях от объяснений, зачем она так сделала, девушка помчалась сначала к кровати.

Она руками обшлёпала все стены, потолок (где могла дотянуться), залезла даже на балдахин кровати, потом пролезла под кроватью и даже земляной пол простукала снятыми с ног лёгкими домашними туфельками, нетерпеливо прислушиваясь, где он будет звучать иначе. Подвела итог: из спальни сбежать невозможно.

И, не задумываясь о том, плохо ли это, бросилась в "кабинет". Горевать будет потом — когда выясниться, что сбежать вообще нельзя!

"Кабинет" почти незаметно был поделён на две части. Одна, видимо, предназначалась для скудной мебели — для стола и стульев, и создавала впечатление жилой комнаты. Вторая — без ковровых покрытий на полу — предназначалась для проведения ритуала. Для начала Настя попробовала сдвинуть стол с места. Увы... Сдвинула и легко. Затем снова тщательно обыскала помещение. Ни капельки надежды на потенциальный побег. Взъерошенная, она постояла в раздумье посреди "кабинета", а потом вспомнила и помчалась в "ванную" — то бишь в умывальню. Потом сообразила и сначала вернулась к входной двери, где убрала от той же двери стул, приткнувшийся к ней на двух ножках. В умывальне-то она может закрыться безо всяких подозрений, что делает нечто непозволительное.

Умывальня. Последняя надежда. Настя осторожно, но плотно простукала и прошлёпала стены, потолок. Перенесла с места вёдра и таз для умывания. Умудрилась даже отогнуть от стены полочку для мыла и других средств гигиены.

Бессильно села на табурет, где утром стоял тот же таз для умывания. Нет. Из подвала сбежать трудно. А то и вовсе не возможно.

Ристерда нет. Она сама почти в тюрьме — и неизвестно, как долго здесь будет. Убить столовым ножом Бераака? Что это даст? Его слуги тут же схватят её. Да и хватит ли у неё духу убить?

Настя позорно разревелась, а потом долго плескала холодной водой в лицо, чтобы не было видно опухших от плача глаз.

— Но звать буду каждую минуту свободного времени, — прошептала она себе и горестно всхлипнула, снова не удержавшись. — Ведь меня наверняка будут искать!..

Через три дня она убедилась, что странный сон, из которого её вырвала нахалка Мор в первую ночь после похищения, не был странным. То, что ей не хотелось просыпаться, то, что просыпалась ужасающе трудно, а потом еле-еле привыкла к такому режиму, — всё говорило, что для неё поменяли режим дня и ночи. Она теперь спала днём, а бодрствовала по ночам.

А Бераак выполнял свою мечту: он зарабатывал на ней, да ещё как!

Бывало, что по ночам, которые для неё стали днями, он приводил на ритуал к Слушающей по пять-шесть человек.

Поначалу Настя едва сдерживала свои эмоции: это люди с поверхности земли! А если она скажет им хотя бы словечко, кто она и откуда здесь? Но глядя на лица, на которых завязаны глаза, понимая, что магам приказали молчать в присутствии Слушающей, она постепенно сникала. Сначала испытывала счастье, слушая заикающуюся речь фамильяров, которые с преобразившимися хозяевами начинали говорить быстрей, без растягивания звуков, потом тоже стало всё равно — и ритуалы, во время которых думала, как бы сбежать с помощью магов, проходили чисто машинально... Сутки сменяли другие, а девушка всё убеждённей приходила к мысли, что для неё жизнь в этом месте — медленная смерть. Пару раз она поплакала при Берааке, чуть не с ненавистью рыдала, выплёскивая на него свою злость, а потом успокоилась.

Как-то очень легко успокоилась. Стало всё равно. Когда думала о тех, кто остался наверху и пропал для неё навсегда, просто вспоминала события, которые проходили совместно с ними. А потом и вспоминать перестала. Жила тупо от одного "дня" к другому. Просыпалась с кратким ритуалом: "Доброго утра, Ристерд". Засыпала с тем же ритуалом: "Спокойной ночи, Ристерд". Ещё один ритуал: ей принесли книги, и в самой толстой, которую, как надеялась, не сразу заберут назад, потому что в ней постоянно торчала закладка, она на предпоследней странице начала ногтем отдавливать чёрточки, чтобы считать дни, проведённые в самой настоящей темнице.

Читала первые два дня. Потом и книги опостылели.

Небольшое разнообразие вносили служанки, которые под контролем мужчин-громил приходили мыть полы в её комнатах и прибираться или менять постельное бельё. Но с ними даже поговорить не удавалось: кажется, им тоже строго-настрого приказали, чтобы не смели общаться с нею.

Раз, отчаявшись, она попросила Бераака хотя бы раз вывести её на воздух.

Он категорически отрезал:

— Нет. Такого не будет!

— А что будет? — безучастно спросила она.

— Ты всегда будешь подчиняться мне! — самоуверенно объявил он. — Что я ни скажу — сделаешь! Понятно?

— А если пропадёт дар Слушающей?

— Тогда ты... — Он ухмыльнулся. — Получишь нож в бок и будешь похоронена в дальнем углу моего двора.

Однажды, проснувшись среди ночи, Настя долго смотрела на огонёк свечи, которую зажгла перед сном. Голова чистая и ясная. Никакой тупости. Девушка встревожилась, но не сумела сделать нужный вывод, решив, что всё прояснится "утром". А на завтрак снова выпила травяной чай и забыла обо всём, что коротко пережила ночью.

И снова её больше ничего не интересовало. Вскоре Настя, как ей показалось, научилась отключаться от своих переживаний. Могла сидеть на стуле или на кровати и бездумно смотреть в стену напротив. Сначала боялась клаустрофобии, но эта боязнь медленно утонула в том же безразличии.

Когда на предпоследней странице толстой книги накопилось четырнадцать чёрточек, Настя с трудом пробилась сквозь странную апатию и во время завтрака с Берааком монотонно сказала ему:

— Сегодня проводить ритуал не буду.

— Как это?! — вскинулся хозяин темницы.

— А вот так.

— Не хочешь объяснить? — разгневанно потребовал тот.

— Не хочу. Да и зачем?

— Твой кузен... — вкрадчиво и угрожающе начал Бераак, вглядываясь в её глаза.

Девушка пожала плечами.

— И что? Что — мой кузен? Убьёшь его, что ли? И? Мне от этого ни холодно, ни жарко, честно говоря. Можешь, кстати, и даму Летицию убить. И меня заодно. И вообще... — Она равнодушно посмотрела на него, с трудом держа глаза открытыми. — Мне спать хочется. Постоянно. Проводи сам свои ритуалы. Мне они опостылели. А я усну...

Она потянулась за привычной чашкой с чаем. Бераак неожиданно выхватил чашку из её вялой руки и зарычал:

— Потом выпьешь! А сейчас... — Он встал из-за стола и потащил её к входной двери. — И не смей звать кого-то на помощь, поняла?!

— А мы куда? — нисколько не удивляясь его внезапной активности, спросила Настя.

— Гулять!

Перед входной дверью он туго завязал ей глаза, а потом легко поднял на руки и вынес на улицу. То, что она оказалась на улице, стало понятно сразу: в нос ударил свежайший морозный воздух конца ноября с едва уловимыми ароматами промёрзшего дерева. Бераак, ругаясь, стащил с её глаз повязку. Настя, ёжась, подняла глаза к ночному небу и замерла. Бесконечная чёрная синь с белыми искрами звёзд будто взлетела с земли. Девушка вдруг покачнулась и чуть не упала, когда небо резко поехало перед глазами, а ноги дрогнули от слабости. Бераак больно сжал ей плечи, помогая устоять.

— Хватит на сегодня, — угрюмо сказал он. — Завтра выйдем и постоим подольше. Но сегодня ты должна провести ритуал. Иначе я больше тебя сюда не выведу!

Учащённо дыша, боясь, что за сутки ей больше не глотнуть этого прекрасного воздуха, девушка позволила снова повязать тряпку на свои глаза и отнести себя в подвал.

И только в спальне, где отдыхала после проведённого-таки ритуала, додумалась и принялась отчаянно ругаться сама с собой: "Ты же была на поверхности! Почему ты никого на помощь не позвала, дура?!" И отчётливо сознавала — почему. Наслаждение от свежего морозного воздуха, от созерцания неба, от взгляда по сторонам, которые не были закрыты преградами в виде стен, перекрыли все давние мысли о побеге. "Ничего, — уговаривала она себя. — Он обещал и завтра меня вывести. Значит — время ещё есть!"

Дни покатились с новой частью обыденного ритуала: каждую ночь Бераак выводил Настю наверх, и она жадно всматривалась в окружающий её ночной мир. Но... не звала на помощь, как хотела. Три дня прошло, прежде чем она поняла. Нет в живых Ристерда. И ей не хочется туда, где кипит жизнь, но нет единственного человека, с которым хочется быть рядом. С некоторых пор любые мысли о Ристерде вызывали у неё слёзы. Горячие и, тем не менее, безразличные. Она оплакивала его, как будто оплакивала собственную жизнь. А как иначе? Он был её жизнью, хотя она только недавно догадалась об этом.

Чай ей продолжали подавать на завтрак. Где-то внутри она уже сообразила, что он лекарственный, что он успокаивает её, и даже была благодарна Берааку, что не может выплакать по-настоящему своё горе. Оплакать Ристерда.

После третьей недели в темнице она перестала отдавливать чёрточки на странице книги. Безразличие засело так глубоко, что она порой чувствовала себя исполнительной машиной. Больше не протестовала против проведения ритуалов и бездумно наслаждалась кратковременными выходами в открытый мир...

Проведя очередной ритуал и поняв, что наверху скоро утро, Настя неохотно поужинала — привычно в одиночестве, без Бераака. И прошла в свою спальню. Села на кровати и уставилась в стену. Пора спать. Правда, сегодня её что-то беспокоило. Но она недавно поняла одну мудрость: в жизни должен быть твёрдый распорядок дня. Так легче жить. Особенно, если скована рамками темницы. Жить от известного события к другому известному событию удобно... Так что она медленно подняла руки, чтобы снять с волос все заколки и начать готовиться ко сну.

Глаза необычно стремительно скользнули взглянуть на стену слева.

Показалось, что там кто-то появился.

Нарушение её покоя. Уже давно такого не было. Даже склочную Мор заставили покориться для услужения "девицы из темницы". И та больше неприятных сюрпризов не устраивала. Но что, если... а вдруг? Настя машинально встала и подошла к подозрительной стене. Не хотелось бы вляпаться в нечто грязное...

Но стена была обычная, и она вернулась к кровати. Сняв с волос все заколки, Настя опустила руки и посидела немного, думая о своём завтрашнем дне, известном ей досконально, до мелочи. "Как белка в колесе..."

Краем глаза снова уловила что-то странное с той стеной, но на этот раз не встала, а продолжала следить. Вскоре она поняла, что стена, которую, между прочим, плохо видно из-за свечей, поставленных только рядом с кроватью, время от времени покрывается вертикальными полосами, которые трудно увидеть, потому что они мгновенно исчезают.

Уже озадаченная, Настя снова заставила себя встать и подойти к загадочной стене.

Внезапно полосы заколыхались, а ещё внезапней наполнились цветом и формой, и перед девушкой появился страшно окровавленный Ристерд. Он покачался, напрасно пытаясь улыбнуться разбитыми губами, а потом прошептал:

— Ну и понаставили тут тебе... блоков от нас... Не прорвёшься...

Она бросилась к нему обнять. Вовремя — он закрыл глаза и повис на ней, чуть не свалившейся вместе с ним.

Семнадцатая глава

Но едва девушка укрепилась на ногах, как тело Ристерда отвердело, и он перестал опасно пошатываться и давить на неё, стараясь устоять на ногах самостоятельно.

— Всё, всё... — прошептал он. — Не держи меня. Это только в первые секунды, а потом я уже сам... Я и правда не думал, что будет так трудно прорваться к тебе.

— Ты... — не веря глазам, прошептала Настя. — Ты... живой?!

Она погладила его по спине, по плечам. Настоящий. Не бред. Не галлюцинация. Потрогала его затылок, заглянула в блестящие глаза, выглядывающие из-под привычно слишком длинных, слишком отросших волос, — и расплакалась, сама прильнув к нему.